Хозяин таёжного неба (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– Славик! – позвал Мыльный. – Ну-ка поди перейди дорогу – там одна малолетка такие вот штуки раздаёт.
– Задержать?
– Нет, не надо. Выясни, кто такая, от кого, с какой целью…
Общей теории маньячества, как и общей теории поля, ещё никто не создал. Считается, что серийный убийца – прежде всего извращенец. Однако стоит призадуматься, и это расхожее утверждение перестаёт быть очевидным.
Скорее уж извращением следует признать то, что мы называем культурой поведения. Когда замученный цивилизацией горожанин мечтает вновь слиться с природой, она представляется ему неким идиллическим царством Красоты и Гармонии. Он просто никогда не видел, как выпрыгнувший из пруда лягух в три приёма заглатывает майского жука. Заживо. С хрустом.
Естественный отбор неприличен уже в силу своей естественности, и только отказ от неё делает нас приятными в общении существами. Такое, скажем, простое и чистосердечное действие, как сексуальное насилие, за тысячелетия человеческой истории, обрастая условностями, переродилось в любовь, убийство – в правосудие, грабёж – в сервис. В наиболее рафинированном виде эти явления зачастую утрачивают первоначальный смысл, обращаясь чуть ли не в собственную противоположность: чувства становятся платоническими, вводится мораторий на смертную казнь, обслуживание делается бесплатным. Взять, к примеру, тот же гуманизм, то есть мировоззрение, проникнутое любовью к людям (читай: ко всем людям). Что это, если не особо изощрённая форма измены Родине, религии, семье? Тем не менее гуманизм живёт, а иногда даже и побеждает.
Редко, крайне редко встретишь сейчас человека, способного на естественный поступок – пусть даже в результате острого приступа искренности. Признайтесь честно: мало ли кого нам хочется порой порезать на лоскуты? Однако мы так не поступаем! Скованные правилами и нормами, с неловкостью выбираемся из-за руля и ханжески мямлим: «Командир, ну, может, договоримся?» Маньяк же действует по велению сердца, ужасные последствия чего вы наверняка не раз видели по телевизору.
Маньяков никто не любит – даже киллеры, ибо профессионалу претит сама идея безвозмездного убийства. Не жалуют их и прочие представители криминалитета, поскольку взбудораженные начальством стражи правопорядка принимаются хватать кого попало, чем сильно мешают работе. Что уж там говорить о вас, дорогой читатель! Признайтесь, прямота и чистосердечность милы вам лишь на словах, а стоит столкнуться с движениями человеческой души в их изначальном, неизвращённом виде, вы тут же бежите за помощью в милицию, причём не всегда добегаете.
По идее, сотрудник органов, выслеживающий маньяка, должен пользоваться общенародной поддержкой, а местами даже и любовью.
Если бы не одно обстоятельство.
Изловить маньяка очень трудно.
Вскоре на стол Алексея Михайловича Мыльного лёг так называемый профиль преступника, принесённый редкозубым блондинчиком, веры которому не было ещё с позапрошлого года, когда этот, прости господи, спец представил развёрнутый психологический портрет серийного убийцы, а убийца-то оказался даже и не личностью вовсе, а группой дебильных подростков…
Впрочем, любое сообщество, от хулиганской компании до народа в целом, тоже, согласитесь, своими действиями напоминает дебила с маньяческими поползновениями. Немудрено и перепутать.
Тем не менее старший оперуполномоченный внимательнейшим образом изучил представленный документ.
«Несмотря на то, что на местах происшествий не найдено следов спермы, – терпеливо читал Мыльный, – сексуальные мотивы преступления очевидны. Вырезая на груди жертвы правильный вариант слова, убийца испытывает наслаждение, возможно, даже оргазм. Нечто подобное, предположительно, ощущают и некоторые учителя при проверке письменных работ учащихся. Цвет крови, несомненно, напоминает маньяку используемые педагогами красные чернила. Вывод: искать следует пенсионера, бывшего преподавателя русского языка и литературы в средней школе, тоскующего по прежней работе, вероятно, одинокого, не исключено, что состоящего на учёте в психоневрологическом диспансере. Лишённый возможности исправлять ошибки на бумаге…»
Дочитать выдающееся произведение редкозубого блондинчика Мыльному не дали.
– Алексей Михалыч!
Перед старшим оперуполномоченным стоял Санёк по прозвищу Карубция. Словечко это, употреблённое слушателем Высшей следственной школы в дипломной работе, прилепилось с тех пор к нему намертво и следовало за Саньком повсюду.
Ростом Саня-Карубция был невелик, но очень развит физически. У него даже мордень была мускулистой. И мордень эта сияла. Что-то, видать, раскопал.
– Ну?
– Порядок! – выпалил молодой оперок. – Не надо никакого фоторобота. Можно прямо фотографию размножать.
– А подробнее?
– Вот! – на стол Мыльного лёг лазерный диск. – У них там, оказывается, в интернет-кафе камера слежения. Засветился наш Потрошитель! Jack the Ripper! Пятнадцать ноль восемь. Тик в тик. Показать?
– Показывай.
Санёк-Карубция кинулся к компьютеру, вставил диск, заелозил мышкой по коврику, но увидеть старшему оперуполномоченному так ничего и не удалось, потому что дверь отдела распахнулась вновь.
– Алексей Михалыч! Тут к вам маньяк с повинной пришёл…
Старательно перемалывая зубами таблетку анальгина, опер Мыльный в течение вот уже семи с половиной минут выслушивал излияния раскаявшегося серийного убийцы. Явившийся с повинной доверия не внушал ни малейшего. Особенно настораживало слово «чо».
– Так, – прервал его Алексей Михайлович. – О мотивах потолкуем позже. Давайте по первому случаю. Вот вы говорите: пробили затылок молотком. Где он сейчас?
– Кто?
– Молоток.
– Выбросил.
– Прямо в парке?
– Н-нет… Выбросил в реку.
– Место показать можете?
– Д-да… Да! Конечно.
– Вот карта. Отметьте, где именно.
Поколебавшись, отметил.
– Как попали в парк?
– Пришёл.
– То есть шли пешком от самого дома?
– Нет. От дома – на троллейбусе.
– Маршрут троллейбуса.
– Не понимаю… – оскорблённо произнёс раскаявшийся. – Я пришёл с повинной. Чо ещё надо?
– Ваше дело отвечать, – процедил Мыльный. – Моё дело спрашивать. Маршрут троллейбуса.
Угрохали на убиенного Лаврентия минут двадцать. Взялись за Николая Пешко.
– Чем на этот раз пробивали затылок?
– Я ж сказал! Молотком.
– Тем, который в реку выбросили?
– Нет. Другим.
– И тоже выбросили?
– Да.
– Куда выбросили?
И так битых полтора часа.
– Ладно… – молвил порядком уже измочаленный Алексей Михайлович, доставая из ящика стола два листка бумаги. Контрольный оставил себе, а другой, где точки над «ё» проставлены не были, толкнул через стол сомнительному серийному убийце. – Читайте. Вслух.
Тот пожал плечами и стал монотонно читать:
– Осёдланный, осёдлый, отчёркнутый, отчёрпанный, очёсок, очёчник…
– Всё! – не выдержал Мыльный. – Свободен!
– Чо такое «свободен»?
– Свободен – значит чеши отсюда, двоечник!
Не веря своим ушам, явившийся с повинной поднялся со стула.
– Я буду на вас жаловаться, – дрогнувшим голосом пригрозил он.
И ведь впрямь попёрся жаловаться, придурок. До полковника Непадло дошёл. Узнав о случившемся, Герман Григорьевич явился к старшему оперу лично – до такой степени был взбешен. Или всё-таки взбешён? Да, наверное, так.
– Маньяками разбрасываешься? – гремел он. – К тебе с повинной идут, а ты…
– Псих он, а не маньяк! – огрызался Мыльный.
– А маньяк, по-твоему, не псих? Давай хоть на сутки его задержим!
– Н-ну… на сутки можно… – покряхтев, уступил старший опер, пряча в ящик стола оба листка с проверочными текстами. – Посидит, подумает…
Чёрт знает что! «Осёдланный» – через «ё», «оседлый» почему-то через «е». Свихнуться можно.
