Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ) - Николаев Игорь Игоревич (книга бесплатный формат TXT, FB2) 📗
— Я зовусь Кондамин Шапюйи. Я племянник господина Коаду Шапюйи, правоведа, нанятого славным градом Дре-Фейхан.
— Не слышал про такой, — покачал головой Бьярн.
Кадфаль, методично, с крестьянской основательностью обиравший покойников, хотел было что-то вставить в диалог, но передумал. Наверное, решил, что бывший рыцарь лучше справится с переговорами. Раньян, вернувший саблю, придирчиво изучал клинок, проверяя, не случилось ли какого-нибудь изъяна, пока благородное оружие пребывало в недостойных руках. Артиго подвел оставшуюся в живых лошадь к коновязи, старательно привязав. Для остальных тоже нашлось занятие, например Марьядек отдал хоругвь Гавалю и спасал, как мог, пригоревшее кушанье в котле. Гамилла и Витора, не сговариваясь, занялись потрошением маленького склада фальшивых заставников и, судя по всему, представители разных сословий достигли совместных успехов.
— А город есть, — не смущаясь, ответил племянник некоего Шапюйи. На лице узника выступили капли пота, в остальном же бедняга сохранил присутствие духа.
— Освободи его, — проворчала Хель, закончив с мечом. — Натерпелся.
— Здравое предложение, позволю себе с оным согласиться, — поклонился, как мог, узник.
— Мечом ты машешь ловко, — буркнул рыцарь, повернув голову к Хель. — Умом господь тоже вроде как не обделил. А вот наблюдательностью не блещешь.
— Что? — фехтовальщица чуть сжала пальцы на рукояти меча, но скорее по уже сложившейся привычке отвечать на все необычное готовностью к схватке.
— Все-таки разбойничья жизнь хорошо учит… жизни, — Бьярн позволил себе чуть-чуть пофилософствовать, не смущаясь тавтологией. — Малонаблюдательные живут недолго и плохо.
— Поясни, — с вежливым холодком в голосе попросила женщина. Раньян подошел ближе, прислушиваясь.
— Он, — Бьярн коснулся мечом головы Шапюйи, тот вздрогнул. — Узнал его, — острие качнулось в сторону Артиго, закончившего вязать узел. — Сделал морду ящиком, но не сразу.
— Правда? — спросила Хель у колодочника, затем поморщилась, осознав, насколько глупо прозвучали ее слова.
Поздние, черт знает откуда взявшиеся мухи, начали кружиться над покойниками, зло жужжа. Гамилла оставила хозяйственные заботы на Витору, собрала самострелы убитых и занялась чем-то смахивающим на колдовство с шепотом и загадочными движениями. Артиго молча посмотрел на узнавшего юного императора горожанина. Глаза стоявшего мальчика и сидящего мужчины были на одном уровне и, судя по всему, колодочник не прочел в бледном лице Артиго ничего хорошего.
— Жаль, — просипел Бьярн, поднимая меч. — Не богоугодно и прискорбно. Но делать нечего.
— Погодите, любезные господа! — воскликнул Шапюйи, гремя колодкой и энергично шевеля пальцами. — Позвольте молвить пару слов, не больше!
— Помолиться? — уточнил Бьярн. — Это можно. Только недолго. Застоялись мы. Того и гляди, кто-нибудь еще нагрянет.
Раньян задумчиво оглядел заставу, которая всем видом рассказывала грустную повесть о бандитах, положивших целиком честный отряд мостовой стражи. Оглядел и согласился при молчаливом одобрении остальных:
— Да, не стоит нам здесь задерживаться.
Будто вторя ему, раздался плеск — Марьядек и Кадфаль сбрасывали в речку обобранные тела. Браконьер при этом глухо ругался, искупитель же молился, призывая Господа явить милосердие по отношению к заблудшим душам. Хель успела сходить к убитому Гамиллой мальчишке и теперь несла тело на руках, осторожно, как спящего. Лицо у лекарки по-прежнему казалось гипсовой маской с черными провалами глаз. Бьярн мимоходом подумал, что такие же образы он уже видел, хоть и редко. Например в зеркале из полированной бронзы, которое чудом сохранилось в одном далеком монастыре… Как правило за холодной личиной скрывался бешеный, как в торфяной ловушке, огонь чувств. Еще старому искупителю подумалось, что пламя такого рода неизменно прорывается наружу, испепеляя все вокруг.
— Я, разумеется, помолюсь! — торопливо вымолвил узник, прерывая думы рыцаря. — Особливо за ваше здравие и всяческое преуспевание, о, мои справедливые и доблестные спасители!
Суровые могильщики, тем временем, договорились, что мальчишку в красном шапероне следует похоронить. Он, конечно, был на подхвате у злодеев, вон гляньте-ка, в чужое платье одет, даже подогнать не успели. Однако наверняка малогрешен в силу возраста, поэтому вполне достоин более человеческого погребения. Опять же, могилка небольшая потребуется, быстро управимся… Гаваля вырвало снова, однако юноша стоически уберегал драгоценное знамя от падения на землю и брызг.
— Но у меня есть идея получше! — сообщил узник.
— Лучше бы все же помолился, — честно предложил Бьярн. — Результат тот же, а богобоязненное слово дорожку на тот свет глаже сделает. Может быть…
— Бог всевидящ, если вы меня убьете, я умру как праведник и жертва произвола, — парировал Шапюйи. — Но можем обойтись без этого!
— И как? — с явственной скукой в голосе уточнил Раньян. Бьярн же поднял меч выше, примериваясь к будущему удару.
— Я действительно узнал почтенного господина Артиго аусф Готдуа-Пиэвиелльэ! Имел честь видеть его в Мильвессе незадолго до… известных событий.
Раньян подошел ближе, нахмурившись. Хель аккуратно положила маленькое тело, накрыла его плащом и взяла старую, сточенную больше чем наполовину кирку, чтобы собственноручно выкопать могилу.
— Врешь, — предположил Бьярн. Его меч по-прежнему висел над головой несчастного подобно орудию непреклонной Судьбы.
— Честно-честно! Я подавал прошение в канцелярию Двора насчет императорского правосудия по тяжбе города с особой дворянского происхождения. Дело не быстрое, потерся в столице, много чего узнал и повидал. Так вот…
Узник тяжело глотнул, дернув пересохшим горлом, повел головой, обливаясь потом и отчетливо понимая, что терпения чужаков хватит еще от силы на одну-две фразы. Затем — все. Одной могилой больше, а может быть не станут заморачиваться, кинут в реку за остальными покойниками.
И господин Шапюйи решил не плести словесные кружева, сказал, будто кости метнул, надеясь одним броском отыграть сразу все:
— А не желает ли изумительный господин Артиго принять под свое покровительство славный город Дре-Фейхан⁈
Глава 7
Глава 7
«Каменный зал» герцог не любил — ярко, помпезно… неудобно. Азурит, мрамор, травертин, гранит, хрусталь, малахит, все разных оттенков и видов, сглаженное и выточенное резцами искуснейших скульпторов. Прекрасное место для того, чтобы организовать прием, встретить делегацию, поставить владетельную подпись на папирусе, в общем, запорошить чужие взоры драгоценной пылью. Но заниматься повседневными делами стоит в иных местах. Там, где вместо холода бездушного камня властителя окружает приятное глазу дерево, все нужное под рукой, и звон колокольчика не отзывается гулким эхом, словно звучит под сводами храма.
Удолар отложил в сторону исписанный зелеными чернилами лист пергамента, задумчиво потер уставшие глаза. Бухгалтерия сбора пошлин чуть-чуть не сходилась и было неясно, кто-то из писцов ошибся, поставив неправильную закорючку, или, в самом деле, без малого полсотни мерков прошло мимо казенного сундука. И теперь владетелю Малэрсида приходится собственноручно проверять записи, чтобы в точности знать, кому из доверенных счетоводов на днях выпадет удача о восьми «шлагах», то есть оборотах на петле. И конфискация всего имущества в казну герцога.
Сорок восемь золотых — тьфу, пыль, даже не фениксы! Ему случалось небрежно кидать на ветер суммы кратно бОльшие и сразу же забывать о них. Но для того, чтобы расставаться с чем-либо, это «что-то» необходимо вначале обрести. Допустишь чужую небрежность — она превратится в обман. Спусти обман единожды — он повторится вновь и вновь. Поэтому все приходится разбирать самолично…
Удолар знал, что в кругах высокородных господ его именуют без почтения — «чернильный герцог». Намекают на то, что дворянину зазорно вести жизнь, более подходящую купчине, презренному торгашу, что самолично проверяет каждую выписку, любой счет, ежедневно пачкая руки чернилами. Знал и находил сие забавным, поскольку никто из гастальдов не осмелился бы произнести подобное, даже пребывая в одном зале с герцогом, не говоря о том, чтобы сказать в лицо. А если болтают глупости за глаза… пусть их. Носители древних, благородных фамилий гордятся, что расплачиваются за услуги, не считая монеты, но бросая кошельки подлым ремесленникам. А герцогство Запада живет по своему уставу, и его правитель не считает зазорным лично просматривать счетные книги. Потому, в отличие от глупых снобов, не отдает две трети годового дохода на проценты по долгам.
