Конторщица 4 (СИ) - Фонд А. (книги онлайн полные версии .txt, .fb2) 📗
— Вы тоже, — ответила я.
— Это не твоё дело! — вспыхнула Клавдия Брониславовна, — я живу у своей родной дочери, потому что не могу обходить сама себя по старости и слабому здоровью!
Оглядев пышущую энергией фигуру Клавдии Брониславовны, я усомнилась, но ответила по возможности дипломатично (не хотела накалять обстановку, ведь Вере-Лиде здесь еще долго жить):
— Вера является моей дальней родственницей. Сейчас она оформляет инвалидность. И находится под наблюдением врачей. Поэтому пока поживёт здесь. Позже я найду ей другое жильё, более комфортное. Когда она устроится на работу, ей должны дать комнату или квартиру.
— Ты только посмотри, как она засралась, — Клавдия Брониславовна брезгливо ткнула пальцем в белого опарыша, который сыто шевелился в одной из грязных тарелок, — это же ужас! Мерзость!
— Ну извините, Клавдия Брониславовна, — начала закипать я, — Вера только из больницы, у неё слабое здоровье, она не успела помыть.
— Слабое здоровье? — расхохоталась соседка, — да она всех нас переживёт, твоя Вера. Это аферистка, я тебе точно говорю!
— Ну зачем вы наговариваете, — попыталась достучаться до её разума я. — Она спокойно сидит в комнате, никому не мешает. Тарелки я сейчас домою. Еще немного осталось.
— Аферистка она! — подтвердила вышедшая из комнаты Зинка, — клейма на ней ставить негде! Я тебе говорю, Лида! Она даже Райку выжила. Гони её отсюда.
Тут в комнате заревел Лёшка и они обе — и Зинка, И Клавдия Брониславовна бросились наводить порядок.
Я осталась домывать тарелки в одиночестве.
Ну вот что они за люди такие? Сколько я здесь жила — они постоянно со всеми воюют, всё им не так, кругом враги. Отчасти я их понимаю — такая большая семья вынуждена ютится в одной комнате, пусть и очень большой. Но злиться за это на всех людей — перебор. Я считаю, что их одна комнатка — это их только проблемы, и, если они эти проблемы уже много лет не решают — значит им именно так комфортно.
Я вылила из таза грязную воду и приготовила свежей, для полоскания.
На кухню вошел Петров. Увидев меня, он впервые не расплылся в улыбке:
— Лидка! Дарова! — хмуро буркнул он и достал из холодильника бутылку кефира, — Ты пришла эту корову забрать?
— Привет, Федя, — ответила я, погружая очередную тарелку в таз с чистой водой, — ты чего это такой сердитый? Раньше всегда всех защищал и боролся за справедливость, а сейчас обзываешь больную несчастную женщину ни за что…
— Ой, Лидка! — хохотнул Петров, — Вот ты даёшь! Где ты тут больную женщину видела? Ну, кроме Клавдии Брониславовны, и то, у нее мозги в основном…
— Она наябедничала, что Вера твою Райку выгнала, — прищурилась я, — так ты из-за этого на неё злишься?
— Ой, Лида! Райка, если надо, вернется. А вот нам с ней жить не получается. Забирай её отсюда!
— Так, Петров, — сухо сказала я (заколебал меня уже эгоизм соседей), — давай-ка ты нормально рассказывай. Если есть к Вере конкретные претензии — озвучивай и аргументируй. А я уже посмотрю. А если это только обиды и эмоции — то мне всё равно. Меня этим не разжалобишь.
— Да какие эмоции! — возмутился Петров и даже не стал бутылку кефира открывать. Она же чёрт, а не человек.
При этих словах я вздрогнула — ещё только мистики мне не хватало.
— Что за чёрт? — напряженно спросила я, — Почему ты так решил?
— А как ещё назвать бабу, которая прогнала моих товарищей и орала на них? А они ко мне пришли культурно просвещаться, между прочим. Мы международную ситуацию обсуждали в Никарагуа!
— Так, Петров, — облегчённо рассмеялась я (напугал же, гад такой!) — давай с тобой договоримся. Ты найдёшь общий язык с Верой. Я не прошу подружиться, просто нейтральные добрососедские отношения. А я тебе две бутылки твоей любимой «Столичной» завтра принесу. Идёт?
— Нет, — хмуро буркнул Петров.
— Три?
— Нет.
— Пять?
— Ты, Лидка, главного не понимаешь, — вздохнул Петров, — не все люди такие, как тебе кажутся. Поверь мне, гнать её от себя надо, и подальше. Она очень нехорошая. Очень.
С этими словами, он раскупорил бутылку кефира, подхватил стакан и вышел из кухни, шаркая ногами. В дверях он остановился и произнес серьёзным голосом:
— Наплачешься ты ещё с нею, Лида, попомни моё слово!
Я отмахнулась от слов завистливого алкаша и принялась перетирать посуду.
Мысли скакали, словно в пьяном хороводе. Сегодня я впервые наехала на Альбертика, ещё и прилюдно. Да не просто наехала, а поставила его в подчинённую ситуацию. И он мне это ещё припомнит, причём в десятикратном размере. Поэтому нужно садиться и выстраивать новую стратегию, иначе простым увольнением меня из депо «Монорельс» он не обойдётся — может ещё и под статью подставить.
После посещения коммуналки, у меня на сегодня осталось последнее дело — встретиться с «опиюсом» и отдать ему подменённый у Инны Станиславовны листочек. Я специально оставила это напоследок, чтобы на работе перепечатать себе текст.
Он назначил встречу в той же «Нивушке», поэтому, прежде, чем ехать туда, после возни с грязной посудой я хотела переодеться. У меня было такое ощущение, что моё платье всё провонялось этим мерзким запахом разложения.
Подъехав к дому, я припарковалась практически недалеко и пошла в дом, размышляя, какое платье лучше надеть в ресторан, чтобы и не вызывающе, и вместе с тем — стратегически правильно было…
Мои рассуждения прервало появление из-за кустов сирени шерстяного комочка, который заскулил и бросился мне под ноги так, что я чуть не упала. Я глянула вниз — к моим ногам прижималась дрожащая, как осиновый листочек, Лёля, которая тихо стонала.
Глава 20
— Лёля? — ахнув, я склонилась над ней.
Да, это была именно она — соседская собачонка Лёля, деликатный карликовый пудель, который жил в квартире над нами, у Норы Георгиевны.
— Что случилось, Лёля? — я подняла собачку на руки и принялась ощупывать её, нет ли ран. — Кто тебя так напугал, девочка?
Лёля посмотрела на меня умными слезящимися глазами и вдруг начала вырываться, поскуливая.
— Куда ты?
Видя, что она ведёт себя крайне нервно, я отпустила её на землю. Лёля дважды отрывисто тявкнула и вбежала в подъезд. Остановилась в дверях (по случаю летней жары дверь подъезда оставляли открытой, для проветривания), втребовательно взглянула на меня, тявкнула. Видя, что я не реагирую, прибежала обратно ко мне, попрыгала, потявкала и побежала обратно к двери. Я поняла, что она меня зовёт с собой и торопливо последовала за ней.
У двери своей квартиры Лёля хлопнулась на попку и горестно, по-бабьи, завыла. Я дёрнула ручку — дверь распахнулась. Лёля заскочила внутрь и принялась громко лаять.
— Нора Георгиевна? — с тревогой позвала я прежде, чем войти.
В ответ мне была тишина, лишь Лёля продолжала лаять, то забегая, то выбегая из комнаты.
Предчувствуя неладное, я вошла в комнату. На полу лежала Нора Георгиевна и не подавала признаков жизни. Я бросилась к ней и пощупала пульс. Он бился, но еле-еле.
В медицине я совсем не сильна, но прекрасно помню из курса медподготовки у нас на кафедре, что лежащего человека нельзя двигать — вдруг у него что-то сломано. Она лежала на животе, так что делать массаж сердца без того, чтобы не сдвинуть её было невозможно.
Я побежала к Вадику. Он студент медакадемии, уж он точно знает, что надо делать.
К счастью, он был дома.
— Что случилось? — из двери выглянуло его заспанное лицо.
— Вадик! Быстро! Там Нора Георгиевна упала!
— Сейчас, — Вадик, молодец, моментально сориентировался и выскочил как был, — Беги вызывай скорую.
Я побежала к Ивану Тимофеевичу звонить.
Через минут двадцать подъезд заполнился людьми, испуганные соседи собрались на площадке, тихо переговариваясь. Два санитара в белых халатах пронесли мимо нас Нору Георгиевну на носилках.
— Что с ней? — схватила Римма Марковна за рукав халата пожилого врача.