Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий (читать книги онлайн бесплатно полностью txt, fb2) 📗
А тут — капитализм. Погоня за прибылью. А прибыль, она такая… медлительность, раскачку не простит, убежит к другому. И частности, конечно: у нас забабахают тираж в сто тысяч пластинок, а здесь для начала пару тысяч сделали. Будут хорошо продаваться — тут же допечатают ещё. И у нас пластинку делают на казенные деньги, а тут — на свои. «АББА» на этом основании хотела мою долю срезать до символической, мол, мы деньжищами рискуем, оплачиваем тираж. Но я только загадочно улыбнулся и спросил — сколько? Сколько с меня?
Они назвали сумму. Думали, впечатлюсь. Для них — не для «АББЫ» конкретно, а для всей Европы, — если человек советский, значит, человек бедный. Очень бедный. Кипятильник, суп из концентрата, с собою пара бутылок водки, но не выпить, а на продажу, прочие неславные детали — вот портрет советского человека за границей. Ему, советскому, посули сто долларов, он и счастлив. Но я только пожал плечами и сказал, что деньги есть, что мой юрист всё уладит и согласует проект договора. Конечно, договора, как же иначе? Мой юрист — это не ВААП, а редактор коммунистической газеты «Пролетарий», товарищ Ульф Андерсон, шведский юрист, как раз и специализирующийся на подобного рода соглашениях, договорах и контрактах. «АББУ» он недолюбливает, и бьется за каждое эре в мою пользу. Ну, и в свою тоже, он работает за процент. Плюс толику от доходов я обещал перечислить «Пролетарию». Не в подарок, а на рекламу «Поиска — Европы». Отдать деньги просто, в дар нельзя, зарубежное финансирование политических изданий закон не разрешает. А так — честная сделка. Коммерция. Бизнес. Всё по законам капиталистического мира, не придраться.
И товарищ Миколчук не мог придраться. Вне его компетенции — с кем поёт по вечерам Чижик. То есть он намекал, что эти мои певческие вечера — причина ничейной серии, а если бы я не пел, а, к примеру, готовился, то давно бы победил Ларсена. А я мягко так отвечал, что если я не буду отдыхать по назначениям профессора Петровой, крупного специалиста спортивной медицины, то могу и проиграть. Готов ли товарищ Миколчук взять на себя ответственность? Товарищ Миколчук ответил, что он просто хочет как лучше. Будет как лучше, пообещал я.
И вот — победил.
Но устал, конечно. Не сколько от самой игры, сколько от заграницы. На встречах с шахматистами ли, с читателями «Поиска» или просто со школьниками (это у меня комсомольское поручение такое, пропаганда советской литературы, шахмат и нашего мединститута), меня часто спрашивают, как там, за границей? Отвечаю честно: сначала интересно, а потом тянет домой. Не верят. Как — тянет домой, когда там и небоскребы, и магазины, и машины, и Фантомасы с Фандорами по улицам бегают. Ну, и музеи, кинотеатры, памятники архитектуры, спохватываясь, добавляют.
Всё так, всё так. Но я-то не туристом езжу, не в отпуск, не на экскурсию. Я там работаю. А магазин, он магазин и есть. Пришёл, купил, что нужно, ушёл. Всё. Не предмет восхищения. Хотите жить среди товара — идите в продавцы и товароведы. Тут другое — постоянно чувствуешь себя в чужой среде. Не на своем месте. Трудно расслабиться, особенно непьющему. А во время матча пить нельзя, это проверено. И потому ощущаешь себя — на работе. А работа какой бы увлекательной ни была, но нормальному человеку хочется после работы домой. К своим. Ну, я вот такой. Мне со своими лучше дома, на берегу речки, чем с чужими на пляже у теплого моря. То есть денек — другой неплохо и там, на Лазурном Берегу, но навсегда — не-не-не. Никакие магазины родных, друзей и просто знакомых заменить не могут. Разные категории.
Тут начинают понимать. Потихоньку. Хотя магазины тоже хотят. Колбасы купить. Не ту, что порой бывает в магазине, а ту, что в книге о вкусной и здоровой пище нарисована. Сорок восемь процентов телятины, сорок семь процентов нежирной свинины (нежирной, понимаешь!) и пять процентов на яйцо, молоко, соль и пряности. ГОСТ колбасы «Докторская». Ага, ага, ага…
Что это я о колбасе? Голодный, что ли? Беда. Ресторан уже закрыт. А еды у меня нет. Впрочем, есть, осталось несколько конфет из посольства.
До утра хватит. А утром позавтракаем поплотнее, пойдем на блошиный рынок, затариваться по мелочи. А потом в надёжную лавочку, покупать магнитолы. Настоящие, фирменные, без обмана. Магнитолы можно у нас продать очень выгодно. Капитализм, поиск выгоды — штука страшно заразная, да. К завтрашнему вечеру нам в посольство. С отчётом о проделанной работе. А потом переночуем в последний раз, и в понедельник — в аэропорт. Пора, пора, засиделись мы здесь.
И опять кто-то вышел из отеля и пошёл ко мне. Тумана нет, но фонари не горят. Темно. Тучи на небе рваные, стареющая луна то явится, то скроется. Сейчас как раз скрылась.
— Баронесса Тольтц поздравляет вас, — сказал почти бесплотный голос. — Ваша песня — неожиданный ход. Будут приняты меры, чтобы «Гамбит» заметили.
— Послушайте, зачем всё это? Таинственность, намёки, предупреждения?
— Вы, Чижик, пешка на доске. Но очень удачная пешка. Из тех, что может превратиться. А может и не превратиться, — ответила посланница очередной загадкой, и ушла.
Провокация? А смысл? Свои и без провокации могут отправить меня… да хоть в Сибирь. По распределению. И всё по закону, кончил институт — пройди год интернатуры и три — отработай на благо страны. В деревеньке Зипуны. Между Леной и Енисеем. Я, правда, институт ещё не закончил, год учебы, но это такой пустяк — год…
Чужие? Да зачем я чужим-то? У них и без меня шахматистов на две команды наберется, теперь ещё и Корчной с ними.
Или и в самом деле баронесса Тольтц моя бабка, и помогает по зову крови? А зачем мне помогать, у меня и так всё нормально. И к чему таинственность? Можно просто позвонить в номер. По телефону. Если нас прослушивают, то уж точно не КГБ. Да хоть и КГБ, что за печаль?
Заметили «Гамбит», как же. Даже обидно. Его и так заметят — музыка, исполнение, «АББА». Правда, если засевшие на Би-Би-Си, Голосе Америки, Немецкой Волне и прочих зарубежных голосах эмигранты начнут крутить на всех волнах «Гамбит», вреда не будет.
Я не знаю возможностей баронессы. Может, их и вовсе нет, возможностей. Хотя вот приходит же сюда таинственная посланница. Как-то проходит мимо портье, остальных постояльцев… Фантомасовщина. Я, кстати, купил в книжной лавке натурального «Фантомаса». В немецком переводе, во французском я слабоват. Купил, предвкушая — ан нет, ничего интересного. Занудное повествование о неуловимом преступнике, ни веселья, ни остроумия. Ну и ладно. В Союзе подарю кому-нибудь. Для стимулирования интереса к изучению иностранных языков.
Посчитав, что окислился достаточно, я вернулся в отель. Привык, почти месяц здесь провёл. Но хочется в Сосновку. К своим.
Тук-тук-тук.
Это Геллер.
— Заходите, Ефим Петрович. Нет, не сплю. До часа ночи я совершенно свободен.
— Мне… Мне страшно неудобно, но не могли бы вы одолжить мне две тысячи крон? Я в Союзе верну, рублями.
Странно. Днем я выдал ему — и Антону с Нордибеком, — обещанную премию. По две тысячи крон, чуть более двухсот долларов по курсу. На магнитолу хватит, если знать, где покупать. А мне адрес товарищ Андерсон подсказал.
Или Геллер считает, что ему, как гроссмейстеру, положено больше, чем мастерам Антону и Нордибеку?
Но я спорить не стал. Отсчитал две тысячи сотенными купюрами.
— Это… Подарок нужно сделать, — стал объяснять Геллер.
— Подарок? Кому?
— Товарищу Миколчуку, естественно. А то, выходит, мы купим магнитолы, а он нет… Неловко получится. Он обидеться может.
И в самом деле.
Почитай начальника пуще отца и матери, да.
Глава 13
6 сентября 1977 года, вторник
Атака трёх коней
— Вот постановление Совмина, Михаил Владленович. Ознакомьтесь и распишитесь.
Павлов восседал в своем министерском кресле торжественно и чудно, словно и не человек он вовсе, а олимпийский бог. Министерское кресло — не метафора, а самое что не на есть такое, по артикулу. Дифференциация кресел в зависимости от должности: у Миколчука кресло попроще, а у Никитина, занимающегося в шахотделе канцелярщиной, ещё проще. Посетителям же, всяким гроссмейстерам и мастерам, и вовсе предлагается стул. А некоторым и не предлагается, постоят, не баре.
