Леди и война. Цветы из пепла - Демина Карина (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Любуешься? — поинтересовался Терлак, расседлывая лошадку.
А крепко ей досталось, в мыле вся, дышит-задыхается, если ляжет, то и не встанет. Ей бы остыть дать да растереть хорошенько. Терлак же, бестолочь, трензеля отстегнул, повод на ветку бросил и все…
— Знаешь, а я всегда думал, что в жизни есть справедливость…
…есть, только какая-то она несправедливая.
— …и все, что ни делается, оно к лучшему. — Терлак пристроил седло меж корнями, а потник аккуратно разостлал на земле. Сам сел, скрестивши ноги, молот свой рядышком положил и смотрит, рассматривает даже.
Было бы чего рассматривать… грязная. В крови какой-то, в полугнилых листьях. И наряд еще этот дурацкий…
— А я вот все гадал, откуда в тебе эта бабскость… не подумай, что в упрек, я — человек широких взглядов…
…в центре поляны — черное кострище. Две рогатины вбиты в землю, и на длинной подкопченной палке котелок висит, старый, заросший грязью. Недалеко хвороста вязанки, дрова, тюки какие-то…
По самому краю земля разрыта, трава истоптана.
Стоянка, значит.
— Гадаешь, как я на тебя вышел? — Терлак хлопнул по бедрам, звук получился звонкий, хлесткий. — А никак! Нужен ты мне был… или нужна?
— В-ф… — били по темечку, а ноет челюсть, все у нее, как не у людей, — в разбойников играешь?
— Ага, — радостно подтвердил Терлак. — Скучно там стало! Вот не поверишь, как ты ушла, так сразу и заскучал! Места себе найти не мог, думал, чем же это я старого друга обидел? Я ведь к нему со всей душой, а он взял и сбежал.
— Ис-звини.
— Вот скажи, — Терлак подпер подбородок кулаком, — разве отказал я тебе хоть раз? Чем мог, помогал… закон порой нарушая…
И послал тех четверых, которые препроводили бы Меррон в тихий подвал с толстыми стенами. А оттуда — или за город, или в больничку, чтобы к следующему «разговору» в сознание привели.
— Все ждал, когда ж ты до беседы снизойдешь, нос воротить перестанешь. Болит?
Нос болел. И губы тоже. Челюсть. Шея. Живот. И руки…
— Удача — птица переменчивая… сегодня тебе, а завтра мне.
Слабая надежда.
— Убьешь? — Меррон знала ответ и, устав стоять, опустилась на землю, хотелось изящно, но получилось — мешком, и не удержалась, завалилась набок, и, конечно, под ворохом листьев обнаружилась коряжина, кожу на плече пропоровшая.
Какая тут удача… у Меррон ее отродясь не было.
— Убью, — согласился Терлак. Он не пошевелился: помогать не станет, но и от пинков воздержится. — Потом. Ты ж не торопишься?
— Нет.
— И я нет…
А вот это он зря. Меррон подозревала, что любезного Харшала нападение на его лагерь расстроит.
— Мы сначала поговорим…
— О чем?
— О том интересном месте, из которого я тебя прибрал. Не люблю, знаешь ли, странностей. А тут уж странно донельзя вышло. Был хуторок, и не стало хуторка. Куда домишко подевался? С двором, что характерно, с телегами… откуда шатры взялись? И эти… недолюдки.
Вот, значит, как вышло: хутор на нож поднять решили. Небось думали, что будет чем поживиться, если приграничный. Или просто веселья захотелось, а напоролись на мага. И тут другое странно — что Терлаку уйти позволили.
Вовремя сообразил, что не по силам кусок хватанул? Чутье у Терлака всегда было хорошим.
— Думаешь, не вернутся? — спросил он, вытаскивая из голенища нож. Клинок был коротким и узким, острым с виду.
— Это смотря кого ты ждешь…
Терлак медленно встал на колени, потом опустился на четвереньки, перенося вес тела на левую руку, правую же, с зажатым клинком, вытянул.
— Веселишься?
Куда уж веселей. С него же станется ударить просто, чтобы кровь пустить.
— Боюсь, — честно созналась Меррон, отодвигаясь от клинка.
Терлаку заложники не нужны. И на Дара ему плевать. Убьет убийства ради.
— Правильно. Люди должны бояться. Страх, он дает возможность острее ощутить вкус жизни. Вот ты не боялась и жила себе как жилось… не шевелись, а то хуже будет.
Он дотянулся-таки острием до кончика носа, коснулся, позволяя ощутить холод железа.
— А ты знаешь, что женщинам мужскую одежду носить — это позор?
Лезвие плавно двинулось по щеке, очерчивая полукруг.
Замереть. Не дышать даже.
— Женщина должна знать свое место… быть покорной… послушной…
Вкус железа на губах. И клинок с неприятным звуком царапает зубы.
— Знаешь, там, в Краухольде, меня обвинили в излишней жестокости. А разве я жесток? Я справедлив. Та шлюха сама ко мне пришла… а потом стала кричать о насилии… я отрезал ей губы. И кончик носа… очень чувствительное место, ты ведь должна это знать. Я лишил ее век… за ложь. Просто за ложь.
И еще потому, что ему нравилось.
Странная у Меррон все-таки жизнь. Хорошие люди уходят, а ненормальные возвращаются.
— А мне сказали — жестокость… на самом деле им плевать на шлюху. Они просто хотели избавиться от меня, вот и нашли повод. Злоупотребление положением… ложные доносы… невинные жертвы. Все в чем-то да виноваты.
Он убрал нож, на котором блестели капельки крови.
Все-таки порезал, сволочь этакая…
И ведь дорежет, вопрос лишь в том когда.
Меррон попыталась утешить себя мыслью, что Терлак всяко лучше Харшала с его рассказами о нежити, он просто убьет, но получалось не очень.
— И все-таки, — Терлак слизал кровь, — что это за место было?
Причин молчать Меррон не видела, вот только голос ее предательски дрожал. И слова терялись. Неприятно рассказывать о чем-то, когда теряются слова.
Или совсем заканчиваются.
— Вот оно как… — Крутанув нож на ладони, Терлак почти позволил ему выпасть, но в последний миг подхватил, зажав между пальцами. — Грустно.
Меррон согласилась: очень даже грустно. Солнышко светит, птички поют… день хороший, замечательный просто-таки день. Неохота таким умирать.
— Значит, мне лучше убраться отсюда, и подальше…
Терлак перевел взгляд с Меррон на лошадь и поморщился:
— Двоих не выдержит. Извини.
Клинок метнулся к глазам, и Меррон отпрянула, не удержала равновесия и завалилась на спину. А в следующий миг лошадь завизжала. И Терлак тоже. Громко. Страшно. Все кричал, кричал…
Меррон перекатилась на живот, поднялась, и… хорошо, что ее уже вырвало. Терлак был жив. Он лежал, неестественно вывернув руки, а на груди его уютно устроилось существо. Оно разодрало живот и теперь методично в нем ковырялось.
Жаль, что Меррон никак не леди. Упала бы в обморок. В обмороке как-то спокойней, что ли… и когда тебя жрут, наверное, не больно.
А тварь, разом забыв о жертве — Терлак уже не кричал, но только повизгивал, — повернулась к Меррон. Оно разглядывало ее секунд десять, а потом качнулось навстречу.
— Знаешь, а давай ты меня как-нибудь небольно убьешь? — сказала Меррон, глядя в мертвые глаза.
Существо протянуло руку и коснулось щеки, оставляя на ней липкий след.
— Шею там сломаешь… или вот горло перегрызешь. Лучше горло, чем как вот его…
Оно вздохнуло и тычком опрокинуло на бок. Зажмурившись, Меррон попросила себя лишиться чувств… Что-то мокрое коснулось запястий.
Рывок. Ворчание.
И свист…
А веревки исчезли.
Наверное, связанные люди в представлении карто выглядели не слишком аппетитно…
Меррон перевернули на спину, усадили, пригладили волосы. Но когда тварь, дружелюбно оскалившись, протянула темный, еще кровящий шмат Терлаковой печени, сознание все-таки смилостивилось над Меррон…
Я не люблю прощаний, ни долгих, ни коротких, а расставания и вовсе ненавижу всей душой. Снова кого-то терять, пусть и на время, но все же.
Йен чувствует неладное и прячется под кроватью, где сворачивается калачиком и лежит, обняв несчастную запыленную шапку. Я уговариваю его выйти, чувствуя себя предателем, и, когда слова заканчиваются, Кайя просто переворачивает кровать. Он успевает поймать Йена прежде, чем тот находит новое укрытие.
— Тебе небезопасно здесь оставаться. — Кайя разговаривает с сыном так, словно тот уже достаточно взрослый, чтобы понять. А может, и вправду взрослый. — Я не настолько доверяю этим людям. И с нами тебе нельзя.
