Попаданец со шпагой - Коротин Вячеслав Юрьевич (книги .txt) 📗
— Видите ли…
В общем, рассказал я о бездымном порохе и новых пулях. Некоторое впечатление на подполковника это произвело, но, кроме того, на лице читалось ещё и некоторое разочарование.
— Всё это очень хорошо и перспективно, но я, честно говоря, не совсем понимаю: зачем потребовалось моё участие? Я ведь артиллерист, а пушками вы заниматься вроде бы не собираетесь.
— Так не я же вас назначал, Александр Дмитриевич.
— Это понятно, но несколько неприятно – руководить тем, в чём не очень-то разбираешься…
А вот тут у меня и всплыла некая идея из далёкого "загашника" сознания.
— Знаете, пожалуй, я смогу предложить ещё и кое-что, представляющее интерес и для артиллериста. Только дайте мне сначала наладить производство пороха, хорошо?
Это я зря. То есть по загоревшимся глазам своего начальства сразу понял, что "живым" оно меня теперь не отпустит – придётся "колоться". Не зря я в своё время попросил Барклая подключить к проекту именно этого "энтузязиста", который, дай бы ему Господь долголетия Мафусаилова, мог Россию ещё в девятнадцатом веке чуть ли не в космос вывести… Загибаю, конечно, но действительно – первый российский "ракетчик" реальной истории этот самый Александр Дмитриевич Засядько.
Да и ладно – чего томить неизвестностью хорошего человека:
— Александр Дмитриевич, — начал я отвечать на безмолвный, но совершенно явно "кричащий" вопрос подполковника, — вы ведь наверняка наблюдали всевозможные фейерверки. Так?
— Разумеется. Это вы к чему?
— К тому, что шутиха, взмывающая в небеса, может нести не только "развлекательный" заряд, но и боевой. И лететь не только вверх, но и во врага. Что скажете по поводу такой идеи?
Задумался. С ответом не торопится. И это неплохо – значит действительно мыслящий человек, а не представитель большинства, представители которого сначала начинают говорить, а потом думают над тем, что сказать хотели…
— Боевые ракеты? — с удивлением посмотрел на меня Засядько. — Слышал я про обстрел англичанами Копенгагена. Думаете, что имеет смысл воспроизвести это оружие в России?
— Именно. Только я химик, а не баллистик и могу сделать для них заряды – движущий и поражающий, а насчёт всего остального, это как раз по вашей части.
— Но подождите: я уже представляю, что сделать такую ракету можно, но ведь она практически неуправляема. Точность огня такими "средствами доставки" будет ничтожна, разве нет?
Ишь ты! Значит не Штирлиц придумал заканчивать ответ в дискуссии вопросом.
— Разумеется, с точностью пушечного ядра ракета не сравнится, но не стоит рассматривать её одну отдельно взятую. Ведь и орудие не наводят в конкретного солдата. А если пускать ракеты залпами? Сделать станок из десятка… Нет! Лучше из шестнадцати направляющих, трубы четыре на четыре, и из него по наступающим колоннам неприятеля, а?
— Идея конечно интересная, — засомневался подполковник, — но…
— Сырая? Незрелая? – Правильно! Но ведь есть над чем подумать и поработать, верно?
Семена в очередной раз упали на подходящую почву. Можно было не сомневаться.
Засядько отпустил меня на обустройство, но можно было спорить на что угодно: моя идея засела у него в мозгу зазубренным гвоздём и пока не доведёт её до ума – не успокоится.
На следующий день познакомился с коллегами-химиками.
Только один из пятерых – природный русский: Козлов Илья Савватеевич из Московского университета. Трое из остальных хоть и сильно обрусевшие немцы, говорили без акцента, но немцы всё-таки: Клюверт, Миллер и Клаус. А пятый так вообще с трудом по-русски изъяснялся. Гиппенберг Рудольф Оттович.
И вот как тут секретность соблюдать?
Но зато лабораторию к моему прибытию подготовили на ять! С чисто немецкими тщательностью и аккуратностью, просто глаз радовался – захотелось начать работать немедленно, но этот дурацкий порыв я быстренько задавил в зародыше. В стахановца начну играть с завтрашнего дня.
А с завтрашнего дня действительно и понеслось: мне потребовалось только объяснить коллегам суть синтеза, дать пропорции, а дальше местные химики справлялись уже получше меня – всё-таки сказалась привычность в обращении с современным им оборудованием. Кстати, как я узнал позже, и жалование им было положено поболее моего, и даже больше, чем у Засядько. Но зато они не имели права выходить за забор на протяжении года, только в церковь по праздникам и то в сопровождении конвоя.
Но пошли на это и не пищали – работали так, что я просто диву давался. Запасы пороха за две недели перекрыли мою трёхмесячную работу в Риге. И это при всём при том, что я отошёл от непосредственно синтеза и занялся исследованиями и рационализацией. И общением с подполковником, который загорелся подкинутой идеей. Оказалось, что проблем – до чёртовой матери, начиная от банальных трубчатых направляющих, до способов стабилизации ракеты в полёте. Что самое смешное: на данный момент самым лучшим решением оказались не стабилизаторы на предмет которых я и не сомневался, а банальная палка, вставленная в хвост летящего на реактивной тяге снаряда.
Но коли производство пороха в разы превосходило рижское, то и количество отходов – соответственно. Теперь, их выливать некуда, да и жалко – кислоты тогда ой как дороги были.
Разделить отработанную нитрующую смесь, конечно, по тем временам, нереально – не сделать мне установку для вакуумной перегонки таких здоровых размеров. Но кое-что ценное из данной гремучей смеси выжать всё же можно: дважды в сутки мы относили накопившееся для утилизации сырьё к здоровенному глиняному кувшину и там аккуратно нейтрализовали в известковом молоке. Через несколько дней, с соблюдением необходимых мер предосторожности, этим занимались несколько солдат, а химики на такое уже не отвлекались.
Гипс, конечно, получался при этом никуда не годный, но зато полтора пуда кальциевой селитры в неделю мы таким образом отбивали. А это очень немалая экономия для казны.
Кстати о гипсе: именно его образование в качестве побочного продукта нашей "научной организации труда", заставило меня вспомнить, что я совсем забыл о гипсовых повязках – во дурак! Разумеется, это нужно как можно быстрее довести до ума и отправить идею вместе с образцами Бородкину. Тут даже и секретить необязательно…
Не беда, что получавшийся в результате нашей переработки отходов сульфат кальция был сильно загрязнён непрореагировавшей известью – природный гипс, сырьё весьма доступное и дешёвое, а аккуратно превратить его в алебастр тоже не проблема.
То есть это можно организовать достаточно быстро и эффективно.
Куда там! Когда я обратился с данной идеей к Засядько, то выслушал он терпеливо и вежливо, но, как показалось, просто из вежливости дал возможность выговориться. И я не ошибся: мои мысли не зацепились за его сознание – думал он всё время только о своём. Кой чёрт меня дёрнул подкинуть этому подполковнику идею с ракетами?
Как только я закончил, мой начальник торопливо выдал: "Об этом потом". И вывалил на стол несколько своих чертежей.
— Вот смотрите, Вадим Фёдорович, здесь несколько набросков будущих ракет…
Вот оно мне надо? Тем более, что в этом деле я не рублю совершенно.
Но Александр Дмитриевич пристал как банный лист к известному месту. Не с первого раза удалось добиться понимания того простого факта, что я химик, а ни разу не баллистик.
Ещё со школы ненавидел кинематику: как только там в формулах появлялись синус или косинус – моё сознание мгновенно отключалось. Со всей остальной физикой я дружил, кроме волновой – "косинус омега тэ", это вообще было для меня абсолютно нецензурным словосочетанием.
Так мало того, что мой начальник совершенно конкретно грузил своего подчинённого совершенно чуждыми для основной работы проблемами, он вообще стал в значительной степени манкировать своими основными обязанностями: обеспечивать сырьём и оборудованием работы по производству бездымного пороха. Мне, за последние пару недель, уже пришлось не раз вежливо напоминать подполковнику, что кончаются то кислота, то селитра, то хлопок, то спирт…
