Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь (книги бесплатно без онлайн txt, fb2) 📗
Уже в Сумах я добрался до архива и посмотрел дело, которое завели особисты на эту женщину. В целом она не врала — был и партизанский отряд, и медаль, вернее, было представление на медаль от командира отряда, которому дали ход после проверки. От самого отряда к концу войны остались два человека — один из бойцов, который сейчас жил под Курском, и мать Орехова. Остальные погибли во время «Рельсовой войны» августа сорок третьего — немцы тогда лютовали страшно, не жалея сил и средств. Со вторым выжившим мать ни разу не встречалась — или же «мой» Орехов ничего об этом не знал.
В общем, с такой матерью неудивительно, что Орехов пошел в пограничники, а потом согласился служить в КГБ. Я не знал, как он смотрел ей в глаза, когда стало известно о его предательстве, но, видимо, как-то договорился со своей совестью. Я не знал и как сложилась судьба этой женщины — нам про неё ничего не рассказывали, и лишь косвенно я мог предполагать, что к середине восьмидесятых, когда Орехов вышел из тюрьмы, отбыв свои девять лет, её уже не было в живых. То есть лет десять-двенадцать она проживет точно — из этого я и был вынужден исходить в планировании своих действий.
Впервые я зашел к ней вечером первого дня пребывания в Сумах — городок маленький, все друг друга знают, и если бы я её проигнорировал, слухи рано или поздно дошли бы и до управления КГБ, где ко мне могли возникнуть неприятные вопросы. Впрочем, всё оказалось не так страшно — она накормила меня свежими блинами со сметаной, рассказала обо всех соседях, которых «мой» Виктор чисто теоретически мог помнить, их разводах, свадьбах и смертях, спросила про уже мою свадьбу и удовлетворилась неопределенным ответом про «работу в этом направлении».
В принципе, некоторая мизантропия Виктора играла мне на руку — мать знала, что её сын не слишком общительный человек, что это относится и к ней самой, и принимала его таким, какой он был. При этом он мать по-своему ценил — впрочем, сложно не ценить человека, который тебя вырастил, отказывая себе буквально во всём. Ну а в моём случае всё выглядело так — я заходил к ней раз в неделю, приносил что-то из еды, отсутствие чего подмечал в предыдущий визит, и позволял просвещать меня о бурной жизни людей, про которых я слышал впервые и забывал сразу же после выхода на улицу.
В памяти Орехова я не нашел ни одной его попытки перевезти мать в Москву или как-то улучшить условия её проживания в Сумах, хотя сходу мог придумать несколько вариантов и того, и другого — конечно, речь шла не о покупке отдельной квартиры, на это накоплений на сберкнижке не хватало. Почему-то в СССР жильё стоило одинаково и в столице, и в самой глухой провинции.
— А баб Таня ему и говорит…
Меня откровенно разморило после домашней еды, и я слегка поклевывал носом под очередной рассказ чужой для меня женщины про чужих и незнакомых людей. Ещё немного таких «баб Тань» — и я отрублюсь прямо на такой удобной тахте. Правда, мать Орехова я предупредил, что мне надо сегодня ещё и на работу успеть, так что был уверен, что она сделает для этого всё возможное, даже дотащит на собственном горбу, если возникнет такая необходимость. Я представил картину приноса моего тела в управление, с трудом улыбнулся и решил вмешаться в эту сагу.
— Мамо, — Орехов так обращался к матери, и я не стал рушить эту традицию, — а расскажи об отце?
— Ой, да что там рассказывать, — она легко перешла на предложенную мною тему. — Был и был, а потом сплыл.
— А как сплыл? — не отставал я.
Мне почему-то стало интересно.
— Да просто всё… тогда всё было просто. Дали задания, он в одной группе, я — в другой, ушли. Мы вернулись, они нет…
— И не ждали?
— Почему не ждали — ждали, сколько могли, — она отмахнулась, как от назойливой мухи. — Но недолго, долго нельзя было. Если провал и кто-то заговорил — всё, ноги в руки и вперед, на новое место. Секреты оставили, но никто не пришел — ни наши, ни немцы. Ты на него похож очень, особенно сейчас… ему как раз столько лет было…
В принципе, информации было более чем достаточно, чтобы идентифицировать Алексея Иванова, погибшего — или, скорее, пропавшего без вести тогда-то и тогда-то в таком-то районе. На память опять пришла Тонька-пулеметчица и её РОНА — под Брянском были не только партизаны, но и совсем наоборот.
— А с… — я чуть запнулся, прикидывая нужную формулировку, — С войсками из Локоти доводилось сталкиваться?
— Это волостные что ли? — переспросила женщина. — Доводилось, и не раз. Хуже немцев были, но и мы их не жалели…
Я замолчал. Судьба у матери Орехова была… врагу не пожелаешь. Впрочем, тогда вся страна прошла через что-то подобное, хотя и не всем довелось смотреть на врага через прицел. А потом, после Победы — попытки наладить мирную жизнь, которая тоже оказалась далеко не сладкой, а для кого-то остается такой и поныне, хоть и прошло уже 27 лет. Я подумал, что надо что-то сделать для неё — хотя бы квартиру выбить, пока я здесь. К тому же так одна из соседских семей получит дополнительную, приличную по площади комнату — по нынешним меркам и это хорошо.
* * *
По знакомым «моему» Виктору дорогам я шёл неспешно, позволяя мыслям свободно перемещаться внутри головы. Одновременно рассматривал старинные особняки, оставшиеся от старой жизни, разбитые дороги и буйные сады, которые только готовились зацвести — и думал о войне и её последствиях, пытаясь понять логику того человека, который убил лесника из РОНА.
Чепак сказал мне не слишком много, давая это задание, поэтому я воздерживался от глобальных выводов. Но если принять верной версию о мести спустя почти тридцать лет, то получается нестыковка на нестыковке. Например, оружие — неведомый мститель мог, конечно, найти схрон времен Великой Отечественной, и наверняка в Сумской и Брянской областях таких заначек было великое множество, но стал бы кто-нибудь во время войны прятать там немецкий пистолет с ограниченным запасом патронов? Я сомневался в этом, но для подтверждения мне нужно было поговорить с хорошим экспертом по партизанской и диверсионной деятельности. В пределах досягаемости был тот же Чепак, но вряд ли он скажет что-то ещё. Теоретически я мог бы позвонить полковнику Денисову, но, насколько я помнил, он воевал на других направлениях, и не с той, а с этой стороны фронта. Впрочем, он мог свести меня с кем-то, кто был в курсе этой проблемы… Я мысленно записал это первым пунктом плана.
Возможно, этот мститель использовал свой собственный ствол, заныканный с той же войны — не один же Чепак сумел добиться такого права? Но это был риск, особенно если этот ствол нелегальный. Впрочем, если он избавился от него вскоре после совершения убийства, мы могли искать орудие мести до посинения — и ничего не найти, ведь никто в здравом уме не разрешит тралить все мелкие и не очень мелкие речки в окрестностях Ромн. К тому же я сомневался в технической возможности подобной операции — если только привлечь воинские инженерные части, что тоже было той ещё проблемой. Войска Киевского военного округа не были предназначены для удовлетворения любопытства отдельно взятого капитана КГБ из управления Сумской области, тем более командированного сюда из Москвы. То есть мне надо было идти другим путем.
Другой путь был… другим. Я мог предположить, что лесника убил никакой не мститель из числа его жертв — такому проще было сообщить в компетентные органы о том, что такой-то член армии Каминского преспокойно живет там-то и там-то, и наслаждаться суровым советским правосудием. А если убийцей был ещё один член РОНА, заброшенный в СССР с целью наладить подпольную борьбу с советской властью? Он пришел к своему старому «боевому» товарищу, тот его закономерно послал — мало кто способен променять четвертьвековые прятки на какие-то мгновения настоящего дела — и получил в ответ пулю. Тогда наличие «люгера» в схроне более вероятно — раз уж его устраивали немцы или немецкие прихвостни. Правда, в этом случае придется признать неприятный факт продолжения деятельности антисоветского подполья в этих краях — в добавок к бандеровцам, которые окопались чуть ли не Сумском обкоме партии, что вряд ли признают на самом верху…
