Рыжее братство. Трилогия (СИ) - Фирсанова Юлия Алексеевна (читать книги онлайн txt) 📗
В деве, обнимавшей своего любимого, с изрядным трудом, да и то больше по характерному крою простого платья, пронзительно-васильковому цвету глаз и повадке, я узнала удивительно преобразившуюся Фегору-артефактчицу. Теперь это была не усталая магичка-учительница, засевшая глубоко в глуши и вбивавшая основы артефактного дела в отроков, экзаменовавшая их, порой жестоко, да издавна хранящая память о заветах. Сейчас она была почти невыносимо прекрасна, до боли юна и в то же время вечна, как солнце, небо и вода.
В голосе ее мешались радость, вина и безумное счастье. Эти чувства отражались и в мужчине, которого уже никто не осмелился бы именовать сумасшедшим. Безумие стекло с него грязной тиной, оставив лишь налет усталости путника, бесконечно долго блуждавшего и наконец-то вернувшегося домой. Не к постройке из камня или бревен, но к дому сердца.
Фегора лепетала о своих тоске и горе, о совершенных ошибках и жестокой расплате, о том, что, горя желанием облагодетельствовать мир, забылась и отдала куда больше, чем собиралась, о том, что пренебрегла опасениями любимого и его советами, поспешила и, растратив силу, могла лишь ждать шанса все вернуть и исправить. О том, что стыдилась своего жалкого состояния и не смела показаться возлюбленному на глаза.
А он слушал, слушал ее, а потом сказал в точности то, что я мельком подумала, слушая лепет, похожий на смесь бреда и исповеди:
— Дурочка моя! — и снова крепко-крепко обнял, прощая сразу за все. И за прошлые грехи, и за свою бесконечную боль и печаль.
Вспыхнули, окружая кольцом двоих, бывших единым целым, два брачных ожерелья, подтверждая нерушимость союза. Они застыли, погруженные друг в друга, поглощенные чудом слияния.
Только тогда я (как мои киллеры-телохранители, застывшие столбами, и Фаль — не знаю) смогла отвести взгляд от воссоединившихся после невыносимо долгой разлуки влюбленных, стоящих во все разрастающемся оазисе, и обратить внимание на остальных свидетелей происходящего.
Чуть в стороне от супругов и от печати, вновь ярящейся золотыми извивами знаков — нет, уже не ярящейся, скорее восторженно, торжествующе полыхающей и не выставляющей более понижающего видимость заслона, — сидел громадный зверь. Тот самый мой лохматый знакомец с такой довольной мордой, будто ему перепало ведро сметаны, корыто сырой печенки и час поглаживания и почесывания за ушами и под подбородком. Сидел, невозмутимо вылизывал лапу, поводил ушами с кисточками и умиротворенно щурил умные глазищи.
Поодаль, тоже сам по себе, скрестив руки перед мужественным оголенным торсом, с точно таким же умиротворенно-сытым выражением стоял мой желтоглазый знакомец. Чтобы ему икалось каждый раз, когда вспоминает кто-нибудь из паствы! Гарнаг, бог Справедливого Суда, именуемый в здешних краях Гаром Справедливым. Плащик величественно развевался за спиной, с чеканно-красивой морды аллегорию Самодовольства хоть сейчас пиши.
— Чтобы я еще хоть раз поверила богу. — Я сплюнула на камни. Злости не было, скорее уж досада на собственную наивную дурость. «Спаси между делом Артаксар, магева!» Тьфу!
С другой стороны, по большому счету и обижаться было не на что, синонимами словечки «справедливый» и «правдивый» отродясь не являлись. Да уж, каждый все понимает в меру своего разумения и только сам волен садиться в лужу, другие лишь помогают по мере сил. А Справедливый даже ничего не соврал, он поступил изящнее: всего-навсего умолчал о многом.
— Гневаешься, Служительница? — осторожно уточнил бог, приметив выражение моего лица. Остальных моих спутников он привычно (вот гад!) проигнорировал, будто они были не более чем камешками и травинками на плато: не собираешься отколоть кусочек или сорвать прямо сейчас, значит, и нет нужды рассматривать.
— Нет, — покачала я головой. — Делаю пометку в записной книжке: никогда более с тобой, о боже, дел не иметь.
— Значит, гневаешься, — заключил бог, но ни малейшей вины на идеальной физиономии, лишенной и возраста, и совести разом, не отразилось.
— Ты слишком многое утаил, когда просил помочь. Так не просят.
— Я бог, — напомнил Гарнаг, только что босой пяткой земельку не поковырял.
— Ну и что? Напугал ежа голым задом. — Я пожала плечами, думая, что он на авторитет пытается давить, дескать, богам всякие люди, будь они хоть десять раз Служительницы, не указ, и потерла зачесавшуюся ладонь с печатью Сил.
Киз смотрел очень внимательно, но тоже без враждебности, а Гиз сместил руку поближе к оружию, не угрожая, скорее в качестве намека на дактиле: «Я был бы не прочь предъявить тебе счет. Жаль, весовые категории не равны, но, если магева прикажет, с удовольствием попробую». Фаль возмущенно фыркнул и уселся на моем плече, скрестив руки и демонстрируя Гарнагу самую дразнильную из возможных мин.
— Не могу я раскрывать смертным всего и указывать, как поступить, лишая свободы пути и понуждая, даже если считаю это благом, — объяснил бог, вполне профессионально сделав вид, что не заметил этих фокусов. Однако теперь его голос звучал почти виновато. Блюдя правила, навязанные сутью профессии, он невольно меня подставил. — Я сказал так и столько, сколько мог, и надеялся, что ты, Служительница, выберешь верный путь. Ныне я счастлив, ибо веру мою ты оправдала с лихвой. Короля Артаксару подыскала. — Только теперь Гарнаг соизволил мазнуть взглядом по бывшему киллеру. — Силу и здравие землям недужным вернула, магию от скверны очистила, старые узы долга и крови разъяла да сызнова сплела так, чтобы богам Нертарана всю мощь возвратить.
— Так, с этого места, пожалуйста, поподробнее, — нехорошо прищурилась я.
Мозаика из фрагментов событий, приведших к воссоединению Фегоры и того, кого с ужасом именовали на Артаксаре Темным Прохожим, начинала складываться.
— Юная Феагориана с супругом своим Темаготом творили Нертаран сообща и правили им совместно, рука об руку, — не сухим тоном докладчика на производственном совещании, а почти напевно, словно сказитель, заговорил Гарнаг, покосившись на пару, для которой в целом мире не существовало никого и ничего, кроме друг друга. — Да только возжелала Феа силу свою показать, особую магию миру принести, отличную от той, что ткется в мирах сопредельных. Захотела, чтобы не только боги, а и люди землю свою защищали и познавали. Задумкой своей поделилась с любимым, но слишком рискованной показалась она Темаготу, и запретил он жене рисковать. Ничего не ответила Феа, однако же не отступилась от своих намерений. Нежная, ласковая, а стержень крепче мифрила внутри, не переломишь, не согнешь. Втайне все приготовила к ритуалу. Первого из достойнейших избрала и меня в свидетели Изначального Договора призвала, чтобы печатью скрепить.
Только не рассчитала, никогда прежде таких деяний Феагориана и Темагот порознь не творили, не знала Феа, что умножают они силы свои многократно, коль выступают в союзе.
— Ага, не деление на два, а убывающая прогрессия, — задумчиво пробормотала я, понимая, к чему ведет бог.
— Дождалась Феа времени удачного, когда отлучится с Нертарана супруг, собрала всю магию, разлитую в мире свободно, заключила в особые камни, создала деревья, что будут ее принимать, коснулась благословением тех людей, чей дар принимать силу был силен, вложила в разум знания волшебных письмен. А потом стала богиня-покровительница творить артефакты и принимать клятву от первого из королей, да поняла — не хватит силы, развеянной в мире, чтобы завершить задуманное, слишком на многое ушла она и связалась накрепко. Тогда, каплю за каплей, стала Феа отдавать свою силу, чтобы сотворить жернов да прочие ары, потоки между жерновом и миром проложить да печатью скрепить. Почти до донышка себя вычерпала.
— Почему же она не отступилась? Упрямство взыграло? — задумалась я над причиной происшедшего.
— Начатый ритуал прервать невозможно. Останови его богиня, погибли бы люди, разрушились создаваемые ары. Сама… — Гарнаг что-то прикинул, прежде чем продолжать, то ли уровень моего допуска к информации, то ли последствия «Фегориного горя». — Сама, пожалуй, могла уцелеть. Только большей части, если не всей силы лишилась бы на многие годы, а то и навечно, да еще и проклятие на душу навлекла бы за урон, нанесенный миру, который приняла под крыло, обещала Силам беречь.
