Бремя русских - Михайловский Александр Борисович (читать книги без .TXT) 📗
Для того, чтобы противостоять такому исходу событий, уже сейчас необходимо взять на учет все имеющиеся в Британии запасы продовольствия, и наладить его бесплатный отпуск малоимущим, а так же продажу всем остальным по твердофиксированным ценам. Недопустимо, чтобы в критический для Империи момент кто-то из наших сограждан пытался сколотить себе капитал на наших бедствиях. Запомните все – мы находимся на краю гибели в адской геенне огненной, разожженной нашими же усилиями. Я не знаю, как долго продлится существующее положение, но до полного устранения угрозы голода о свободной торговле продовольствием лучше пока забыть.
После последнего заявления британского премьера парламент охватил приступ самого настоящего безумия. Депутаты свистели, топали ногами, орали, пытаясь заглушить голос премьера. А то как же – ведь только что этот мерзавец попытался покуситься на двух священных коров англосаксонского мира: свободную торговлю и право неограниченной наживы для власть имущих. И это в условиях, когда Англии даже не угрожает вражеское вторжение!
– Послать против них войска, – орали депутаты-тори, – перевешать всех зачинщиков и отправить на каторгу в Австралию остальных. Никаких уступок мятежной черни!
Были у премьера сторонники из либеральной партии, пытавшиеся успокоить своих коллег. Но куда там! Они находились в явном меньшинстве, и кое-где словесные споры между депутатами начали переходить в кулачные потасовки. Вот в ход пошли дубовые трости, и парламентские бейлифы приготовили свои дубинки для того, чтобы разнимать парламентариев, сошедшихся между собой в рукопашной.
Галерка тем временем выла, хохотала и мяукала, на все лады подзуживая драчунов. Нельзя сказать, что такое здесь раньше бывало часто. Но мордобой в старейшем парламенте мира не являлся чем-то из ряда вон выходящим. Нынешнее заседание, конечно, оказалось сорванным, но спустив пар, парламентарии остынут и примут более или менее разумное и взвешенное решение.
Не исключено, что кто-то после столь активной потасовки может загреметь в больницу или даже переехать на кладбище. Но, в конце концов, демократия стоит жертв.
Маленький седой, растрепанный человек стоял на трибуне и смотрел, как сливки британского общества, сбросив с себя налет цивилизованности, изо всех сил утверждают в своей среде право грубой силы. Сейчас он ничего не мог сделать – первобытная дикость, охватившая парламентариев, должна была схлынуть сама. Все бы закончилось вполне хорошо, если бы не одно обстоятельство.
О присутствии в зале королевы Виктории все в общем-то и забыли, поскольку все время, пока премьер-министр пытался произносить свою речь, она сидела в своем кресле тихо и безмолвно, подобно бесформенному черному мешку, набитому тряпьем.
И вот, в момент наивысшего накала страстей, старуха вскочила со своего кресла и с диким криком сначала стала стряхивать с себя что-то, а потом принялась топать ногами по полу, давя что-то невидимое и крича во весь голос о каких-то маленьких русских человечках, «которые тут повсюду».
Этот леденящий душу женский вопль, казалось бы, на мгновение привел парламентариев в чувство, но с галерки кто-то заорал:
– Она же сошла с ума!
И рукопашная вспыхнула с новой силой.
С большим трудом Уильяму Гладстону, Роберту Сесилу Солсбери и еще нескольким парламентариям, сумевшим сохранить здравый рассудок, удалось окружить дергающуюся и бешено озирающуюся по сторонам королеву и силой вывести ее из зала.
День, несомненно, удался, и что там еще будет дальше – не знал пока никто.
Как любой уважающий себя моряк с американского Юга, я уже бывал на Кубе, причем не один раз. Вот и сейчас, завидев мощную крепость Эль Морро на высоком мысу над лазурно-синим морем, я предался воспоминаниям о своих предыдущих визитах в Сантьяго, старую столицу Кубы, древнюю, обшарпанную, но все еще прекрасную, как может быть прекрасной дама в летах, которая следит за собой и знает себе цену. Как та сеньора, с которой я провел незабываемую ночь в Сантьяго, когда впервые попал сюда еще безусым юнцом. Впрочем, не будем об этом…
В порту у пирса, как обычно, суетились какие-то личности: белые, мулаты, даже парочка негров, которых в Сантьяго не меньше, чем у нас на Юге. Конечно, большинство местных чернокожих – рабы. Здесь, как и на Пуэрто-Рико, рабство до сих пор существует. Эти же, негры, похоже, свободные люди, иначе почему они сейчас болтаются здесь, а не вкалывают в поте лица на сахарных плантациях?
Пока наша «Алабама» швартовалась к пирсу, я собрался с мыслями. В Сантьяго перед нами стояло несколько задач. Для начала нам надо было найти покупателя на наш груз пшеницы и индиго. Куба уже давно живет на пшенице из САСШ – или, точнее – САСШ и КША. Поэтому такой товар тут всегда в цене. Потом необходимо было обеспечить разгрузку «Алабамы» и провести весь груз через таможню, Куба – это все-таки другое государство. Самой важной задачей, которую предстояло выполнить мне и майору Рагуленко, был визит к губернатору провинции для предъявления бумаг из Мадрида на право аренды полуострова Гуантанамо.
Пшеницей, индиго, разгрузкой, погрузкой, таможней и прочими торговыми делами я доверил заниматься капитану «Алабамы» Джорджу Таунли Фуллэму. Ну, а мы с майором Рагуленко прифрантились для визита к сеньору губернатору, тем более что его дворец располагался недалеко от порта.
Я, конечно же, немного понимаю и говорю по-испански. Но при этом совершенно не понимаю кошмарного местного кубинского диалекта, на котором тут говорят все, кроме здешней элиты, состоящей из испанских идальго. Разговаривая, местные глотают по полслова. А то, что они произносят, часто звучит совсем по-другому, чем на чистом испанском.
Вот, например, рыба по-испански будет «пескадо». А местные здесь говорят «пехкао», или даже «пехкб». Так что понять их сложно даже испанцу из Мадрида или Севильи. А уж мне-то и подавно – все их разговоры понятны так же хорошо, как и лопотание китайцев… Тем более что у них еще и множество неиспанских слов, позаимствованных от соседей из близлежащего франкоязычного Гаити.
Как только швартовка закончилась и с борта «Алабамы» был спущен трап, мы с майором Рагуленко не спеша сошли на берег и прошли на набережную, где какая-то группа местных подозрительного вида оборванцев показывала пальцами на наш корабль и что-то лопотала на своем варварском диалекте. Из всех слов я узнал лишь слово «гринго» – так испаноговорящие по мексиканской моде называют североамериканцев.
И тут мой спутник шагнул к этим оборванцам и совершенно неожиданно для меня произнес длинную тираду на местном диалекте. Бедолаги так и замерли с открытыми ртами, поглядывая с опаской на огромную фигуру майора, нацепившего на парадный китель в честь официального визита к губернатору все свои регалии.
Но вскоре один из них что-то залопотал в ответ, только уже вполне почтительным тоном. Через пару минут обмен репликами закончился, и майор повернулся ко мне.
– Эти славные ребята позаботятся о том, чтобы никто даже не приблизился к нашему кораблю, – сказал он. – Они же помогут разгрузить его, когда понадобится. Не думаю, что что-нибудь пропадет – ребята хорошие и честные. Гм… Тем более здесь уже наслышаны про югороссов, и мы для них настоящие герои.
«Да, – подумал я, посмотрев на восхищенно-опасливые взгляды, которыми недавние насмешники бросали на внушительную фигуру майора Слона, – на их месте любой тоже преисполнился бы всяческого почтения к нему».
– Майор, – спросил я несколько погодя, – а где вы так лихо наловчились говорить по-испански? Тем более на местном варварском кубинском диалекте? Даже у нас во Флориде его понимает далеко не каждый.
– Знаете, адмирал, – ответил мне Слон, – в молодости мне пришлось побывать на Кубе. Есть тут недалеко от Гаваны такой городишко с красивым названием Лурдес. А диалект тамошний хоть и немного отличается от здешнего, но не настолько, чтобы это превратилось в проблему. Ему меня в свое время одна кубиночка научила, к коей я в самоволки шастал… Впрочем, сейчас это уже совершенно не важно.
