О нитях дриады (СИ) - Гарянин Дмитрий (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
И тут мои волки, прячущиеся где-то по периметру поляны, жалобно завыли как на Луну. Несколько ярко оперенных птиц стали кружить над нами. Ветерок, еще мгновение назад, перебиравший ее пряди, неожиданно стих. И мне даже показалось, что кроны окрестных деревьев склонились как-то скорбно и почтительно. С Линой прощались. А она улыбалась.
- Ты слышишь? Ты видишь?
- Да, - кивнул я.
- Скоро придет Пушок. Он точно придет, - произнесла она.
Почему-то я тоже был в этом уверен. Без Пушка картинка до конца не складывалась. Обычно большая киса сюда не наведывалась. Очевидно, скакать сквозь пространственные коридоры ей было хлопотно. Мы встречали зверя в лесу. Но сейчас…
Волки внезапно стихли. Огромный тигр гордо, как Илья Муромец на отдыхе, шел, мягко сминая траву. Я уже перестал бояться и не старался слиться с пейзажем при его появлении. В последнюю встречу даже пытался погладить. Помню, ему не очень это понравилось, но он стерпел.
Пушок для профилактики грозно зыркнул на меня и пристроил свою полосатую морду на груди у девушки. Она обхватила массивную шею и поцеловала в жесткие усы.
- Котик мой, ты не забыл… Почувствовал меня, да? Ты мой маленький. Не волнуйся, мамочке не больно. Знаю, знаю, милый, ты будешь скучать без меня. Я тоже. Но все пройдет…
Лина еще что-то шептала ему в пушистые уши, гладила, зарывалась носом в его меховые щеки. А я сидел рядом, следил, как медленно падает солнце и старался не замечать соленого жжения в глазах.
- Пушок, дядя Леший хороший, - донеслось до меня. – Позаботься о нем, не обижай. Он останется вместо меня. Навещай его, хорошо? Ну и конечно не забывай приносить гостинцы. А то он видишь, какой худой. Почти как я.
Я вдруг не выдержал и отвернулся. Что я сделал не так? Ведь шину наложил вроде правильно. Почему банальный перелом дал такие осложнения. И вообще, какого хрена мы тогда поперлись в этот рейд. Почему я не заметил, как опасно идти по гребню холма… И эти проклятые новые кроссовки!
Я вскочил, разжег костер, повесил котелок с водой. Сделаю что-нибудь жидкого и горячего. Почистил картошку, морковь, разделал вчерашнюю рыбину. Лина к тому времени уже совсем выбилась из сил и заснула. Я накрыл ее вторым одеялом, потрогал губами лоб: горячий. Темные круги под сомкнутыми веками, длинные реснички… Как же я буду без тебя, моя лесная фея. Что же мне сделать… Рядом, свернувшись необъятным клубком, мощно храпел Пушок. И вправду котик. Волки на своей периферии тоже помалкивали. И даже птицы, замаскировавшись на ветках, тактично молчали. Какая-то радужная бабочка порхала вокруг и нежно приземлилась на шерстяную шапочку. Вид этой невесомой птахи окончательно расклеил меня. Я всхлипнул, а потом неудержимо поплыл и потек. Помешивал уху, в которой смешались картошка, морковь, рыба и слезы.
Лина, когда проснулась, съела четыре ложки. Впихал чуть ли не насильно.
- Ну, давай, последнюю за Пушка, - требовал я. Лина кривила губы и отворачивалась.
- Неужели так не вкусно? Старался, готовил… Тебе силы нужны! Ешь! Как ребенок, ей богу!
- Леший, все вкусно. Но не хочу. Не могу, – почти шепотом умоляюще сказала она.
Я беспомощно сдался. Налил себе полную миску и буквально вылакал досуха. Хотелось закусить краюхой хлеба. А потом сладкую плюшку с чаем. И было очень стыдно от этих желаний, потому что рядом сидела Лина и исчезала.
Я почти чувствовал, как растворяется в воздухе, как дрожит и истончается, как рассеивается и рассыпается пестрыми огоньками хрупкая Линкина суть. И невозможно было встать и закрыть ее грудью, чтобы хоть как то приостановить, задержать. Бессилие и отчаяние. И еще что-то, прячущееся, робкое, цвета ее глаз, теплое, горячее, щемящее, знакомое как объятие, родное как детское воспоминание.
Она опять спала или не спала, но так и полулежала, укрытая двумя одеялами, с закрытыми глазами, а рядом сопел тигр, похожий на рыжего котенка, увеличенного в масштабе 1 к 100. Между тем, основательно вечерело. Я перенес Лину в дом, тщательно ее укутал, поставил у изголовья полную кружку теплой воды.
- Спасибо, - тихо сказала она.
- Сотвори чудо, проснись здоровой! – попросил я серьезно.
- Такое бывает в сказках…
- Так мы и живем в сказке. Разве ты не замечала?
- И правда, - слабая улыбка оживила ее лицо. – Пушок спит еще?
- Дрыхнет без задних ног.
- Не буди его.
- Я же не больной.
- Да, точно, – улыбка стала чуть шире. – Больная тут я.
Внезапно она запела. Ту самую запомнившуюся мне песню на корейском языке. Первые строчки прорывались сквозь слабость и сипение, угасали в верхах, но очень скоро ее сопрано подхватили восходящие потоки, и мелодия уже парила над нами. Каждый звук входил в резонанс с моим внемлющим «я», каждая нота расцвечивала глубины и высоты миров, которые тут же рождались и проживали краткие, но очень яркие жизни. Я слушал и все понимал, все видел и чувствовал. Лина вплетала свой прощальный узор в наш заколдованный лес. И он был так невыразимо прекрасен…
Ее голос все еще звучал во мне. Но вокруг мягкой ватой все заполнила тишина. Лина посмотрела на меня как-то по-особенному. Очень близко, очень светло.
- Давно хотела узнать одну маленькую банальность. Скажи, если б мы встретились в том мире и были бы свободны, я бы тебе понравилась?
Сначала я хотел отшутиться, но потом передумал.
- Если бы мы встретились в том мире и были бы свободны, я бы… написал на асфальте напротив твоего окна, с добрым утром, любимая.
Что-то вспыхнуло в ее глазах, зазеленилось.
- Если бы я увидела это… - Лина вытащила руку из под одеяла и нашла мою ладонь. – Мое утро стало бы самым добрым. Самым счастливым…
Я прижал ее пальцы к своим губам. Горячие, тонкие, податливые, трогательные.
- Спи, мое солнце. Пусть такое утро наступит именно завтра.
Ее ладошка дрогнула, в глазах замерцала влага. Она повернулась на бок и затихла, не выпуская мою руку.
***
Я проснулся и сразу понял – все кончилось. Долго, очень долго, тупо сидел, ощущая замораживающую бесконечную пустоту. Потом очнулся и откинул одеяло. Она лежала, безмятежно сомкнув веки. На кончике заострившегося вздернутого носа никак не могла растаять капелька росы.
- Все хорошо, Лина, - сказал я. – Теперь тебе совсем не больно.
Снаружи шел снег. Все как в то самое памятное утро. Я даже не удивился, увидев неторопливое безветренное падение тяжелых пушистых хлопьев. Время сдвинулось. Но теперь я не спешил.
Примерно в пятидесяти метрах от дома на небольшом пригорке росла красавица пихта. Древняя, с бархатной корой, в четыре обхвата моих в меру длинных рук. Протоптав по снегу узкую дорожку, я освободил пространство у бурого основания ствола, взял штыковую лопату и принялся остервенело копать. Земля под снегом была мягкой и податливой, и довольно скоро образовалась яма нужной длины и ширины. Я отдышался и вернулся в дом. И опять застыл. Долго не решался подойти. Просто смотрел. В белой тишине на краешке сознания звучала ее песня. Снова и снова.
А потом опять завыли волки, завибрировали тетерева, заухали совы. Я решился. Спеленал Лину двумя одеялами, подхватил на руки и, пошатываясь, отнес к чернеющей на фоне снега земле. Медленно и осторожно опустил тело в яму. Потом тщательно стряхнул осыпавшиеся комки с ее открывшегося лица. Поправил выбившиеся из-под шерстяной шапочки медные пряди. На всякий случай снова проверил пульс. Ее шея казалась еще теплой.
Вот и снова я остался один. И теперь ты меня не найдешь, если заблужусь. Но это ничего, не переживай. Полежи здесь. Это хорошее место. Твоя любимая пихта тебя примет и укроет. Я буду очень скучать, Лина… Очень скучать. Прости, что не уберег…
Я выбрался наверх, и, зажмурившись, стал забрасывать яму землей. После соорудил небольшой, но приметный холмик, тщательно утрамбовал. Вот и все. Снег еще падал, хотя уже реже, и небо стало прозрачней. Сзади уловил мягкое движение. Пришел Пушок. Глянул на меня печальным золотом, опустил голову, обнюхав переворошенную землю. Так мы с ним и стояли рядом. Огромный тигр и маленький человек.
