Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ) - Николаев Игорь Игоревич (книга бесплатный формат TXT, FB2) 📗
— Ее опыт… — брюзгливо процедил герцог, поджав губы. — Дети поиграли в войну и решили, что все могут, все им по силам.
Флесса не ответила, повернув голову к солнцу. Если она и чувствовала обиду или что-то еще, на лице молодой женщины не отразилось и тени эмоций.
Герцог забормотал под нос уже совсем неразборчиво, вдруг неожиданно и сердито вопросил:
— Что это за крючки… точки… колдовские знаки?
— Нет. Это разделители текста.
— Что? — не понял старик.
— Точки разделяют фразы. Крючки называются «запятые», они делят длинные предложения на внутренние части. Две точки одна над другой означают, что дальше будет вывод из сказанного ранее или перечисление однородных сущностей. Точка и палочка над ней — символ восклицания.
— Зачем?
— Удобно. Текст понятен, можно поместить больше слов на один лист.
— Глупая идея, — проворчал герцог. — Мы не нищие, чтобы экономить на бумаге. Если так уж необходимо, достаточно писать каждую фразу с новой строки. Или выделять первую букву цветом. Ты бы еще чернила предложила сберегать… Взгляд спотыкается об эту мазню. Я как будто читаю разгаданный лишь наполовину шифр.
— Поначалу кажется непривычным, но глаз быстро свыкается. К тому же императору нравится, — сообщила вице-герцогиня.
— Биэль?
— Да. Она оценила, как удобно стало писать длинные и сложные послания, например отчеты. Меньше путаницы. Оттовио почитал ее бумаги, теперь начал поступать так же.
— Слишком уж много лишних изменений, — буркнул герцог. — Что было хорошо для предков, сгодится и нам. Откуда ты набралась этого? Кто выдумал пачкать листы дурацкими точками?
Флесса промолчала. Старик внимательно глянул на дочь поверх листа и тоже ничего не сказал. Пожевал тонкими губами, вновь углубившись в чтение. Комментировал по ходу ознакомления:
— На день восемьсот крючных мешков хлеба… Двести бочек мяса… лучше пересчитать в овец, коз и волов. И скотину правильнее гнать своим ходом. Это будет примерно сто забитых голов на день…
— Многовато, — усомнилась дочь. Она достала из поясной сумки маленький блокнотик на шнурках и быстро посчитала оловянным карандашом. — Вместе с лошадьми эта орда станет объедать не меньше двухсот арпанов пастбищных угодий. В день! Сало и солонина выгоднее.
— Не меньше двухсот арпанов? Скорее четверть тысячи, — усмехнувшись, поправил герцог. — Но поверь мне, так лучше. Хорошая телега — ценное имущество, на войне особенно, ее всегда найдется чем заполнить. Поэтому все, что может перемещаться своим ходом, пусть идет ногами. В том числе провиант.
Флесса сделала новую пометку.
— Семьсот бочек пива, — продолжал читать вслух герцог. — Мало, добавь сотню.
Он внимательно дочитал до конца, сделав еще с пяток важных дополнений, Флесса кропотливо записала. Завершив ознакомление с очередным трудом вице-герцогини, Удолар еще немного покорчил язвительные физиономии, затем неожиданно вымолвил:
— Хорошо. Я доволен.
Флесса опять промолчала, но ее тонкие брови удивленно поднялись домиком. Сейчас фамильное сходство со старшей сестрой казалось особенно явственным. Легко было представить, как будет выглядеть младшая Вартенслебен лет через двадцать, только лицо у Биэль немного шире, а глаза темнее.
— Я доволен, — повторил герцог, отвечая на немой вопрос. — Хорошие расчеты. Двадцатитысячное войско — да, разумно. Учет дневного потребления вместо сорокадневок — тоже согласен. Но ты не посчитала обоз.
Флесса изобразила на лице вежливое непонимание, едва заметно шевельнула бровью, красноречиво глядя на последний лист расчетов.
— Мало, — покачал головой Вартенслебен. — На западе вы сражались небольшими отрядами на малых расстояниях. А этот поход станет большим. Очень большим. Сапог такого размера не топтал Ойкумену с полвека, может и дольше. За войском всегда тянется обширный маркитантский отряд. Он может быть равен собственно армии, может превосходить ее числом двукратно, бывает и вчетверо.
— Вчетверо, — пробормотала Флесса, изобразив умеренный скепсис.
— Много наемников, — деловито пояснил отец. — А они всегда тащат за собой семьи. Много жандармов, за каждым опять же пойдет собственный табор, вплоть до личных борделей. Ремесленники. Аптекари да прочая лекарская сволочь, ведь в походах люди все время болеют. Астрологи, маги. Стенобои, мостоукладчики, мародеры, торговцы. Проститутки. Беженцы, которые в разоренных краях могут прокормиться лишь объедками со столов завоевателей. Скупщики трофеев, ростовщики. Даже ювелиры, ведь ценности дешевле всего на поле боя и дорожают с каждым шагом в тыл.
— И всех тоже надо кормить? — упавшим голосом уточнила Флесса.
— Не то, чтобы… — пожал плечами герцог. — Но учитывать придется. Время от времени полезно будет устраивать им кое-какие раздачи. Бунт голодных шлюх с легкостью оборачивается возмущениями их «мужей». Усобицы в середине похода вредят общему делу.
Слово «мужей» герцог вымолвил с нескрываемым презрением, так что едкий сарказм аж сочился кислотой.
— Поняла, — Флесса опять черкнула карандашом. — Четверть сверху?
— Добавь треть. Перепиши все с учетом правок, покажешь мне. Затем отдать писцам, красиво переплести в дерево и кожу. Управиться нужно быстро. Когда будет готово, я устрою нам общую аудиенцию у Оттовио. И представлю тебя как создателя лучшей росписи снабжения для будущего похода.
— Смотрины? -с нескрываемым недовольством уточнила женщина.
Герцог посмотрел на нее бриллиантово холодными невыразительными глазами. Прежде это напугало бы кого угодно, Флессу в том числе. Прежде, однако, не сейчас.
— Хочешь продать меня по наивысшей цене? — скривила губы дочь. — Оттовио должен оценить не только тело, но и ум… брачного товара?
— Дура, — с удивительным спокойствием ответил герцог, кажется, вообще не рассердившись на строптивицу.
— Э… — вырвалось у Флессы, она закрыла и открыла рот, не в силах подобрать слова.
Вартенслебен откинулся на спинку дивана, размял пальцы без колец и перстней — от них у старика начинались отеки и боли в суставах.
— Конечно, император — не Шотан, которому с его родословной место в мусорной куче, а не в достойном обществе. Выдать тебя замуж за Оттовио было бы выгодно и полезно для семьи, — рассудил вслух герцог с таким видом, будто за свиное стадо торговался, всесторонне оценивая качество сала и перспективы забоя. — Но сейчас это невозможно. По многим причинам. В первую очередь — император хорошо понимает, что впереди долгая и тяжелая смута. Его рука и женитьба — высшая ценность, крайнее средство. А мы, увы, никуда не денемся, семья Вартенслебен накрепко связала свою судьбу с Троном. Это дает обширные преференции, однако и верность нашу покупать уже не надо.
Флесса молча слушала, сильные руки, обтянутые перчатками из тонкой черной кожи, крепко сжались в кулаки. Женщина никак не могла понять, стоит ли ей прийти в бешенство или подражать отцу в хладнокровной, расчетливой бухгалтерии возможностей.
— Сделать не супругой, но любовницей Оттовио… Тоже неплохо, — рассуждал тем временем герцог. — Немного усилий, и это вполне можно устроить. Наш золотой мальчик… хотя скорее уже блистательный юноша… определенно испытывает слабость к брюнеткам с коротко стрижеными волосами, а также при сильной воле и уме. Но и здесь я бы не торопился… Что чересчур, то не во благо. Слишком уж много Вартенслебенов окажется непосредственно у престола. И слишком уж многие решат, что баланс представительства нарушен. Те же Фийамоны, скажем… Тебя, скорее всего попробуют убить. Скорее всего, удачно, хоть и не с первого раза. А я не готов рисковать тобой ради сиюминутных выгод.
— Благодарю, чтимый отец, — склонила голову Флесса и скрипнула зубами, чувствуя, что ее попытка сыронизировать оказалась лишь жалким подобием великолепного сарказма патриарха.
— Всегда к твоим услугам, — благосклонно ответил герцог. — Поэтому я не желаю греть тобой постель Оттовио, ни в коем виде.
— Но… — Флесса развела руками в жесте предельного непонимания.
