Рыцарь из ниоткуда. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович (книги полностью бесплатно .TXT, .FB2) 📗
И сам не заметил, как стали слипаться глаза.
…Проснулся он от зябкого холодка, ошалело вскочил на ноги, подброшенный памятью о последнем растаявшем кошмаре из сна, – и вспомнил сразу, где он, кто он, что с ним.
Прямо над головой виднелся клочок нежно-голубого утреннего неба.
Прямо над головой. А вокруг, словно стены колодца, вздымались зелено-желтоватые кроны, куда ни глянь – ломаные линии толстых веток, покрытых пучками похожих на иглы листьев…
Он стоял у подножия каменной птицы с распростертыми крыльями. Другие, все четыре, сидели по углам площадки, плотно прижав крылья к телу. Башня ничуть не изменилась – но вокруг был тот самый лес. Либо башня переместилась неведомым образом, либо лес в полном соответствии с Шекспиром сдвинулся с места и ночью замкнул кольцо…
Хорошо еще, никаких змеелюдей не видно. Сварог топал ногами, махал руками и ежился, пока не вспомнил про заклинания. Одну за другой торопливо осушил три чашки горячего кофе – хорошо все-таки быть магом, пусть и недоучкой, и в приступе нерассуждающей решимости спустился с башни.
Дневной свет подействовал на него, как хлыст. Над деревьями сияла ало-золотая полоса восхода, сориентировавшись по ней, Сварог быстрыми шагами направился в ту сторону, где вчера видел реку.
То и дело приходилось переступать через толстые корни, змеившиеся прямо по земле, – да, лес, никаких сомнений, умел ходить не хуже его самого…
Недосмотрел, споткнулся, и тут же, словно это послужило сигналом, лес стал оживать. Кроны зашевелились, ветки плавно опускались к земле, словно бы ища Сварога на ощупь, но он, плюнув на графское достоинство, припустил, как заяц, уклоняясь от шарящих ветвей, насколько удавалось. Несколько раз налетал лицом на пучки листьев, выставив перед лицом согнутую в локте руку, несся зигзагами, а в кронах уже слышался ропот и шум, вроде бы даже членораздельный – нет, на эти штучки нас не поймаешь, подите вы все с поющими змеедевами и говорящими деревьями…
Опомнился, выскочив из леса на равнину, обеими руками отряхнул волосы от запутавшихся листьев. Увидел еще один скелет и почти равнодушно прошел мимо – впереди, среди окаймлявших долину откосов, виднелся широкий проход, вполне подходящий для человека, но узкий для живого дерева с раскидистой кроной…
Оглянулся. Сзади шумело и шелестело, над равниной пронесся странный звук, напоминавший длинный призывный крик, крайние деревья, кажется, сдвинулись с места – по Сварог уже нырнул в проход, почти бегом пустился среди голых граненых скал. Нет, деревья сюда не пролезут. Зато могут выйти навстречу местные обитатели, а деваться-то и некуда, по скалам не вскарабкаешься…
– Ну вот, – грустно-философски констатировал он, выхватывая меч.
Опомнился, перебросил его в левую руку, достал шаур, держа палец над самым спуском. Похоже, это и называется – упомяни о черте…
В узком скальном проходе шириной уарда в два, загораживая ему дорогу, лежал лохматый черный пес.
– Вот и свиделись, – громко, прогоняя испуг, сказал Сварог, прислонился спиной к скале, чтобы сзади не зашел ни один неожиданный сюрприз, стал ждать.
При звуке его голоса пес торопливо поднял лобастую голову, завертел ею вправо-влево, словно бы прислушиваясь. Глаза у него оставались закрытыми. Потом он рухнул набок, открыв голый розовый живот, засучил лапами и жалобно захныкал. Попытался неуклюже встать, упал на землю и заскулил громче.
Сварог перепробовал все известные ему заклинания, но никаких изменений не произошло. То, что он видел перед собой, было истинным обликом неизвестного зверя, который, несмотря на размеры взрослой овчарки, всеми своими повадками и видом чрезвычайно напоминал оставленного матерью без присмотра щенка. Судя по нераскрывшимся глазам – не старше двух недель. Но какова же тогда мамаша?
Сварог выжидал. Непонятного возраста зверь хныкал все жалобнее и громче, упрямо подползая все ближе. Если это и в самом деле щенок, мамаша соответствующего роста, вернувшись, закатит такой концерт посягающему на чадо…
Потом он решился. Осторожно обошел зверя, чутко прислушиваясь. За поворотом проход расширялся, выводя в ущелье. Сварог остановился, огляделся, присвистнул. Скулеж за его спиной приближался – щенок полз за ним, теперь Сварог не сомневался, что это и в самом деле щенок, а мать за ним уже не вернется.
От нее почти ничего и не осталось – клочья черной шерсти в кровавых лужах, оторванное ухо размером с газетный лист. Должно быть, она затащила малыша в проход, слишком узкий для напавшего на нее противника, вернулась в ущелье и приняла бой. Либо ее враг не уступал ей силой и размерами, либо врагов была целая стая. Оба варианта не сулили Сварогу ничего приятного.
Кровь еще не успела свернуться окончательно – те, кто это сделал, могут отираться неподалеку…
Вернувшись к щенку, Сварог присел на корточки. Веки наконец-то разомкнулись, на Сварога таращились совершенно бессмысленные, мутно-фиолетовые глазищи. Мокрый нос требовательно тыкался в ладони. Щенок уже не хныкал – надрывно орал. Просил есть. То, что перед ним не мать, его ничуть не заботило. Он еще не знал, что таких, как Сварог, здесь не должно быть. И сырое мясо, извлекаемое Сварогом из воздуха, глотал, не жуя, пока не налопался. Затих, завалился на бок и стал неумело ловить ногу Сварога лапищами с полупрозрачными, налитыми розовым когтями.
– Навязался на мою голову, – сказал Сварог озадаченно.
Оставить здесь нельзя – сожрут в два счета.
– Меня самого того и гляди сожрут, – сказал Сварог. – Если не хуже.
Но для тебя это слабый аргумент. И для меня это слабый аргумент. – Он говорил громко, чтобы не так тоскливо было посреди бурых скал. – Все дело в том, что наши собаки подрывались на минах, мы их туда привезли и заставили искать мины, так что благодари, сопляк, этих собак, которые еще не родились, потому что мы перед ними чертовски виноваты, может, даже больше, чем перед людьми…
Он долго возился, пока оторвал от кафтана две узких длинных полоски златотканой тесьмы. Одну обмотал вокруг шеи щенка вместо ошейника, другую привязал к ней вместо поводка. Впервые в жизни воспользовался заклинанием, лишавшим предметы веса. Правда, это годилось только для мелких предметов, а щенок весил немало, и оттого Сварог почувствовал себя так, словно затащил пятипудовый мешок на пятый этаж – оказывается, у заклинаний были и побочные эффекты… Отдохнув немного, зашагал вперед. Щенок плыл в воздухе, но не похоже, чтобы он от этого испытывал какие-то неудобства.
Короткое мощное шипенье пригвоздило Сварога к земле на открытом месте. Он остановился, завертел головой, высматривая источник звука.
Мелькнула дикая мысль – паровоз. Именно на паровоз это больше всего походило, а если искать другое объяснение, заранее жутко делается…
Он так и стоял, когда справа, не так уж далеко от него, поднялась над каменной осыпью черно-зеленая змеиная голова величиной с троллейбус.
Уму непостижимо, сколько успевает человек сделать за считанные секунды. Сварог совершенно не помнил, как он оказался за отдаленным валуном, когда лег, намотав на кулак тесьму, держа щенка у земли.
Змея поводила головой, медленно вытягивая тело на осыпь. Шуршали, похрустывали, скрежетали камни под грязно-белым брюхом. Сварог, не сдержавшись, пощупал ладонью штаны меж ног. Сухо. Но он не удивился и не застыдился бы ничуть, окажись там мокро.
К нечистой силе, мгновенно определил он, змея не имела никакого отношения. И меч, и шаур для нее немногим опаснее булавок, очень уж громадная. Самое подходящее в такой ситуации – мужественно застрелиться…
Попробовать отпугнуть ее слабеньким огнем, годным только на то, чтобы прикуривать?
Щенок недоумевающе заскулил. Ему очень понравилось плавать по воздуху, и он сердился, что забава кончилась.
– Молчать… – умоляюще прошептал Сварог.
Змеи не слышат. У них нет ушей. Но относится ли это к черно-зеленому чудищу, длинному, как предвыборные обещания?
Голова размером с троллейбус раскачивалась вправо-влево уардах в пятнадцати над землей. Черный раздвоенный язык скользкой лентой выскочил из пасти, затрепетал в воздухе, втянулся назад. Глаза, словно прожекторы, вдруг испустили два конуса бледно-зеленого света, ощупывавших землю и скалы. И Сварог со страхом увидел, как оставленные им, едва видимые следы наливаются угольно-черным, попав в это свечение, и проявляется вся их цепочка, ведущая за валун.
