Хозяин теней (СИ) - Демина Карина (книги полностью txt, fb2) 📗

Я слушал Ленкино щебетанье, полное искреннего возмущения, будто бы она вполне себе полагала Тимоху, да и матушку его, своими родными.

Может, так оно и было?

Главное, что мысли мои уплывали туда, к Савке…

Здесь… разберется. На Викушиного сына Ленкиных сил хватит. Так что уймут и построят, и всё-то у них будет, если не хорошо, то нормально. Лучше прежнего.

А Савка…

Савка — это другое…

И понять бы, не связано ли мое чудесное выздоровление с его тоскою и апатией. А если связано, то… как мне поступить?

В город мы выбрались.

Что сказать, та же дыра и пыхтящий Савка, который пытался в нее ввинтиться. Метелька, ужом скользнувший следом. Машина, правда, уже не грузовик. Резкая вонь бензина и спирта, грохот и скрип. Ощущение, что эта вот, едва ли не на коленке собранная, явно из подручных запчастей, жестянка того и гляди развалится.

Тряска.

Савкин восторг и вместе с тем ужас, сплавившиеся воедино. Он прилип к темному, перечеркнутому трещиной стеклу. Правда, разглядеть что-то не получилось. То ли стекло было грязно до непроницаемости, то ли зрение наше, даже измененное, на подобные фокусы способно не было.

Пару раз вильнув — за окошком мелькнуло светлое пятно и темные громадины строений, — авто остановилось. И Метелька, выбравшись бочком, велел:

— Ну это… Давай, вылазь.

Савка вылез.

Что сказать. Двор какой-то. Домина углом, возвышается на пять этажей. С одной стороны двор подпирает стена соседнего строения, рассмотреть которое не вышло

— Явились, — буркнул хмурый мужик, сплюнувши под ноги. — Наглая ныне молодежь пошла. Их достойные люди приглашают, а они мало того, что не спешат уважать…

— Уважаем, Еремей Анисович, — Метелька спешно поклонился и меня дёрнул. Ну и я поклонился, раз уж положено. — Мы же ж тоже над собою не свободные. От как вышла оказия, так и сразу…

— Вижу, вижу, — мужик провел рукой по усам. Шикарные такие усы, в жизни подобных не видал.

Да и сам этот тип.

Огромен.

Высок и широк в плечах. И шинель лишь подчёркивает стать.

Впрочем, долго разглядывать мужика не получилось. Повернувшись к нам спиной, будто разом утратив всякий интерес и к Метельке, и ко мне, и в целом к происходящему, он зашагал куда-то в сторону. А Метелька, вцепившись в руку, потащил меня к дому.

— Давай, давай, — поторапливал он.

— Кто это был? — спросил я шепотом.

— Так… — Метелька оглянулся. — Еремей Анисимович. Страшный человек. Потом скажу.

Потом, так потом.

Мы поднимались по узкой тесной лестнице с крутыми ступенями. И Савка придерживался за стену. Воняло свежей краской, но и только.

Второй этаж.

Третий.

Метелька остановился перед дверью и, вытянувшись, отер ладони об одежду. Я чуял и его страх, и нерешительность, и даже желание сбежать, что нам вряд ли удалось бы.

Он и руку к двери дважды протягивал и дважды одергивал, не решаясь постучать.

Не пришлось. Дверь распахнулась сама, едва не хряснув Метельку по лбу.

— А… Припёрся, — раздался тонкий жеманный голосок. И повторил чуть громче: — Шкет припёрся. С приятелем. Ну заходите, гости дороги-и-е…

В коридор вырвались клубы дыма, смешанные с тяжелым душным ароматом духов. Причём духов дешевых, уж в этом я худо-бедно научился разбираться.

А тот, кого я принял сперва за разбитную девицу, посторонился, пропуская нас.

— Ка-а-кие сла-а-авные ма-альчики… — протянул он.

Точно он.

Наброшенный на голое тело халат сполз, обнаживши волосатую и совершенно неженского вида грудь. Да и щетина у этого… существа тоже явственно намекала на принадлежность его к сильному полу.

Условно сильному.

В одной руке оно держало бутылку. В другой — сигаретку на длинном мундштуке.

— Ка-а-акие сла-а-аденькие…

Падаль.

Я заставил себя выдохнуть и успокоиться. А вот Метелька шарахнулся, когда типчик попытался ухватить его за щеку. И тот заржал.

— Прочь поди, Сургат, — этот голос был тих и спокоен. — И пришли кого прибраться, а то развёл тут…

— Ой, да ла-а-адно тебе… все мы живём, как умеем, — это сунуло мундштук в рот и полы халата запахнуло. — Предупреждать надо…

— Я и предупреждаю, что ещё раз застану здесь это непотребство, я тебе твою кочерыжку самолично откручу и в пасть засуну, — меланхолично отозвался пока ещё невидимый Мозырь.

— Фи… грубые, грубые люди… — с этими словами Сургат выплыл за дверь, при том столь старательно вихляя задом, что становилось очевидно — играет.

И переигрывает безбожно.

А мы прошли.

Да… что сказать.

Кабинет? Комната? Как оно называется. Небольшая, да ещё захламленная до крайности. Шкаф с оторванною дверцей, что стояла тут же, прислонённая бочком. Какие-то коробки и коробочки, наваленные просто грудой. Бумажки под ногами, бутылки пустые.

— Вот что случается, когда за порядком следить перестаёшь, — проворчал средних лет мужчина, брезгливо скидывая на пол что-то длинное и непонятное. Туда же отправился выводок бутылок, и судя по звону, некоторые раскололись. В дымно-тягучем густом воздухе запахло водкою и снова — туалетною водой. — Сволочь… вот почему, когда к людям, как к человекам относишься, они так и норовят сволочами стать?

Философский вопрос.

И что куда важнее, риторический, а стало быть, комментариев не требующий. Я даже Метельку, что рот открыл, толкнул. Тот рот и закрыл.

Меж тем Мозырь скинул с кресла ворох каких-то тряпок и уселся, после чего удостоил нас взглядом. Чуть скривился, недовольно этак.

Вздохнул.

— Стало быть, вот ты каков… Охотник. Подойди.

И рученькой махнул, приманивая.

— А ты… как там тебя… Метелька?

— Д-да, — тот и заикаться стал от волнения.

— Тоже неплох. Сообразительный малый… говорили, что голова у тебя варит. Хорошо. Жадных до наживы много, а вот головастых, тех не хватает. Ты это, сходи там, во двор, поищи Еремея. Знаешь?

— К-конечно.

— Вот… поищи и передай, чтоб машинку закладывал, чтоб нормальную только. Скатаемся в одно местечко, поглядим, что да как… иди, иди.

Говорил Мозырь спокойно и с улыбочкою будто бы. И Метелька, преисполнившись радости, что доверено ему этакое непростое дело, мигом за дверь выскочил.

— Не бойся, — Мозырь сцепил руки. Меня он разглядывал пристально. Я же — его… обычный человек, чего сказать. Свету в комнате немного — вон, фонарь на столе да лампочка под косматым абажуром, что свисает едва ли не до самого стола. И свет будто отделяет меня от Мозыря, пряча его в густой тени. Опасается? Или скорее уж привычка.

Не та мы величина, которой опасаться можно.

Он же… костюм вот вижу. Правда, понять не могу, добрый костюм или так себе, средней поганости. Котелок с головы снял, примостивши на краешек стола. Руки сцепил. Руки крупные мясистые. А лицо — невыразительное, и опять не понятно, мы ли таким его видим или же оно на самом деле усредненно-неприметное.

— Я не боюсь, — я подвинул какой-то стул, с которого свалилось шмотье. — Интересно. Никогда такого не видал.

— Действительно. Жизнь многогранна…

И снова пялится.

Достал футлярчик квадратный, крышечку откинул и, подцепив мизинчиком, вытащил круглое стёклышко в оправе, которое в глаз и вставил.

Оба-на… а то и светится.

Ярко так.

Сине-зеленым. Артефакт, стало быть.

— Артефакт, да? — интересуемся для поддержания беседы.

— Видишь?

Киваем.

— Он самый, он самый… — Мозырь ответил предовольно.

— И что он делает?

— Позволяет увидеть проблемы, ежели таковые есть… дорогая штука. На тебя трачу.

— Я не просил, — я сразу обозначаю свою позицию, потому как в ином разе моргнуть не успеешь, как долгов вывесят, что настоящих, что надуманных.

— Не просил, да… но и вправду… жаль, жаль… такой молодой, а уже насквозь хворый… и что мне с тобою делать?

— А что надо?

Щурится, что твой кот на солнце. И улыбка становится шире и шире.