Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь (книги бесплатно без онлайн txt, fb2) 📗
Она с выжиданием посмотрела на меня.
— Ясно, — я улыбнулся. — Лепель хороший город, я тут второй день, но прямо в восторге. А в Москве и вправду суетно.
— А вы сами откуда? — спросила она.
— А как раз оттуда. После армии задержался, а дальше — работа, семья… уже и ехать никуда не хочется. А так я из-под Брянска.
Её лицо чуть дрогнуло.
— Вот как? — она произнесла это так, словно хотела изобразить удивление, но не справилась. — Я тоже родом из Брянской области, до Москвы мы там в дальней деревне жили. И в окружение в сорок первом почти в тех краях попала…
* * *
Через полчаса я понял, что пора закругляться. У госпожи Гинзбург имелась наготове цельная картина её военного прошлого, с которой я уже был знаком по краткой биографии на стенде краеведческого музея. Из окружения под Вязьмой она, по её словам, сумела выбраться через несколько месяцев, уже в сорок втором. Её проверили, зачислили в часть, с которой она и провоевала следующие два года. В сорок четвертом оказалась в плену и попала в концлагерь под Кёнигсбергом. Но дело было уже на исходе войны, в апреле Красная армия взяла этот немецко-прусский город, заключенных освободили, и она пристроилась санитаркой в госпиталь, где и встретила Виктора Гинзбурга.
Никакому Локотскому самоуправлению и расстрелам мирных жителей в этой биографии места не находилось. Не присутствовал здесь и памятный мне по статьям из будущего немецкий ефрейтор, который увез её из Локоти в тыл и который, видимо, появился уже во время допросов после ареста. При этом невозможно было хоть как-то подтвердить или опровергнуть её рассказ, потому что скитания этой женщины по немецким тылам были известны лишь с её слов. Для местного краеведческого музея и школьников эти рассказы выглядели очень увлекательно, особенно если у Гинзбург были заготовлены пара-тройка баек. В общем, я решил отпустить ситуацию и предоставить разбираться в ней коллегам из Брянска.
— Видите, я совсем не тот герой, которого вы, наверное, ожидали увидеть, — она даже потупила глаза.
— На мой взгляд, любой человек, который пережил ту войну и не предал свою страну — герой, — с легким пафосом сказал я. — И извините, но мне пора… скоро уезжать, поезд ждать не будет.
Я покинул этот дом с легкими расшаркиваниями и полным ощущением, что по ночам эта женщина спит спокойно, никакой вины за собой не чувствует, а за годы хождений по музеям и школам её история вылизана до блеска. Эту историю, наверное, можно было легко опровергнуть, если поднять архивы и провести очные ставки с сослуживцами. Я вообще сомневался, что во время войны она смогла бы пройти вторую проверку, с большой вероятностью ей должен был попасться параноик из особистов, который сталкивался с перевербованными немцами диверсантами из окруженцев — к концу войны в СМЕРШе смогли выводить такую породу на потоке, — и эта встреча стал бы роковой для Тоньки-пулеметчицы.
Но уже у гостиницы я вспомнил про британскую стюардессу, которая последовательно пережила катастрофы «Олимпика», «Титаника» и «Британика» и умерла всего лишь года два назад в почтенном возрасте. Наверное, чудеса случаются не только в кино, но и в обычной жизни, а эта Тонька совсем не пулеметчица, и поэтому спокойно принимает чужих и пришлых и рассказывает им о своем житье-бытье. [1]
Самое паскудное, что ограничить круг подозреваемых оказалось не слишком легко — особенно если не опрашивать весь наш список скопом, для чего не было никаких оснований, только мои голые рассуждения, которые могли оказаться и ошибочными. В день убийства лесника в сентябре прошлого года трое подозреваемых находились в законном отпуске — среди них и Гинзбурги, — а ещё двое — на больничном. К тому же убийство было совершено в субботу, так что теоретически туда мог добраться кто угодно — даже тот, кого не было в списке, главное, чтобы у него была машина. У Гинзбургов, кстати, машина имелась — относительно новый «Москвич» стоял в сарае в глубине сада. Но даже отсутствие персонального транспорта ничего не значило — всегда есть возможность попросить знакомого, а проверять всех… Ради какого-то лесника из РОНА этим никто заниматься не будет, поэтому остается только экстенсивный путь — наверняка кто-то в Ромнах видел убийцу и сможет опознать.
* * *
В принципе, больше в Лепеле меня ничего не держало. Всё остальное местный отдел КГБ сможет сделать без меня, без авралов и не привлекая лишнего внимания, а результаты отправить спецпочтой. Да, мы получим их чуть позже, но это дело ждало четверть века и способно подождать ещё неделю-две. Правда, был шанс, что неведомый убийца лесника проявится ещё где-нибудь, но если жертвой окажется такой же «ветеран» РОНА, то и пусть его, а мы заодно раскроем и это преступление.
Я лишь позволил себе напоследок немного прогуляться по городу — уж слишком славной была погода, и не хотелось сразу запирать себя в духоте машины, в которой не было никаких кондиционеров. По узкой улице я прошел мимо большой площади с обязательным памятником Ленину и братской могилой павших воинов, через парк вышел на берег озера, из-за вида которого простил Лепелю все его недостатки и даже пожалел, что не приехал летом — чистая вода буквально звала нырнуть в неё. Стоял я там, наверное, с полчаса, размышляя о том, что просто ничего не бывает.
Если бы в здешних архивах имелось то самое пресловутое нераскрытое дело об убийстве в 1947 году, я бы уже записал его на свой счет и всё-таки попал бы на страницы здешней газеты, которая, кстати, называлась не «Лепельская правда», а «Ленинский флаг», и была ненавязчиво двуязычной. Впрочем, содержание её мало отличалось от любой другой газеты советского времени — четыре полосы удоев и видов на урожай с портретами испуганных передовиков производства и куцей врезкой программы телепередач на последней странице. Моя гордость была бы удовлетворена и заметкой в этом «флаге», но в итоге я уезжаю из Лепеля без ничего — лишь с надеждой, что все мои действия были верными и в итоге приведут к нужному результату.
[1] Герой помнит дату смерти Вайолет Джессоп очень условно; та умерла 5 мая 1971 года в возрасте 83 лет.
Глава 16
«Элита бьет элиту»
С моей точки зрения события развивались предельно неторопливо, а с точки зрения коллег родом из 1972 года — неслись вскачь, словно взбесившаяся лошадь по ровному полю. Из Лепеля я уехал сразу, как только забрал из гаража отдела КГБ свою машину, и останавливался в дороге лишь на заправку, по нужде, да уже под вечер, чтобы с полчаса прикорнуть прямо на передних диванах. В итоге я приехал в Сумы в ночи, когда меня никто не ждал — только пустая квартира и гитара, на которую я посмотрел с легкой тоской, но оставил в покое. А утром уже был в управлении и докладывал полковнику Чепаку о том, что мне удалось узнать в Белоруссии.
Он отнесся к моим успехам с легким скепсисом, но это было понятно — видимо, давно уже списал то давнее убийство в «висяки», и не ожидал, что у заезжего москвича выйдет что-либо путное. Но с послезнанием расследовать такие дела много проще, чем тыкаясь по углам, подобно слепому кутёнку. Да и я, наверное, не стал бы проявлять рвение, если бы речь не шла об известной военной преступнице, о которой Чепак пока не был в курсе.
Сейчас это дело фактически переходило в разряд рутинного. Надо было запросить у Брянска всё, что им известно о том человеке, который много лет служил лесником, и дождаться из Лепеля хорошего качества фотографии подозреваемых из списка, подготовленного мной и Андреем. А потом показывать их в Ромнах возможным свидетелям — то есть обходить всякие присутственные места вроде автостанции, гостиниц, магазинов и рынков, спрашивать у таксистов и вообще у всех, кто хотя бы теоретически мог видеть чужака, который застрелил лесника из немецкого «люгера».
