Омут - Яковенко Сергей Валериевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Я хоронил маму в полном одиночестве. Никто из ее знакомых, родственников и друзей не соизволил отдать последнюю дань памяти. Даже Маша демонстративно послала меня куда подальше, а именно: «к такой-то матери». Более циничный посыл и придумать сложно.
Юльку на кладбище тоже брать не стал. Просто рассказал, что ее бабушка была доброй, хорошей и очень любила свою маленькую внучку. А теперь она попала на небо, к богу. Но не к тому, о котором говорят местные священники, а к другом – доброму и любящему.
Дочка слушала меня с грустным, задумчивым лицом, а потом спросила:
– Бабушка когда-нибудь оживет?
– Нет, солнышко. Если человек умирает, он уже никогда не оживает, – я сказал это и тут же запнулся. Кому, как не мне знать, что это не так? Ну, или не совсем так. Но говорить об этом с дочерью, конечно же, не стал.
– Жалко. Я бы хотела, чтобы она никогда не умирала.
– Я тоже, солнышко. Я тоже…
Глава 25. Не логично
Начало августа две тысячи восьмого, прожитое по второму кругу, вспоминается, как однородная, вязкая, медленно текущая масса. Дни напролет проводил дома, с головой погружаясь в бездонные глубины интернета. Изучал все без разбора: историю, законодательство, религию, социологию, культуру, философию и, конечно же, психологию. Перерыл гигабайты информации, общался с сотнями пользователей сети. Старался разобраться, как «правильно» себя вести, чтобы не стать жертвой разоблачения. А в том, что риск стать такой жертвой был немалый, у меня теперь сомнений не было.
Даже в первые дни пребывания здесь я не питал иллюзий по поводу того, что в мире тотального рационализма возрадуются моему внезапному появлению и захотят принять с распростертыми объятиями. Здесь все было ясно. Все-таки он был до ужаса логичным, этот мир. И для того, чтобы его понять, достаточно было просто откинуть в сторону все иррациональное. Все, что выходит за рамки прагматизма.
Нужен пример? Запросто! Возьмем, хотя бы, ту же дружбу. Два человека поддерживают между собой взаимовыгодные отношения, основанные на уважении. Взаимовыгодные! Общность интересов? Доверие? Забота? Привязанность? Ничего подобного! Хотя, общность интересов, возможно, все же играет некоторую роль. Но она, по определению, вторична. Все остальное… Хм… Я уж молчу о самопожертвовании…
О литературе даже говорить нет смысла. Ее, в нормальном понимании этого слова, попросту не существовало. Толстой и Достоевский, писали сухие трактаты о политике, военном деле и ремеслах. Пушкин сочинял патриотические оды, а Есенин читал кабацкие стихи, суть которых сводилась исключительно к разгульной жизни и удовлетворении естественных потребностей организма в пище, сне, сексе и алкоголе. Слова «лирика» в местном русском языке не существовало вовсе.
Высоцкого ни слушать, ни читать не стал. В таком человеке разочаровываться хотелось меньше всего.
Немного порылся в музыке, но, не обнаружив ни одной песни «Битлов», спел шепотом куплет из «Yesterday» и переключился на изобразительное искусство.
С живописью все оказалось куда приятнее. Рисовать здесь умели и могли. «Мона Лиза» все также загадочно улыбалась на фоне размытого, зеленоватого дальника, а «Девятый вал» Айвазовского все также угрожал смести со своего пути терпящих бедствие моряков. Даже «Черный квадрат» Малевича имел свое законное место в истории супрематизма. Уверен, что и в живописи своих пробелов хватало, но, по крайней мере, это не так сильно бросалось в глаза, как в случае с литературой и музыкой. А может я просто плохо разбираюсь в живописи? Может и так. Но все равно это ничего не меняет.
Каждый вечер старался проводить с Юлькой. Она очень любила зоопарк. За неделю мы посетили зверинец пять раз. Сказки, которые я рассказывал на ночь, дочь выучила почти наизусть, а каких-нибудь мало-мальски подходящих детских книг я здесь найти не смог. Пришлось выдумывать новые сказки, и они нравились ей не меньше, чем настоящие.
Маша часто с подозрением косилась на нас с дочерью. Видимо, силилась понять, что же такого произошло с ее мужем. Однако тему этих необычных преобразований старалась не затрагивать. В конце концов: «Занимается отец ребенком? Ну, и пусть занимается. Для самой меньше мороки». По крайней мере, так мне тогда казалось.
Все изменилось двенадцатого августа. Для Маши вообще было не свойственно задерживаться на работе дольше обычного, но на этот раз мы с Юлькой ждали ее слишком долго и в памяти непроизвольно всплыли страшные воспоминания из прошлой жизни. Я даже с настороженностью стал поглядывать на свой мобильник в явном ожидании звонка из милиции.
Но ничего непоправимого в тот вечер не произошло. Напротив. Супруга, пусть и с некоторым опозданием, все же вернулась домой. Причем в необычном возбуждении и, как мне показалось, в весьма приподнятом настроении. Я даже начал подозревать, что она выпила. Едва переступив порог, принялась без умолку щебетать обо всем на свете. Рассказывала о каких-то проблемах на работе, о новой коллекции одежды в ее любимом шмоточном магазине и даже о последних политических новостях. Она шутила, смеялась, снова шутила. Иногда даже без особого повода. Но смеялась! Я уже забыл, как звучит ее смех, но в тот вечер, наконец, начал узнавать в «снежной королеве» по имени Мария ту самую Машу, которой так не хватало. Не верилось, что это происходит, но передо мной была именно та женщина, которую несколько счастливых лет назад я взял в жены.
Не могу сказать, что выяснять причину такого необычного настроения не хотелось… Скорее, я просто побоялся спугнуть момент. Учитывая то, как Мария вела себя до этого, ее нынешнее поведение было настолько же прекрасным, насколько и удивительным. Я просто слушал, растянувшись в дебильной улыбке, и впитывал каждый ее жест, каждый луч света, отражающийся от изумрудных глаз.
Мы вместе поужинали. За столом смеялись и шутили. Юлька, почувствовавшая приподнятое настроение родителей, тоже не отставала. Она баловалась, пищала от восторга, подкидывала над тарелкой котлету и раздувала щеки, наполняя их яблочным компотом. А когда дело дошло до того, что котлета все-таки шлепнулась на пол, Маша вдруг изменилась в лице, рявкнула на нее, будто и не было до этого никакого веселья, и дочь тут же утихомирилась.
Через секунду супруга волшебным образом стерла с лица гневное выражение. Застолье вновь превратилось в приятный семейный ужин. Вот только дочь теперь поглядывала на маму с опаской и котлету вверх не подбрасывала.
В тот вечер она сама вызвалась уложить Юльку спать, хотя та и пыталась требовать, чтобы папа рассказал ей сказку на ночь. Маша обняла дочь, поцеловала в маленький лобик, улыбнулась и заверила, что мама знает ничуть не меньше интересных сказок, чем папа. После этого удивленная Юлька вприпрыжку поспешила к себе в комнату и юркнула под одеяло. Тем временем Маша попросила расстелить постель в нашей спальне, одарила вполне конкретной улыбкой и, для пущей убедительности, подмигнула. Ее глаза игриво блеснули, а я, впервые за долгие месяцы, почувствовал уже давно забытое тепло внизу живота.
Час спустя мы лежали на нашей постели, восстанавливая сбившееся дыхание. Даже в темноте я чувствовал, как Маша улыбается.
– Знаешь, Семенов, если бы я тебя не знала, как облупленного, я бы решила, что у тебя завелась любовница.
– Любовница? – удивился я.
– Угу. Но даже если и так, то я этой стерве памятник готова поставить, – Маша тихо хихикнула.
– Интересно, с чего вдруг такие выводы?
– Понятия не имею, – она пожала плечами, – Просто больше ничего другого в голову не приходит. Откуда все эти… не знаю… нежности, что ли? Блин! Три оргазма за час, Семенов! Признавайся, это она тебя научила?
Маша даже приподнялась, опершись на локоть. Я прекрасно знал, что она шутит, но также допускал, что подобные шутки без повода не появляются. С моей стороны это выглядело более, чем забавно, и я решил подыграть.
– Будешь себя хорошо вести, я вас познакомлю.
