Маша без медведя 2 (СИ) - Войлошников Владимир (книги .TXT, .FB2) 📗
Дальше пошла светская беседа, и любящая бабушка постаралась разрекламировать нам «лучших из лучших», с перспективами каждого и прочим. И снова толсто намекала на широту возможностей для Голицынских невест. Даже рассказала про собственную клановую картинную галерею (для приличной и платежеспособной публики), устроенную не абы где, а в Москве.
Я впадала в тихий ужас от такого процесса широкой распродажи. Правда, торт был дивно вкусен, и это до некоторой степени компенсировало мою панику.
Прощаясь, светлейшая княгиня «порадовала» нас, что в следующее воскресенье явится ещё раз — с новыми претендентами. Я ей как-то сразу поверила. Более того, она, скорее всего, за правило возьмёт сюда шастать, уж больно целеустремлённая бабуля…
ГДЕ-ТО. А НАШИ ТАК МОГУТ?..
Тимофей Егорыч, глава Головного департамента городского магоуправления города Заранска, имел удовольствие любоваться целой галереей фотоснимков которую разложил перед ним руководитель оперативного отдела.
— И что мы видим, Иван Семёнович?
— Вот это снимок примечателен, обратите внимание.
— Ого! Я такое сияние огней разве что в каком-нибудь чудотворном монастыре видел. Или в момент особых торжеств.
— Гимназистки, представьте себе. Стихийная массовая молитва.
— Экая у них экзальтированность. А конкретно по нашему объекту?
— Видим приходящих больных. Тяжело, а иной раз и безнадёжно. Толкутся у решётки, просят подержаться за ручку.
— Исцеляет?
— Как вам сказать… Молится, поёт. Верёвочки на руки вяжет.
— Проверяли?
— А как же! Просто верёвочки, из носочной пряжи крючком связанные. Сверху бусинки стеклянные пришиты.
— И ни следа магии?
— Абсолютно.
— Занятно. А толк-то есть?
— Говорят, дети особенно быстро на поправку идут.
— А магии при этом нет? Хм. Хм. Так она, может, блаженная? Как Андрюшенька со Смоленки? Случай, конечно, редчайший, но со счетов сбрасывать не будем.
— Рассматривали и эту версию. Однако же, Андрюша на снимках факелом пылает.
— А наша Маша?
— Извольте видеть, — на стол лёг снимок, на котором девушка повязывала верёвочку на руку младенца, которую мать просовывала сквозь ограду. В некотором отдалении стояли гимназистки, наблюдающие событие. — А вот та же сцена в тонкочувствительном диапазоне.
На втором снимке мать и младенец выглядели сплошными серыми, слегка туманными контурами. На заднем плане едва различались девушки, сливающиеся в сплошной серый массив. Марии же не было. Совсем.
— Что за шуточки?
— Прошу, ещё ряд подобных пар. Аппаратура её не фиксирует.
— Однако. Она вообще существует?
— Эта мысль нам тоже первой пришла в головы. Между тем, факты многочисленных исцелений игнорировать невозможно. Вывод: объект существует. Мы склоняемся к тому, что она, осознавая возможность отслеживания магических волн, неизвестным нам образом сводит итоговый потенциал к нулю. В вопросах возможности технического решения подобного вопроса мнения разделились.
Некоторое время стояла тишина, с одной стороны — сердито-озадаченная, с другой — почтительная.
— Ну-с, а наши маги могут… подобные фокусы выкидывать?
— До сих пор данная задача перед подразделением не ставилась. На текущий момент направление в разработке.
— Яс-сно. Не можем, значит…
НАДЕЖДА ГЕНРИХОВНА ПРИХОДИТ В ЯРОСТЬ
В том, что некая магическая служба продолжает за нами следить, мы получили возможность убедиться очень скоро.
Двадцать второго ноября, через десять дней после достопамятного допроса с магическим пылесосом, я, как обычно, начала прогулку со «стояния у оградки». Снимала с руки браслетики, вязала на тонкие детские ручки. И на взрослые кое-когда. Но почему-то в основном шли с детьми. С отчаянием.
День был очень тихий, безветренный. И в этом тихом безветрии шёл снег — крупными хлопьями, белый-белый, красивый… Очень тихая была сцена, снег, браслетики и я пою — и очередь поёт тихонько, все уж знали, что так полагается, и не расходились до конца — пока рядом с нами не затормозила карета скорой помощи. Из неё буквально выпала воющая женщина, следом двое санитаров, выдернувшие из внутренностей фургончика окровавленные носилки. И ничего было не разобрать, только вой: «Помоги! Помоги-и-и-и!»
— Руку, руку дайте! — я рванулась сквозь чугунные плети, ухватила ребёнка за безжизненно повисшую ладонь — и поняла, что жизнь утекает, и никаких накопленных мной энергий не хватит, чтобы остановить этот поток. Этот воздушный шар был не пробит — он был разорван в клочья.
Последние секунды! Я вцепилась в руку стоящей рядом Маруси, подключаясь к риталиду. Львиная доля скопленной в ожерелье маны ушла на то, чтобы остановить ребёнка в этом моменте. За секунду до последнего выдоха.
Я обернулась и увидела в ужасе застывших девчонок.
— Аня! Сюда!
Она подбежала. Руки, комкающие платок, дрожали.
— Пой, Аня, пой! Да закрой же глаза, не смотри на него!
Анечка вздохнула и повела дрожащим голосом:
— Слава Отцу и Сыну и Святому Духу…
— И ныне, и присно, и во веки веков! — неожиданно откликнулось всё наше отделение. И я поняла, что они стоят уже совсем близко, за спиной.
— А-А-А-А-МИ-И-И-ИНЬ! — голос Анечки перестал дрожать и набрал невиданную силу, наполнив разом всё пространство вокруг нас, словно вытеснив из него всякие другие мысли.
Я судорожно развязывала зубами узелок на запястье, страстно желая только одного: чтобы моя временн а я капсула продержалась хотя бы ещё минуту! Теперь завязать на запястье ребёнка. Есть! А теперь снять блокаду — и напрямую. Поехали!
Я чувствовала себя словно в горлышке водоворота. Удержать стабильный поток. Не дать смять повреждённую матрицу. Господи, помоги… Это всё написано долго, а на деле счёт шёл на секунды, каждая из которой растянулась для меня в долгих несколько минут. Звуки расплылись, превратились в эластичные вибрирующие оболочки, наполненные энергией. Оставалось только брать её и направлять в ребёнка, пока обволакивающая его зияюще-багровая тьма не сменилась просто красным. Страшным, но не смертельным.
Я вынырнула из качающегося энергетического шквала и поняла, что сейчас упаду. Вцепилась в ограду. Прохрипела:
— Молись над ним не переставая. Людей зови. Родню. Соседей. Чтоб днём и ночью… — и тут поняла, что двор заливается возмущённым дворничьим свистком. От ворот доносился какой-то крик, ругань даже. С этой стороны по улице бежали. И орали. Что-то про никому не двигаться. Впереди нёсся парень, за ним ещё трое. Первый одним махом перескочил через трёхметровую ограду. Однако! Или я всё ещё плыву?
— Ты! — ткнул он в меня пальцем. — Стоять!
Это же этот! С каштановым хвостом!
Метла Степаныча, возникшего неизвестно откуда, ткнулась парню в лицо:
— А ну, охолонь!
Воспитательницы третьего и четвёртого отделений заб е гали вокруг них, крича и размахивая руками.
Женщины, приходившие за исцелением для своих детей, неожиданно бросились на тех троих, что не успели перескочить забор. Поднялся страшный гвалт.
— Пойдёмте-ка, дамы! — Анечка подхватила меня под руку, с другой стороны — Маруся! Они практически втащили меня в раздевалку, следом устремились остальные гимназистки.
Со стороны большой прихожей тоже неслись крики, и их становилось всё больше, мужские голоса, женские, густой бас поварёнка Алёши, гневные вопли кастелянши.
— Осади, кому сказал! — это Ефимыч.
В стеклянную дверь, выходящую на улицу, что-то торкнулось, девчонки взвизгнули. Кому-то первой пришло в голову, что со своими взрослыми безопаснее. За бросившейся в холл воспитанницей кинулись остальные. Меня практически внесли в толпе до середины лестницы, поднимающейся на второй этаж. И тут навстречу нам вылетела директриса. Это было настолько нетипично, что вся толпа воспитанниц остановилась.
Надежда Генриховна торопливо спустилась по мгновенно расступившемуся коридору и остановилась перед кучкой кричащих друг на друга людей. Гимназические тут же бросились к ней с возмущением, но она так подняла ладонь, что всем сразу стало ясно — позже. Двое чужих мужиков, из общей перепалки вдруг выпавшие в дуэт, тоже заткнулись. И тут стало слышно, как через раздевалку протопали шаги, и дверь распахнулась, явив парня с расцарапанной, окровавленной мордой.
