Школа выживания (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
- Гриша. Ну, значит это, я пошёл. Позову сюда Катю. А ты, пока добычу освежуй.
- Ага. Иди.
- Угу. Жди.
Неловкие, выдавленные через не хочу слова, так и не стали полноценным диалогом. А ещё, через несколько секунд, Уин развернулся, и неспешно потрусил назад, в направлении селения. А Гриша, проводив взглядом удаляющегося друга, принялся править кромку своего ножа. Туша убитого животного большая, лезвие будет тупиться, и точить клинок придётся не единожды. Так что лучше заранее позаботиться об остроте клинка.
Акимов успел снять шкуру, выпотрошить тушу и почти отделил заднюю ногу, когда услышал ставший таким ненавистным голос Домбровской:
- Гриша, я рада, что ты добыл столько свежатины. Вот только меня, звать было незачем. Таскать я ничего не буду. Здесь вам нужна грубая, мужская сила. А я, если и помогу, то только мудрым советом, или доброй улыбкой.
- Так твоя сила, или совет здесь и не понадобятся. - ответил Акимов, прервав своё занятие, и наскоро вытирая руки пучком подобранной травы.
- А тогда, зачем звал?
Григорию, еле сдерживающему свои эмоции, не хотелось снова вступать в бесполезные дебаты, пытаться призвать эту женщину к совести, или "достучаться‟ к её глухому разуму. Всё эти попытки уже были и не принесли никакого результата. Он понимал, что проблему под именем Екатерина, можно решить только "хирургическим‟ способом - вырезать смертельно опасную "опухоль‟. Поэтому, подымаясь с присядок, он просто сказал:
- Прости Катя, но ты сама виновата. Я тебя предупреждал.
- Да ты что?! Ты всё не так по...!
Испуганный голос женщины, понявшей, зачем её сюда позвали, резко смолк. Это Григорий, подойдя вплотную, с силой вогнал свой нож в её сердце. Она смолкла, почувствовав в груди острую боль, недоумевающе посмотрела на Акимова, затем её взгляд переместился на окровавленный ножик, которым тот недавно разделывали добычу. Затем её руки, медленно потянулись к груди, на которой быстро разрасталось кровавое пятно. Но. На полпути они замерли. После чего глаза Домбровской "затуманились‟ и она, пошатнувшись, безвольной куклой упала на землю.
Акимов, приводя свой приговор в исполнение, мог выстрелить из своего ТТ, или приказать Уину выполнить роль палача. Но он решил, раз нашёл в себе силы приговорить человека к смерти, то казнить его должен сам, собственноручно. И сделать это так, как только что сделал, смотря глаза в глаза. И вот, всё свершилось. Катино тело лежит, и его неестественная поза и остекленевшие глаза, красноречиво говорит о том, что она мертва. А перед мысленным взором Григория, всё ещё стоял её угасающий взгляд. Тошно. Те аборигены, которые были убиты в бою, так не воспринимались, он их не знал, не ел с ними из одного котла, не делил первые, самые трудные невзгоды, не радовался успехам. ...
И всё же. Для самобичевания и прочих душевных терзаний, времени не было. Дальнейшие события развивались по неожиданному сценарию, на который нельзя было повлиять. Сухо щёлкнул пистолетный выстрел, за ним второй, третий. Сливаясь с ними, послышался надломленный, безумный, можно сказать, не человеческий крик: "А-а-а! Гады-ы! А-а-а! Убью-у-у!‟ - Это примерно с того же места, откуда не так давно, Акимов стрелял по мирно пасущемуся быку, бежал Вениамин. Его бледное лицо исказила безумная гримаса ненависти, рот был перекошен в душераздирающем крике, волосы всклокочены. Подросток бежал и стрелял, вырывающиеся из ствола его револьвера пули, для бегущего человека, летели на удивление точно. Они, мерзко посвистывая, пролетали в опасной близости, двое мужчин, стоявших возле его убитой матери, даже не шелохнулись и к их счастью, ни одна смертоносная летунья, так и не попала в цель.
Все патроны были израсходованы, а мальчишка всё продолжал нажимать на спусковой крючок. И когда он подбежал достаточно близко к убийцам его мамы. Уин, выверенным, внешне небрежным движением метнул свой каменный топорик. Он, с неприятным шелестящим звуком, совершил полный оборот, воткнулся подростку в лоб - опрокинув и этим, прервав его безумный забег.
- Зачем? - глухо спросил Гриша, с ужасом смотря на упавшее и бьющееся в конвульсиях тело подростка.
- Он нам не простит смерть своей матери. Никогда.
- Да-а-а. Дела. Получается, мы, только что, извели всю семью, под корень. Прервали весь их род.
- Получается что так. Но Катька сама виновата. Она сама, первая, приговорила всех нас к смерти.
- Да. Приговорила, да немного не успела.
В воздухе, буквально повисла "тяжёлая‟, гнетущая пауза. Правда она была недолгой, и прервал её Уин.
- Гриша, - поинтересовался охотник, подойдя к телу подростка, и извлекая из него своё оружие, - как с телами поступим?
- В смысле?
- Ну, оставим так. Вон, в небе над нами, уже кружат падальщики. Скоро и гралсы⁴⁸, учуют запах крови и подбегут. Когда мы уйдём, они быстро всё подъедят. Так же мы можем сжечь Катю и её отпрыска на костре. Или закопать в землю, по-вашему, новому обычаю. То, что охотник сказал не наш, а ваш, новый обычай, сильно "резануло‟ Григория по сердцу. Выходило, что Катькина деятельность ошарашила пусть и сурового, жестокого, но не знающего внутри племенных интриг аборигена. Пошатнула его уверенность в человеческих качествах приютивших его пришельцев. С рождения, в его сознании, соплеменник неприкосновенен, а тут такое .... Вот он, пусть и на подсознательном уровне, постарался дистанцироваться от этой грязи.
- Закопаем. Катька хоть и была стервой, но всё-таки, она человек и жила с нами в одной пещере. Негоже наших людей бросать без погребения. - Ответил Гриша, так и не найдя что ещё ответить.
- Хорошо. Если ты не против, я займусь ими, а ты продолжишь свежевать нашу добычу.
- Не против.
Иннокентий, кивнув в ответ, направился в лес. Где, через некоторое время, послышались удары топора по какому-то дереву. Григорий к этому не прислушивался, просто, воспринял это как данность, и вернутся к разделке быка, предварительно, тщательно вытерев от крови, и в очередной раз, подправив режущую кромку своего ножа. Поэтому, он не сразу заметил возвращение своего друга. А тот, принеся на плече некое подобие вытесанной деревянной мотыги, стал сноровисто копать ею яму. А Акимов, спустя какое-то время, заметил это, подивился необычному инструменту, вспомнил школьные уроки истории, и мысленно назвал этот примитивный инструмент палкой-копалкой.
Уже возвращаясь назад, неся в паре с Григорием, на толстой слеге, завёрнутую в шкуру мясную вырезку, Кеша сказал: "Гриша, оставлять в живых Ваню, нельзя, Катька смогла и его заразить своими грязными мыслями. Но им займусь я. Я знаю, что с ним нужно сделать. И ещё, сегодня наши рабочие должны устать как никогда до этого. Объяви, что до ночи нужно многое сделать - и пусть взрослым помогают их дети. Нужно чтоб сегодня, у всех был особенно крепкий сон‟. ...
Сказано, сделано. Праздник большой добычи, не успев начаться, был омрачён неожиданной необходимостью ударной заготовки леса и изготовлением большой партии нагелей. Нужно сделать это, прямо срочно и обморочно. Люди недовольно роптали, но трудились, тем более, Акимов пообещал, что если весь намеченный им фронт работ будет выполнен, то на следующий день, будет объявлен выходной. Благо, никто не поинтересовался причиной этого Гришиного самодурства. Как и тем, куда делся Иннокентий. Как только мясом занялись женщины, тот, не сказав ни слова, исчез. Не появился Уин ни вечером, ни на ужин. Никто не обратил на это внимание кроме Григория. Позднее, ночью, он видел, как уснули все работники его племени, дремали даже выставленные на посту часовые. И не мудрено, вымотались все, до упаду.
Причина этого безобразия была ясна, усталость, плюс, недвусмысленная рекомендация Кеши, что основному костяку Русского племени, вечерний взвар пить нежелательно. Вот и пришлось Акимову заняться ночным бдением - в полном одиночестве.
Поближе к утру, вернулся Уин. Григорий видел, как выходя из леса, тот помахал ему рукой и направился к хижине Ивана. Что там происходило, так и осталось тайной. По крайней мере, не было слышно ни звуков борьбы, ни предсмертного хрипа, никаких признаков совершаемого в ночи убийства. Также, в полном безмолвии Иннокентий покинул хижину, а проходя мимо ещё не погасшей кухонной печи, кинул в неё несколько небольших предметов.
