Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь (книги бесплатно без онлайн txt, fb2) 📗
«Лесник», похоже, отстал от сослуживцев как раз в Лепеле — по какой причине, теперь и не узнаешь. Потом его пути пересеклись с тем самым пермяком — и он превратился из «бойца» РОНА в честного и героического ветерана, отслужившего своё. Я ничего не помнил про масштабные чистки в Лепеле в послевоенное время — возможно, их и не было, а бывшие соратники Каминского, которым «повезло» не уйти в Варшаву, как-то устроились в СССР и провели остаток жизни относительно честно. В принципе, даже к этому «леснику» никаких претензий за двадцать семь лет не было, а если бы его разоблачили, то судили бы лишь за военные дела. Да и та самая Тонька-пулеметчица, которая сейчас обитает в том самом Лепеле — никаких нареканий от соседей и коллег, хорошая семья, хороший муж, хорошие дети… Куда только делась её людоедская сущность, когда она оказалась среди обычных советских людей?
* * *
— Лепель? И что ты там хочешь найти спустя столько лет? — удивился полковник Чепак, когда я рассказал ему про свои изыскания.
— Возможно, у коллег в архиве лежит дело о нераскрытом убийстве лета сорок пятого, — пояснил я. — Можно, конечно, запрос отправить, но хотелось бы самому порыться в их бумагах. Впрочем, запрос я тоже отправлю.
Чепак ненадолго задумался.
— Хорошо, давай так и поступим, — решил он. — А чего тебя так этот город-то зацепил? И не юли, я же вижу, что тебе хочется туда попасть не только по делу об убийстве лесника.
Я подвинул ему папку, которую он уже просмотрел и отложил в сторону.
Этой папкой я очень гордился. Лейтенант Буряк на деле доказала свою дотошность и аккуратность и даже не очень злилась на меня, когда я отправил её в архив, чтобы найти все сообщения из рассылки, которые можно было отнести к деятельности Русской освободительной народной армии в частности и Локотской волости в целом. Как оказалось, Брянское управление КГБ такие бумаги присылало регулярно, хотя многие из них повторялись — следствие то замирало без новых данных, то вновь открывалось, когда они что-то находили, и всё это происходило на протяжении последней четверти века. Рита честно пересмотрела все пыльные папки и принесла мне несколько листков с ориентировками на ещё не пойманных «локотцев». Среди них было три, посвященных розыску женщин — но Буряк безо всяких экспертиз поняла, что речь идет об одной и той же представительнице женского пола. Я это тоже понял почти сразу — но у меня были подсказки из будущего, а у Маргариты Павловны — одна голая интуиция. При этом описания этой женщины раз от разу менялись — брянские следователи составляли её словесный портрет по описаниям свидетелей, так что в работу я взял последнюю рассылку, которой было всего пять лет.
Но на Тоньке-пулеметчице я внимание начальства акцентировать не стал.
— Так ведь именно туда немцы в сорок третьем вывезли своих подручных из Локоти, — объяснил я.
— Да? Ничего об этом не слышал, — ответил полковник. — Но если ты в этом уверен, то и занимайся. Думаю, ещё с Брянском стоит связаться, наверное, они захотят об этом узнать.
— А они разве не знают? — удивился я.
Чепак внимательно посмотрел на меня.
— Может, и знают. А, может, и нет. Свяжись с ними и выясни, — жестко сказал он.
Я выдавил из себя «так точно» и заткнул фонтан своего красноречия в зародыше. В будущем недолгое существование «Лепельской республики» никто не скрывал, хотя это и не было распространенным знанием — то есть специалисты точно были в курсе, а вот большинству обывателей приключения фашистских прихвостней из Локоти были чаще всего до одного места. А как сейчас? Этого я не знал, мне надо было начинать с азов — например, со школьных учебников или бесед со своими подчиненными. В принципе, и консультации с коллегами из Брянска не помешают. Зато потом мне будет проще сдать им Тоньку, которую они ищут столько лет.
— Хорошо, что «так точно». А теперь о плохом, — сказал Чепак, и я слегка напрягся. — Через неделю к нам приедет комиссия из Киева, надо будет ей представить наш номер художественной самодеятельности. Ты уверен, что хочешь показать им то, что придумал? Может, обойдемся чем-то более простым и традиционным?
* * *
С группой Савы я играл в субботу, 11 марта, а в понедельник, 13-го, выкатил полковнику идею привлечь сторонних музыкантов к нашей художественной самодеятельности. Поначалу он проявил недоверие, но я заявил, что любым любителям нужна поддержка профессионалов, и без этого не могу гарантировать, что наши любители произведут на смотре хорошее впечатление. То, что профессионалы сами играют где-то на уровне любителей, я упоминать не стал, тем более что группа Савы для Сум была вполне на уровне любого коллектива из местной филармонии. Они, возможно, не умели играть какие-то классические вещи, но вкладывали в исполнение своего репертуара необходимые частицы души.
Чтобы окончательно склонить Чепака на свою сторону, я зазвал его к себе на обеденный перерыв и под чай наиграл на гитаре сразу и «Позови меня с собой», и «Сказку» — после чего Чепак надолго завис, не зная, чему отдать предпочтение. Я настаивал на «Позови…», даже продемонстрировал некоторые движения, которые будут исполнять на сцене привлеченные опера и следаки, чем очень развеселил начальника. Кажется, он начал прикидывать, какой фурор этот номер произведет на смотре, и как этот фурор можно будет использовать в собственных интересах. Впрочем, «Сказку» он попросил тоже не забрасывать — и дал добро на то, что Сава с ребятами исполнили её на сборном концерте. Но мою фамилию в качества автора упоминать запретил — мол, не дело замначальнику управления заниматься чем-то подобным. Я пообещал, хотя и понимал, что шила в мешке не утаишь, но надеялся на толику благоразумия, которое ещё осталось в мозгах доморощенных музыкантов.
Впрочем, за оставшееся до поездки в Ромны дни я успел немногое — переговорил с Петровичем, потом побеседовал с теми сотрудниками, которые уже участвовали в самодеятельности, а заодно дал поручение начальнику следственного отдела, чтобы он выделил парочку наиболее музыкальных подчиненных на благое дело. Я, конечно, опасался, что он сплавит мне самый неликвид или использует это дело для наказания нерадивых, но надеялся на лучшее. В управлении только ленивый не знал о том, что полковник Чепак держит ситуацию с самодеятельностью на контроле.
Проще всего было с Савой — его я вызвонил накануне отъезда, мы встретились после работы у меня в квартире, и под пару пива я наиграл ему несчастную «Позови…», объяснив свою задумку. Заодно я упомянул, что неплохим приложением к номеру будет аккордеон или баян, но тут Сава спасовал — все его знакомые баянисты обитали в Харькове. Вот только про неделю до какой-то комиссии Чепак меня не предупреждал, я и про саму комиссию слышал впервые, а до этого был уверен, что у меня в запасе было больше месяца. Но в украинской Конторе, похоже, сидели вовсе не дураки, они ничего на самотёк не пускали, а наоборот — устраивали проверку загодя, чтобы на местах могли учесть сделанные во время прогонов замечания.
Поэтому в субботу я пошел в драматический театр города Сумы и вместо заслуженного отдыха после непростой командировки битый час наблюдал, как директор, режиссер и худрук Чернышев гоняет своих актеров, чтобы они показали драму Пигмалиона в нужном ему ракурсе. Актеры изо всех сил сопротивлялись, и я всё больше утверждался в мысли, что попал по адресу.
