Скиталец. Начало пути (СИ) - Баранов Василий Данилович (электронные книги бесплатно .txt) 📗
- Мы не нуждались. - Продолжал Сол. Говорит задумчиво, тихо. Плывет по волнам своей памяти. - Я был младшеньким. Меня любили, баловали. Я помню, как мать приходила ко мне, что бы уложить спать. - Даня представил свою комнату в доме на тихой Тракторной улице. Мать входит пожелать спокойной ночи. Привычное течение жизни. Как много схожего в детских воспоминаниях. - Помню отца, который подзывал меня к себе, а я несся к нему со всех ног. Он брал меня на руки, а я обнимал его за шею. Иногда он, конечно, был строг, но не со мной. Мне тогда было лет шесть, семь.
У Даньки нет таких воспоминаний об отце. Но есть плюшевый мишка. Сон о сказке, что читает отец, сидя с ним на диване.
Лицо парня с бака дернулось, широко распахнулись глаза. Тьма пустоши и дальних холмов пришла с визитом в его душу. Она пришла из глубин, где пряталась в сознанье.
- Они пришли ночью. - Сол не уточнял, кто они, но боль в голосе рассказала все. Враги. - Была ночь. Почти все спали. Мать уложила меня, я успел задремать. Они напали на нас. Шум и кпики разбудили. Перебили слуг. Убили отца. Я спрятался. Я же маленький совсем был. Перепугался. Забился в какую-то щель, темно, ни чего не видно.
Сол силился воскресить подробности страшной ночи. Ослепнув на миг, шарит в пространстве руками.
- За панелью возле большого шкафа дырка. Ее не успели заделать. Совсем не помню, как туда пролез.
Воображение Даньки нарисовало темную комнату. Ребенок в страхе мечется, ручонками нащупывает узкую дырку. Худенькое тельце проваливается во влажный мрак.
- Я слышу только крики. Только крики. Я слышал. Я слышал, - повторял Сол и тут схватился заворот рубахи Дэна, - Я слышал, как кричала мать. Они...
Лицо Сола окаменело. Глаза, таких глаз Дэн еще не видел. Рот хватает воздух. Парень не видит ничего вокруг. Грань помутнения рассудка, наивысший порог страдания. Дэн обнял руками плечи друга. Единственная надежда, тепло прикосновения вернет несчастного на землю.
- Они изнасиловали ее, а потом убили. Они убили ее, и я слышал, как она кричала! - Не крик, а хрип срывается с губ. Лучше бы он кричал, выдавил криком свою безысходную боль.
Тишина.
- Они искали и меня, но не нашли. - Кружатся, падают слова. Приговор самому себе. Будто винит себя, что изверги не нашли его. Будто бы смерть была лаской, прощением и искуплением. Детский страх, непосильный крест: он был обязан броситься навстречу гибели, не прятаться. Нынешний Сол не желал простить того ребенка.
" Как объяснить тебе, тот мальчишка-несмышлёныш не повинен. Не осуждай, даруй ему прощение" - Думал Даня. По-настоящему виновные, когда вас призовут к ответу? Вы вечно молитесь своим богам, и ваши боги все прощают вам.
- Утром я вылез из своего убежища на белый свет. Дом тлел. Ночной ливень не дал разгореться пожару. - Кошмар отпустил Сола. - Трупы кругом. И никого больше. Я долго скитался. Побирался, просил милостыню. В мои годы я еще не мог быть работником. Я только лишний рот, кому я нужен. Люди давали мне кто что, кто кусок хлеба, кто покормит. Давали старую не нужную одежду. Иногда, когда было холодно или лил дождь, мне позволяли ночевать в хлеву вместе со скотом. Бросали мне корку хлеба или объедки прямо под ноги, на землю. Я хватал эту корку руками, прятал ее под рубаху и бежал, что бы спрятаться куда-нибудь, и там грыз этот черствый хлеб. Ты не знаешь, какое это унижение, ты не знаешь, как это просить, и когда вместо куска хлеба подарят хорошую затрещину. Не всем же нравятся попрошайки. Я стучал в чужие двери, двери открывались. Были добрые люди, они давали мне поесть. Иногда дверь открывалась, и на меня выливали ведро помоев. Грязная вода стекает по мне, а в ушах я слышу брань. Меня гонят от очередного порога. В конце концов, я прибился в монастырь. Монахи оказались добрыми. Они пожалели меня, приютили. Я прожил там несколько лет, пока не подрос. Думаю, это было счастливое для меня время. Но я решил, что жизнь монаха, это не для меня. Ушел из монастыря, нанялся на корабль и вышел в море первый раз. Капитан оказался настоящей сволочью. И боцман под стать ему. Не раз и не два они прикладывались ко мне кулаком. И не только ко мне, но и к другим ребятам. За любую провинность. Это было, можно сказать, лаской. Иногда человека привязывали за руки и били кнутом, как скотину. Били до крови, срывая кожу со спины. Потом обливали морской водой. Поначалу, когда вода льется по твоей разбитой спине, охлаждает ее. Тебе думается, что благо. Но вода соленая. И когда тебя оставляют на солнце.... Ты не знаешь, что это такое.
- Фашисты, изверги. - Шепчет Даня.
- Тогда я возненавидел и море, и солнце. - Сол уже спокойно вспоминает события дальнейшей жизни. - Мы заходили в разные порты. Нам выдавали немного денег, и я, как и другие ребята, шел в таверну, что бы напиться и забыть обо всем. Что бы не вспоминать. А еще.... А еще очень часто ночью ко мне возвращался один и тот же сон. Да. Темнота. Крики. Крики. Я слышал крик моей матери. Снова и снова, крик моей матери, когда ее насиловали и убивали. Это невыносимо, Дэн. Я решил, что мне не для чего жить. Пора кончать со всем этим. В один из таких вечеров, я зашел в таверну, как следует напился. Решил, сейчас затею драку и убью кого-нибудь, и меня убьют. Сижу, смотрю, хорошо одетый господин сидит. Я взял кружку и пошел к нему, что бы завязать драку. Тогда мне очень досталось. Не плохо меня взгрели. Очнулся я на чужом корабле. Чужие матросы. И приходит тот, хорошо одетый господин. Это был капитан Свен. Я подумал, что за своего капитана матросы меня разорвут и выбросят в море. А капитан... Он подошел, подсел рядом и сказал: " Что будешь так мотаться, или сделаешь свой выбор?" Говорил капитан тихо. Он не ругался. Вовсе не ругался. Какой выбор? - спрашиваю. Если хочешь, оставайся на нашем корабле. Только у нас дисциплина. Если будешь плохо себя вести, можешь убираться на все четыре стороны. Здесь такие не нужны. И я сделал, сделал свой выбор. Остался здесь. Дэн, ты понимаешь, капитан спас меня от самого себя. Да он, наверно, и других ребят спас. Вот по этому мы считаем его отцом. Ты не думай, что мы все здесь чистенькие, безгрешные. Каждому из нас найдется, в чем покаяться в последний горький час.
Данька сказал:
А что такое смерть?
Такое ль
это зло,
Как всем нам кажется?
Быть может, умирая,
В последний горький час, дошедшему до края,
Как в первый час пути -- совсем не тяжело?
- Это ты придумал? - Спросил Сол. Парень закончил исповедь. Ему нужна передышка, время обретения равновесия.
- Нет. Это Ронсар, был такой поэт.
- А...
- Слушай Сол, ты думаешь, капитану то же есть в чем покаяться? - Дэн чувствовал, в жизни Свена были тайны. Мы все охочи до чужих секретов.
- Не знаю. Я об этом не думал. Я не лезу в чужие дела.
- Наверно, правильно, - согласился Дэн. - У капитана может и есть свой скелет в шкафу. Без грешных в этом мире не найдешь.
- Да. Без грешных нет. Безгрешен разве что один Господь.
- А ты уверен, - лукаво спросил Данька, - что он безгрешен?
- Ты что хочешь сказать? - Удивился Сол.
- А то. Помнишь, когда блудницу хотели побить камнями, он сказал: пусть первым бросит камень тот, кто сам безгрешен. Но ведь он не бросил камень. А? Об этом подумал?
- Нет.
- Вот так. Он, который смертью смерть попрал. Он пошел и искупил людские грехи. Он заплатил за наше право выбора своего пути, хотя знал, что мы не всегда будем правильно пользоваться своим правом. Может, это и есть его грех перед Богом-отцом. Порой мы сетуем, говорим, что Он покинул нас, а может это мы покинули его. И Он сейчас взирает на нас с неба, одинокий старик, и говорит: отчего вы покинули меня, за какие грехи. А то, что он не бросил камень, он хотел сказать, что он, как и другие люди. Он - Сын Человеческий. И ничто человеческое ему не чуждо.
