Писарь Первой конной (СИ) - Почтарев Алексей (читать книгу онлайн бесплатно без TXT, FB2) 📗
Я все чаще задумывался, почему попал в этот мир? С какой целью? Понятно было бы, если бы я имел бы какой-то уникальный опыт в прошлой жизни, был знаменитым врачом, инженером или военным. Сейчас бы эти знания мне пригодились. Я же просто недоучившийся студент, мало что знающий и умеющий. Да, я интересовался историей, читал много книг, начал писать реферат по истории создания Первой конной армии и ее участии в гражданской войне, но к сожалению, не успел окончить.
В школе нас учили, что в 1917 году произошла историческая ошибка и на смену тонким ценителям хруста французской булки пришли жестокие потребители черного хлеба с солью (шутка!). Сейчас у меня появилась возможность во всем разобраться самому. С такими мыслями я и уснул.
Утро преподнесло сюрприз. Только пришел в штаб, как ко мне подошел дежурный по штабу красноармеец и сказал, что со мной хотят побеседовать товарищи из особого отдела. Вот тут я и струхнул — ведь я не знаю толком своей биографии. Мне неизвестно название хутора, где жил Митя? Где он учился грамоте и у кого? Если у него еще родственники? На первый же такой конкретный вопрос не смогу ничего ответить. Вдруг отвечу неправильно, а мой собеседник знает правильный ответ, сами понимаете, чем это может для меня закончиться... Идет гражданская война и что могут сделать с засланным казачком, думаю, объяснять не надо.
В сопровождении красноармейца прошел в одну из комнат на первом этаже. В кабинете находились двое: мужчина лет тридцати с начинающей лысеть головой и молодой парень лет семнадцати — восемнадцати. Они внимательно на меня смотрели. Старший отпустил красноармейца, а мне указал на стул посредине комнаты, приглашая садиться.
— Дмитрий Сергеевич Пашков, 1903 года рождения, житель хутора Привольный на Кубани? —задал вопрос старший.
— Да, — кивнул я, присаживаясь на стул. «Все, — думаю, — на первом же уточняющем вопросе засыплюсь».
— Меня зовут Вениамин Андреевич Козлов, — старший оперуполномоченный особого отдела, а это мой помощник Федор.
Звание и должность Федора он не назвал. Я для себя решил по возможности отвечать на вопросы односложно. Глядишь, может и пронесет. Моя биография, к счастью, оперуполномоченного Козлова не интересовала, обо мне он знал больше меня. Особист стал подробно расспрашивать о том, как мы храним выдаваемые нам для печати документы, куда деваем черновики и вообще очень подробно расспрашивал о всех тонкостях нашей работы. Я понимал, что интересует все это чекистов не просто так, наверняка пропали какие-то документы. Мне особисты о своих подозрениях ничего не рассказали.
— Пока все, — в конце беседы, сказал Козлов, — идите работайте. Мы вас вызовем.
Мне было известно, что особый отдел находится в отдельном здании на окраине города. Особисты видно пока решили не светить перед всеми, что допрашивают сотрудников канцелярии штаба, поэтому им выделили комнату в нашем здании.
Я поднялся к себе в плохом настроении. Было ясно, что меня в чем-то подозревают и все это может кончиться не очень хорошо.
Как оказалось, Татьяна уже все знала и сразу выложила мне новости. Кроме меня особисты уже допрашивали всех писарей дивизии, в том числе и саму Татьяну, но она для них своя и от девушки ничего не скрывали.
Недалеко от города конный разъезд заметил неизвестного, он стал отстреливаться, в перестрелке погиб. У убитого нашли пакет, в котором находились черновики документов из нашего штаба.
Просто так посторонний человек в штаб пройти не мог. Было ясно, что действовал кто-то свой, у кого была возможность собирать черновые записи для передачи противнику.
Я читал в какой-то книге, как шпион собирал из мусорных корзин копировальную бумагу. При использовании ее один раз, на ней отпечатывается вполне читаемый текст. Это не наш случай. Копировальной бумаги у нас мало, поэтому из экономии мы используем ее два, а то и три раза. Естественно, что прочитать на ней, что мы там печатали невозможно.
Черновики — другое дело. Обычно командиры писали карандашом черновик документа на каком-нибудь клочке бумаги, а с него мы печатали чистовой экземпляр. Черновики мы выбрасывали в корзину для мусора. Утром приходил истопник и весь скопившийся бумажный мусор уносил, чтобы сжечь в печке.
Кабинеты на ночь запирались, но замок был самый простой, так что любой умелец с отмычкой мог попасть в кабинет и взять то, что ему нужно. Для меня эта история была особо неприятна — я боялся разоблачения. Как бы стал объясняться в особом отделе, что я — это не тот я, за кого себя выдаю, а совсем другой человек. В лучшем случае отправили бы в сумасшедший дом, в худшем просто расстреляли бы. Мутные личности здесь никому не нужны.
Работал за машинкой, а сам обдумывал случившееся. Кто из штабных писарей мог работать на разведку белых? Татьяну отмел сразу. Она революцию приняла всем сердцем и искренне была против всего старого и отжившего за все новое и передовое, то есть против помещиков, капиталистов, церкви, семьи и свекрови; за социализм, свободные отношения между мужчиной и женщиной, за эмансипацию и так далее. Она была настолько продвинута, что ни капли не сомневаюсь, что, если ее переодеть в соответствии с модой XXI века, она легко бы вписалась в нашу молодежную тусовку. Поэтому и особисты к ней отнеслись более доброжелательно, чем ко мне. Они не верили, что она может предать.
Оставались еще три человека, из писарей штаба дивизии, в которых я сомневался и мог подозревать. Во-первых, это парень с рябым от перенесенной оспы лицом, звали его Юра. В Красную армию попал по призыву. За грамотность и каллиграфический почерк был оставлен при штабе. Больше ничего я о нем не знал. Во-вторых, писарь, Иосиф Францович, он старше всех нас, в штабе, как и Татьяна, служил в качестве вольнонаемного, всегда ходил в гражданской одежде. Судя по его речи, человек образованный. И, в-третьих, кого я подозревал, это был я сам. Чем занимался Митя до моего в него вселения мне неизвестно. Чужая душа потемки. Единственно мог твердо сказать, что лично я никаких бумаг за прошедшие две недели никому не передавал.
В конце дня Татьяна пригласила меня к себе домой, чтобы показать книгу английского поэта Шелли.
— И чаю за одно попьем, — прозрачно намекнула она, на наше вчерашнее кувыркание в стоге сена. Я согласился, но у меня после службы еще была тренировка с кавалеристами, а только потом, я мог пойти к ней.
После тренировки пошел домой, перед визитом к даме нужно было привести себя в порядок. Только открыл калитку и вошел во двор, моя квартирная хозяйка, что-то делающая на огороде, выпрямилась и крикнула, что ко мне приходил какой-то парень.
— Какой парень? — спросил я, теряясь в догадках.
— Рябой такой, — ответила хозяйка. — Он зашел в дом и сразу же вышел. Я была на огороде и сказала, что тебя нет.
И что это значит, зачем ко мне приходил Юра? Друзьями мы с ним не были, общались только по службе. Я зашел в дом и следуя своей интуиции подошел к кровати, выдвинул из-под нее саквояж и открыл. Сверху на самом видном месте лежало несколько свернутых листков. Я их развернул, это были черновики из нашего кабинета.
Я выпрямился, держа бумаги в руках — на этих бумагах, совершенно точно есть мои отпечатки пальцев. Выглянул в окно, в калитку входили оба особиста. Подбежал к плите, на которой хозяйка недавно готовила ужин. Угли еще не прогорели и по ним бежали синие огоньки. Я одним движением бросил бумаги в печку, они вспыхнули, взял кочергу и тщательно все перемешал. В этот момент в дом вошли чекисты.
— Чего сжигаешь? — спросил Козлов.
— Ничего, — ответил я, — вьюшку хотел закрыть, а угли еще не прогорели, поэтому и мешал.
— Понятно, — сказал оперуполномоченный. В это время его напарник сунулся ко мне под кровать, выдвинул саквояж и открыл его. Он быстро просмотрел мои нехитрые вещи и разочаровано задвинул саквояж обратно.
— Придется тебе пройти с нами, — сказал Козлов.
— И что я сделал? — спросил я.
— Вот это мы и хотим выяснить, — ответил он. Я собрался, и мы вышли.
