Хозяин теней (СИ) - Демина Карина (книги полностью txt, fb2) 📗
Его ворчание сопровождало по пути в столовую, перемежаясь с тихой вовсе несмиренной руганью, которая случалась, когда взгляд отца Афанасия цеплялся за очередную примету неустройства.
В столовой рядом с Савкой плюхнулся Метелька и толкнул локтем.
— Будешь? — шепотом поинтересовался он и сунул в руку что-то мягкое.
Булка?
— Спасибо, — ответил Савка и булку спрятал за пазуху.
— Тут это… — Метелька подвинул к себе миску. На обед дали пустые шти из капусты да зелёной травы, чуть заправленные топлёным жиром, да по ломтю влажноватого ржаного хлеба. — Дело есть. Поговорим?
Савка кивнул.
— Тогда после. Федор нас на конюшни спровадит, вроде как чтоб не мешалися, а там уже…
Метелька, разом успокоившись, заработал ложкой. Суп был жидким и пресным. Среди кусков зелени попадались кусочки картофеля и даже какой-то крупы. Савка тоже ел. Но как-то через силу, словно нехотя. И это тоже было неправильно. Да и Метелька заприметил.
— Зорька опять заворовалась, — сказал он. — Тебе бы мясца. В мясе самая сила… Ничего, вот в город выйдем…
И осекся
А Савка только и сумел, что кивнуть. Я же ощутил, насколько ему всё равно.
[1] Вполне реальная заметка из указанной газеты за 2 апреля 1899 г.
[2] Довольно большое количество одарённых учеников поступали в гимназии по таким вот стипендиям, которые выделялись купцами или дворянами.
Глава 16
Глава 16
«Уж третий день идёт процесс над нигилистами, обвиняемыми в покушении на Его императорское высочество, Великого князя Константина. И что можем мы сказать вам ныне, после того, как нами были услышаны речи обвиняемых? Это какие-то выхолощенные души, в которых раны уже давно зажили, в которых не осталось никаких понятий о различии добра и зла, — вынуты вон всякие простые, естественные чувства и представления самого простого смысла…» [1]
«Русь»
На конюшне было спокойно. Старый мерин, оставленный в стойле, тихо вздыхал да гонял мух.
— Тут это, — Метелька взялся за метлу и даже пару раз махнул ею по земле. — Дело такое. Надо будет в город сходить, глянуть на одно… Место.
— Какое? — Савке достались кривоватые грабли. Вообще в конюшне было довольно чисто, а потому отправку нас сюда можно было считать своеобразным отпуском.
— Да так… Ничего сложного. Ну, я так мыслю. Тут до города близехонько, за пару часов обернёмся. Да и Мозырь на тебя поглядеть хотел…
В этом дело, а не в каком-то доме. Или и в доме тоже?
— Зачем? — в Савке пробудился слабый интерес.
— Так… Думаю, предложит чего. Ну и покажет, как оно жить…
Показать-то покажет, но… Не вышло бы, что этот поход в один конец.
— Ты ж сам с ним поговорить хотел. Нет? — голос Метельки сделался вкрадчивым. — Вот и интересно стало ему, кто ж такой борзый-то…
Савка застыл и… сам спрятался, оставляя меня с Метелькой. Твою же ж в душу мать. Нет, поговорить мне не сложно, но он же ж сам должен учиться.
Но и дёргать, выдавливая, страшно.
А вдруг да перетяну.
Вдруг вернется та самая, глухая, тоска?
— Гарантии, — спрашиваю, — твой Мозырь даст? Что отпустит, ежели не договоримся? А то же ж дело такое. Пойти просто. Вернуться как?
И Метелька отшатнулся вдруг.
— Ну ты и странный, — хихикнул он нервно. — То барчук барчуком, то глянешь так, что прям внутрях холодеет.
— Гарантии. Иначе с места не сдвинусь.
— А не боишься, что сдвинут? Ежели Мозырю нужда случится, он вон Федьке на лапу даст, и тот тебя самолично вынесет. Вместе с кроватью.
Что и требовалось доказать. Нет, подозревать, я подозревал, но вот теперь и убедился. Но не отворачиваясь. Смотрю. Улыбаюсь. И надеюсь, что вид в достаточной мере спокойный, чтобы Метельку проняло.
— Гарантии. Что разговор и только. И я решу, что и как дальше.
— Слово, — выдавливает Метелька. — Слово даст. Устроит?
Киваю.
Я, конечно, не настолько наивен, чтобы верить, что это слово чего-то да стоит. Не тот Савка человек, не из своих, перед которыми слово держать станут. Но…
Варианты?
Уйти в отказ?
С них и вправду станется Ставку из приюта вытащить в принудительном порядке. А надежда на то, что Евдокия Путятична или Синод защитят, слабая. Но и подчиниться без торга будет неправильно. Подчиняются слабые. А со слабыми никто не разговаривает. Слабых прогибают и ставят в стойло, как этого вот мерина.
— Как пойдём?
— Так… — Метелька выдохнул с немалым облегчением. — Смотри… тут сперва эти приедут. Будет концерт там. Представление.
— Какое?
— А хрен его знает. Но слыхал, как Антон Павлович Княгиню обхаживал, что, мол, надобно театру показать и у ней вкус и знания имеются. Что типа благородная. Так что, гадать нечего, устроят театру. Будут сцену показывать какую. Благолепную. Петь вон ещё… потом нам речь прочтут. Ну и подарки раздадут. Ты свой припрячь, не вздумай есть сразу, а то живот скрутит.
Метелька явно знал про праздники больше нашего.
— Вона, в прошлым годе давали, так все забоялись, что отберут и конфеты выжрали. А потом срали так, что весь сральник загадили.
— Туалет, — поправляю его.
Метелька ржёт и хлопает Савку по плечу:
— Это у вас, у барчуков, туалета, а у нас тут по-простому, сральник. Подарок припрячь… на чердак не неси, там старшаки всё обыщут. И на конюшню тоже.
Так, значит, деньги надо перепрятать, потому как подарок подарком, а денег будет жаль. Пусть даже я толком и не знаю, сколько там.
— Вот… можно у ограды, там кусты хорошие. Я покажу.
— С чего такая доброта?
— Хрена с два доброта. Мне Мозырь сказал, что если тебя приважу, то и меня он возьмет, — от этого обещания Метельку прямо переполняло энергией.
— А ты и рад?
— А ты не рад?
— Послушай… — я запнулся. Что мне до этого мальчишки? Злого, суетливого, уже понявшего, что правда за тем, за кем сила. И потому готового из шкуры выпрыгнуть по-за этой вот силы. Он и Савку прибьёт, не поморщившись, если решит, что так надо.
На меня, прежнего, похож.
— Не иди к Мозырю. Лучше вон учись. Ты ж сообразительный. Толковый. Выучишься… в это вот училище попадёшь. Диплом получишь.
Метелька заржал так громко, что мерин очнулся ото сна и головой затряс.
— Ну… барчук… и дурь у тебя в башке-то!
Следующие несколько дней прошли в бестолковый суете, весьма обыкновенной перед визитами особ высоких.
Приют отмывали.Красили, пытаясь под слоем свежей краски скрыть следы ветхости. То тут, то там стучали молотки. И Федор, не чинясь, покрикивал на пришлых рабочих.
Досталось и нам.
Теперь в душ гоняли каждый день. А после, Антон Павлович, протрезвевший от стрессу, каждого пристально осмотрел. И не столько на предмет нездоровья, сколько на наличие вшей да лишая, которых Ее императорскому высочеству уж точно показывать было нельзя.
Нам вычистили уши и ногти постригли, причем Зоря, который и поручили дело, стригла старательно, под корень. А вот волосы трогать не стали, хотя о том случился долгий и громкий спор меж Евдокией Путятичной и одним из наставников, утверждавшим, что бритые головы свидетельствуют о порядке, тогда как небритые, может, и красивше для дамского взору, но есть истоки беспорядка в этих самых головах.
Савке было все равно.
Нет, он ожил, словно окрестная кипучая деятельность и ему придала сил. Он, как и все в приюте, преисполнился ожиданий, связывая с предстоящим визитом все мыслимые и немыслимые надежды.
Беспокойства добавил кем-то пущенный слух, что сестра государя все непременно заберёт несколько сирот под высочайшую опеку. И все вдруг уверились, что именно так и будет. И начавшиеся споры касались лишь количества тех самых сирот. Кто-то утверждал, что заберут двоих, кто-то — что сразу дюжину, ибо меньше невместно. Кто-то тут же добавлял, что и больше, потому как кроме Ее высочества — титул произносили шёпотом и с непременным придыханием — есть и фрейлины. И они тоже не захотят отставать.
