Маша без медведя 2 (СИ) - Войлошников Владимир (книги .TXT, .FB2) 📗
— Кому тут бус⁈ Принимайте!
— Давайте сразу в класс! — я торопливо распахнула двери.
И началась практически ярмарка. Девчонки налетели на блестящее практически как сороки. Ахали, раскладывали кульки по размерам и цветам. Учитывая, что каникулярное безделье до некоторой степени всем надоело, учебка набилась битком. И чем дальше носил Ефимыч наши сокровища, тем больше комната становилась похожа на пещеру Аладдина, уставленную бумажными и полотняными пакетами с драгоценностями.
— Не успеем мы все бусины обработать, — мрачно покачала головой Маруся.
— Должны успеть. Шесть дней до воскресенья. По кулю в день. На двоих — уже по полкуля, — бодро пошутила я, вызвав ещё один скептический взгляд.
— Так, девочки, не растаскивайте! Системнее! — строго потребовала Шурочка. — Нам нужно определиться с гармонией и количеством материала!
Вот, такой подход мне нравится.
— Предлагаю пронумеровать пакетики, — сказала Ника. — И пользоваться легче будет, прямо по схеме пометим номера.
— Верно!
Немедленно составился комитет энтузиастов, переписавших все наличные бусины в особый листок.
— Ну вот, теперь и нам будет легче, — удовлетворённо кивнула Маруся, — обрабатываем номер — помечаем.
— Согласна.
— Девочки, помогите столы сдвинуть, неудобно на полу размечать! — раздался Шурин голос из гущи толпы.
— А они повторяются! — громко отметила Зиночка. — Смотрите, красных уже третья упаковка!
— А вот ещё, — откликнулась Рита, только на тех «10» написано, а на этих «8».
— А тут вообще «6»…
Шура оставила свою разметку и протиснулась к развалам:
— Так. Давайте самые крупные оставляем, остальные — отдельно ставьте. Если не хватит, будем из них фон собирать.
— Я смотрю, больше всего как раз шестёрок, — сказала Маруся.
— Вот с них мы и начнём, — мы кивнули друг другу. — Чего сидеть-то, правильно?
Мы взяли по кульку бесцветных бусин и потащили к себе в загорожку.
Бусины оказались собраны на нитки по сотне штук, и это было удобно: начинаешь с узелка и движешься по связке как по чёткам, до узелка. У меня на одну бусину уходило около двадцати секунд, у Маруси — побольше. Обработанные связки мы складывали в пустые ящики комодов, чтоб не путаться.
Я успела обработать две связки, когда была готова схема букв, это стало понятно из того, что спальня полностью опустела — все устремились в учебный класс. Мы тоже было сунулись, но пробиться к полотну не представилось никакой возможности — сорок человек облепили его, как муравьи сахарную ложку. Сидят, иголками тычут, и уже поют.
— А ничего, что они необработанные пришивают? — озабоченно спросила Маруся.
— Ничего. Ночью придём да обработаем.
— Чувствую, спать на этой неделе придётся мало…
И это в прямом смысле слова оказалось так. Мы сидели над бусинами дни и ночи напролёт, добавляя себе бодрости магически, чего я терпеть не могу, потому что голова потом, как медное ведро. Комоды наши наполнились, выдвижные ящики сделались совершенно неподъёмными. Остатки бус грузили в шкафы, на пустые полки, между платьями…
К вечеру среды девчонки закончили наш гигантский «пояс», и мы с Марусей почти до утра просидели в учебке, закрепляя на каждую бусину накопительную воронку. Финалом я дважды прошлась по всей полосе укрепляющей формулой (чтоб ничего не отрывалось), а поверх — самоочищающей, чтоб никакая грязь не приставала.
Казалось бы, дело сделано. И вдруг Маруся сказала:
— А если её где-нибудь запрут?
— В смысле — запрут?
— Да в прямом. Поместят в гимназический музей, например. Или вот в большом зале повесят, как пример благочестия.
Я смотрела на неё и чувствовала прилив отчаяния.
— И что, всё зря?
— Прости. Я подумала об этом только сейчас.
И такая злость на меня накатила. Я выдернула из шкафа два кулька, вышла в коридор и вылетела в приоткрытое для проветривания окно, выходящее во внутренний двор.
ГДЕ-ТО. ОПЕРАТИВНИКИ
— Иван Семёнович, новости.
— Слушаю.
— Наблюдатель сообщает, сегодня утром на нижнем ярусе гимназической ограды, с той стороны, где болящие собираются, появилась надпись.
— Краской, что ли?
— Никак нет. Бусины стеклянные. По виду, словно в камень утоплены.
— И что написано?
— «Господи, помоги». Красненькими слова выложены, а прозрачными — вокруг словно засыпано. Клянётся, что за всю ночь к ограде никто не приближался.
Ничего вообще удивительного, если учесть, с какой лёгкостью эта лиса мимо всех постов охраны в больнице прошла.
— Чё ж он так долго докладывать собирался-то, наблюдатель наш? Обед уж.
— Дело в том, что со стороны надпись в глаза не бросается. А как просители начали собираться, наблюдатель заметил повышенное внимание к ограде. Подошёл, тоже посмотреть.
— Ну?
— Он, Иван Семёнович, хотел бусинку для лаборатории сковырнуть. Так его, говорит, шарахнуло, словно лошадь копытом лягнула.
— От этих бусинок?
— Так точно. В себя пришёл: голова на надписи лежит, люди его придерживают, поют — его, значит, отмаливают.
— Добрый у нас народ. Могли бы за такое и добавить. Замену отправили?
— Так точно. Кроме наблюдения другие распоряжения будут?
— Отец Сергий в город вернулся?
— Нет ещё.
— Велено до его прибытия никаких действий не предпринимать. Ждём.
26. ЭТО ОН
МЕСТНЫЕ НОВОСТИ
19 января 1964, суббота.
К субботе не произошло ровным счётом ничего. Вот вообще. Ощущение было совершенно глупое, как будто ты опаздывал на поезд, бежал-бежал, а в этом месте, оказывается, даже железную дорогу ещё не построили.
— И что мы будем делать, если никаких событий не случится? — спросила Маруся, укладывая в свой шкаф приготовленный для юродивого Андрюши мешочек с браслетиками.
— До лета дотянем?
Она усмехнулась:
— Хочешь прокатиться на императорскую дачу?
— Отчего бы и нет. Интересно глянуть, как они живут, монархи. Да и моря Чёрного я не видела. Тёплое оно, говорят. А я что-то от снега уже устала.
— Зато вопрос с дефицитом бус у нас до лета точно не встанет, — мы посмеялись и начали собираться на выезд. Поскольку завтра гимназия снова приглашена на спортивные игры к артиллеристам, художественную программу перенесли на свободные часы субботы. Обещали кино.
Выходы в кино я, в принципе, любила. Это было почти так же здорово, как картинка из шара памяти. Плоская, правда. Зато на здоровенном экране!
В этот раз гимназия ехала в Пассаж братьев Четверговых. На втором этаже, если пройти мимо ювелирного салона итальянцев Торрини (вся наша процессия, включая сопровождающий персонал, у их витрин непроизвольно замедляла движение — до того там было красиво!), открылся небольшой кафетерий, а за ним — кассы встроенного кинотеатра и сразу три зала. Это было удобно, поскольку репертуар предлагался разный: и совсем малышовое, и для отделений постарше, и взрослое. На взрослое нас пускали не всегда, а только в случаях «отсутствия неподобающих сцен». Но всё равно, все ехали в кино с удовольствием.
Знакомое мне по детским воспоминаниям «кольцо» на втором этаже (вокруг проёма на нижний этаж) всё также было окружено изысканными глянцево-чёрными растительными перилами, по одну сторону журчал фонтан, а вот напротив, по другую сторону зияющей пропасти, открылся новый салон телевизоров — специальных ящиков с экраном, для передачи изображения и звука на расстоянии. Диво! И не просто маленьких и чёрно-белых, которые кое-где можно было увидеть, а невиданных доселе цветных!
Там даже в витрину был встроен огромный, чуть ли не двухметровый телевизор — именно цветной, что вызывало у всех проходящих неизменное любопытство — и он прямо сейчас работал. Элегантная девушка вещала об открытии новой железнодорожной станции. Судя по видам, это было где-то в глухой тайге.
— А сейчас — время местных новостей! — объявила ведущая, и картинка сменилась на другую студию, в которой сидела не менее элегантная девушка с ещё более тщательно уложенной причёской.
