На краю архипелага - Каменистый Артем (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
– Бродяга про такое не рассказывал.
– Ну, он здесь недолго жил и мало что видел.
– Да уж побольше нас. Надо было его с собой взять – зря оставили со сборщиками.
– Не зря, – вступился за Макса Кирпич. – Он знает, где эти пальмы съедобные и финики.
– Никакие это не финики, – возразил Олег. – И форма другая, и вкус, и косточку есть можно, а у финика деревянная полностью.
– Тебе что, жалко фиником их назвать? – удивился Кирпич.
– Не жалко. Мне, если прямо сказать, не хочется к болотам подходить, а это придется делать, если вокруг не обойдем.
– У тебя ружжо что гаубица – не боись, – хохотнул Кирпич.
– Из винтовки этой не стреляли ни разу.
– Да не боись, машинка хорошая: обязательно выстрелит.
– Ну-ну…
– Болота с востока обойдем, – утешил товарища Макс. – К воде постараемся не подходить.
– Ящеры и без воды прекрасно бегают.
– Так еще у Максима двустволка имеется, – заметил Кирпич. – И вообще, при нас чистопородный масай с копьем – они там, в своей Африкании, с такими на динозавров охотятся. Я самолично читал в газете.
– А я в газете читал, что одна туристка в Египте от мумии забеременела, – и что дальше?
– Да у нас на поселке одна шалава вообще мамаше наплела, будто от святого духа залетела. Всякое в жизни бывает. Маса, ты на динозавров охотился?
Уже смирившийся с прозвищем негр обернулся и мрачно буркнул:
– Duto ki kinywa u punda [4].
– Вот! Видишь! Говорит, что охотился!
– А мне кажется, он сказал что-то другое. По глазам видно.
– Ты африканского не знаешь.
– Ты тоже. И вообще – «африканского языка» не существует. Там много народов, и у каждого свой.
– Сильно умный? Да? Я и сам знаю. Но про негра этого совершенно точно известно, что он охотник хороший: рыбу на протоках колол огромную не один раз. Плохо, что дикий совсем и говорит непонятное. Но его даже готы не трогали – они таких горилл уважают.
– Ага. В итоге поколотили и связали.
– Так это из-за коровы – увел с острова. Там у Алариха целое стадо. Маленькое, правда. А большое фиг прокормишь: травы не хватит, а листья с кустов они жрать почему-то не хотят. И водорослей тоже не жрут. Интересно, почему Маса корову не прибил, раз охотник?
– Они не охотники, – вмешался Макс. – У них племена скотоводов.
– Да? А с копьем хорошо работает.
– Ну и охотиться они умеют, и вообще: масай становится взрослым, когда своими руками в одиночку убьет льва. Я такое слышал.
– Да ты что?! Серьезные парни…
Масай, шедший вслед за Максом, вдруг остановился, присел, указал пальцем на еле заметную борозду:
– Lile nyama [5].
Все тоже остановились, Олег удивился:
– Чего это он?
– Говорит, что тут дрова кто-то заготавливал. Видишь, бревно волочили, – «перевел» Кирпич.
– Не бревно это. – Макс покачал головой. – След ящера. Такую борозду хвост оставляет.
– Вот теперь убедился? Я же говорил, что он охотник хороший, – довольно заявил Кирпич. – Уже следы начинает читать. Бродяга базарил, что у тритонов мясо – объедение, я бы попробовал, если дадут. Тут у болот травка одна растет интересная…
– Никакой наркоты! – жестко заявил Макс.
– Да я не о дури – че ты сразу завелся, как будильник! Зелененькие стебельки тонкие и вкус почти как у чеснока. Вот ее бы с мясом печеным или жареным – вкуснотища выйдет. Эй! Черный! Долго ты будешь в землю пялиться? Не видишь, белые люди хотят мяса!
Масай ничего не ответил – молча выпрямился, замер статуей, красноречиво уставившись в сторону заболоченной низины, что располагалась между холмами. Видимо, и впрямь охотник не последний, раз сразу вычислил, где располагаются основные запасы дичи.
К болотам приближаться не стали – без серьезных сил с хорошим оружием делать это неблагоразумно. Хотя на тему охоты следует подумать – если мясо гигантских варанов и впрямь такое недурственное, как расписывает Бродяга, то одной тушей среднего размера можно дня три всю ораву кормить, а то и больше.
Опасные места обогнули по границе бамбукового леса. Здесь его будто обрезало – дальше к холмам поднимались заросли кустарников с вкраплениями редких пальм и деревьев с широченными кронами на кривых ветвях. Среди ветвей порхали яркие птицы, из-под ног разбегались юркие ящерицы, на упавшей ветке встретился жук размерами чуть ли не в ладонь. Да уж, живности тут несравнимо больше, чем на оставленном острове, да и разнообразие впечатляет.
Расстояние, оцененное на глаз в пять километров, вылилось во все десять. Прошло два часа, прежде чем к источникам пара приблизились на дистанцию вытянутой руки. Даже здесь понять, что, собственно, происходит, было невозможно: древесная растительность осталась позади, зато кусты разрослись, ничего не стесняясь. Да еще какие кусты – куда ни глянь, сливаются в сплошную зеленую стену высотой метров шесть-семь. Листва ядовито-зеленая, густая – за такими стадо мамонтов можно укрыть, и пока не уткнешься лбом в хобот, не заметишь.
А еще напрягало обилие следов ящеров. Почва здесь была черная, жирная, рыхлая – отпечатывались они хорошо. Маса едва успевал их разглядывать, возбужденно лопоча что-то на своем наречии. Понять его было невозможно. Даже Бродяга и Кирпич, сносно умеющие общаться на суахили – почти официальном языке готов, не могли с ним разговаривать. Отдельные слова понимали, а вот смысл не доходил. Похоже, суахили для него не родной язык, и знает он его плохо, перемешивая чужие слова с привычными.
Под ногами зачавкало, и Макс, насторожившись еще больше, предположил:
– Похоже, к болоту подходим.
– Да откуда тут болоту взяться? – удивился Кирпич. – Вода вся внизу, а мы уже на второй холм подниматься начали.
Впереди отчетливо послышалось журчание.
– Видишь, Максу виднее, – усмехнулся Олег.
– Никто и не спорит – бугру с бугра всегда виднее. Просто интересно стало. Небось и здесь труб полно, как на нашем холме.
Как быстро обживаются люди: северный холм для Кирпича уже стал своим.
Через несколько шагов вышли к ручью. Точнее, едва в него не сверзились. Заросли как обрезало, и под ногами оказался провал глубиной в пару человеческих ростов и шириной метров пять. На дне его журчала вода, хотя разглядеть это было непросто – густой покров из пара был подобен непроглядному туману. В том, что внизу протекает нечто близкое к кипятку, сомневаться не приходилось – даже наверху складывалось ощущение, будто в баню попал. И еще ноздри резало неприятным запашком – аммиаком повеяло. Несильно, но если принюхаться, то заметно.
Вытирая со лба пот, Макс предложил:
– Пройдемся вдоль берега.
– Хочешь узнать, откуда она вытекает? – уточнил Олег.
– Ага. Только аккуратнее – на край не наступайте. Почва непрочная – обвалится, и сваритесь. Там, похоже, очень горячо.
Не прошли и нескольких шагов, как под ногами захрустели кости. Почти сразу определили, чьи они: вытянутый зубастый череп мог принадлежать только гигантской ящерице. Еще через пару минут наткнулись на останки второго гиганта. Если учесть, что за все время подобного не наблюдали ни разу, закралось подозрение, что эта местность пользуется популярностью у тритонов, находящихся при смерти. Или просто совпадение. Или здесь скрывается что-то опасное, способное массово уничтожать даже чудовищ. В любом случае держаться стали еще более осторожно – где мертвая тварь, там и живые могут повстречаться.
Подниматься пришлось прилично – исток ручья обнаружился приблизительно на середине склона. В холме чернела рваная дыра неровного туннеля, оттуда вырывался пар и струилась вода. Скатываясь водопадом на дно промытого русла, она, постепенно остывая, неслась к срединной островной низине, чтобы пополнить тамошние болота и озера. Аммиаком здесь разило заметно сильнее.
– Бродяга говорил, что кипяток в этих местах из труб льется, как и на северном холме, а все по-другому оказалось, – заметил Олег.
4
Используя слова одного из масайских диалектов и суахили, Маса пытается донести до собеседника, что у того вместо рта противоположный конец пищеварительного тракта.
5
Чудовище (суахили).