Цена счастья - Гончарова Галина Дмитриевна (лучшие книги онлайн txt) 📗

Пусть лэйр Ганц отдувается. Глядишь, бароном станет… Хороший он мужик. Джесу бы его характер – жили бы душа в душу…

Ганц Тримейн и отдувался. За всех.

Вирмане плюс королевский ордер творили чудеса.

Королевский ордер – золотая бляха, щедро украшенная самоцветами. Таких всего штуки три. Или четыре. И все хранятся у короля, так что подделать их невозможно. На время предъявления этой игрушки каждое слово Ганца становится словом короля, как если бы его величество сам приказывал.

И Ганц пользовался от души. Не в своих интересах, нет. Всегда в интересах короны. Первым делом принявшись с помощью вирман и людей Лейса за дворцовую гвардию.

– Капитан, вы арестованы.

– Лэйр, вы арестованы.

Заговор надо было подавить в зародыше. И чем скорее, тем лучше.

Все делалось без шума и пыли. Оглушить, связать, вставить кляп – и в карету. Закрытую. А там довезут их вирмане до Стоунбага, ничего не случится. Написать письмо коменданту, пусть допросит подлецов как следует.

Написать письма нескольким своим… знакомым.

Королевские представители не то чтобы дружат между собой, но кому-то доверяют чуть больше, а кому-то чуть меньше. Вот тем, на кого он мог положиться, Ганц и слал весточки. Чтобы на местах либо арестовали таких-то, либо организовали их убийство.

Безжалостно? Он слишком много на себя берет?

Плевать на все!

Тут речь идет о язве, которую надо каленым железом выжигать. Как можно скорее, пока не прорвалась.

Летели птицы, мчались гонцы…

А Ганц тем временем отправился к Ивельенам.

Для любого заговора нужна голова. И если ее отсечь… нет, может быть и так, что найдется новая. А может и не быть.

В любом случае их надо взять и поместить в Стоунбаг. А уж потом разбираться…

Амалия и Питер сидели у открытого окна. Близняшки устроили матери безумную ночь. Обычно детей отсылали в другое крыло, но Питер не мог расстаться с младенцами. А у них то ли колики приключились, то ли еще что… орали вдохновенно. А по жаркой поре окна были открыты и слышимость идеальная. Питер, не вынеся детского крика, зашел к кормилице, потом к Амалии, да так у нее и остался.

Женщина смотрела в окно на звезды.

– О чем ты думаешь, родная?

Амалия словно не сразу его услышала. Но потом…

– О мести, Питер.

– Столько лет уже прошло…

– Сколько?! – Синие глаза сверкнули гневом. – Сколько? У меня отняли любимого мужа, у детей – отца, у тебя – друга… Разве можно тут говорить о давности?

Питер вздохнул.

– Нельзя.

Жену он любил. Но сильно подозревал, что она его не любит. Так, как Эдмона, – нет.

Тогда Амалия горела. Сейчас же ему достались одни угли. Больно?

Может быть. Но Питер подозревал, что, когда все будет кончено, она оживет. Станет такой, как прежде. И даже сможет полюбить его. Пусть не так сильно. Его любви на двоих хватит.

– Скоро все будет кончено. И я вздохну спокойно. Справедливость будет восстановлена.

Амалия сжимала в руках жемчужное ожерелье. Его подарок за детей.

– Что это? Факелы?

– Отряд?

Питер вгляделся.

– Нет, я не сказал бы. Так, человек пять…

– Кто там… надо спуститься.

– Ты не одета. Я позову слуг.

– А ты спустись, хорошо?

– Может быть, отца…

– Не вижу смысла. Если что-то важное, тогда…

Но, как оказалось, Лоран Ивельен тоже не спал. Они с Питером встретились внизу, переглянулись…

Нет, они не ожидали провала. Человеку вообще не свойственно признавать ум других людей, каждый считает, что он умнее всех, разве нет? Да и все было хорошо спрятано. Но может быть, что-то такое…

Этим Ганц и воспользовался. У него была коротенькая записочка, запечатанная одним из колец Лилиан.

Вирмане, которые были здесь с Лилей, да и с Алисией, говорили, что тут охраны человек двадцать. Если начнется бой, Ивельены успеют удрать, а он начнется, если лезть напролом, поэтому…

Ганц и еще человек пять приедут открыто, с письмом о покушении на графиню Иртон. Удавшемся. И просьбой Алисии приехать как можно скорее.

А основной отряд будет ждать поблизости. По сигналу тревоги они успеют прийти на помощь. Военная хитрость.

И когда он постучал в ворота, их пропустили без опаски. Чего бояться? Пять человек…

Лэйр Ганц поприветствовал герцога с маркизом, поцеловал руку все-таки спустившейся Амалии и бросился объяснять. Выглядел он так, что поверили. Красные глаза, дрожащие руки, измученное лицо, растрепанные волосы, грязная одежда…

– Ужасное несчастье! Покушение на графиню Иртон!

– Альдонай! – ахнула Амалия.

– И?

– В нее стреляли. Убийцу взять не удалось. Но стрела попала в легкое… графиня теряет кровь, она очень плоха. Тахир не ручается, что она доживет до утра… Госпожа, она очень хотела видеть и вас, и герцога… я умоляю вас…

Ганц упал на колени, с которых его спешно поднял Питер.

– Нас? Но зачем?

– Миранда, госпожа… Лилиан не может умереть спокойно, она просила меня привезти вас. Она знает, что вы сможете приглядеть за девочкой…

Ганц врал вдохновенно, на волне адреналина. И столько искренности звучало в его словах… да и кого еще просить. Старую гадюку? Смешно… Алисии ребенка можно доверить в последнюю очередь.

Амалия вздохнула. Ехать не хотелось. Но… разве она может отказать в такой просьбе?

– Возможно, утром…

– Госпожа! Графиня очень плоха! – Ганц опять упал на колени. По лицу его струились настоящие крупные слезы. А то ж… коленками со всей дури – больно.

Честно говоря, Ганц был твердо уверен, что никто никуда не поедет. Ему надо было просто заговорить зубы Ивельенам. И чтобы его оставили на ночь вместе с его людьми.

Так и произошло.

Уговаривали его где-то еще час, Ганц страдал, рвался к графине, умолял и уговаривал. В итоге ему пообещали поехать утром. И на том разошлись спать.

Теперь ничто не мешало вирманам действовать.

Легко ли открыть ворота? Смотря кто за дело возьмется. Если хрупкая и нежная графиня, то вряд ли. А вот если пятеро профессиональных вояк…

Лейф огляделся по сторонам. Сопровождающих Ганца разместили в конюшне. Ну хорошо хоть не в свинарнике, хотя они и оттуда бы выбрались.

Все вояки вздыхали, утирали скупую мужскую слезу и расписывали, как страдает графиня. Покушались на нее, покушались… ну и достали. Она вот теперь умирает и просит привезти родных хоть проститься. И выглядели при этом неподдельно расстроенными.

Хотя слушать их особо было некому, разве что конюхам, жаловались они прилежно.

Лейф дождался, пока в большом доме погаснут все огни, и махнул своим людям.

– Пора…

В следующий миг все конюхи были повергнуты в глубокий и здоровый сон. Кулаком по черепу – разве не здорово? Особенно если это крупный вирманский кулак, размером напоминающий небольшую тыкву. Даже лошади не взволновались. Покойников-то не было, крови, криков… ничего. Просто бодрствовали пятеро вирман и четверо конюхов. А теперь только пятеро вирман.

Ничего, и конюхи оклемаются. Никуда не денутся…

Скользнуть неслышными волчьими тенями во двор, оглядеться и тихо снять караульных – тоже проблемы не составляет. Или вы думаете, что вирмане – это толпа, которая с воплем «А-а-а!!!!!» налетает на частокол и начинает рубить его топорами со всей дури?

Да ни разу.

Уж что-что, а подкрасться, проскользнуть, а где надо и пошпионить – это команда Лейфа умела. И на Вирме такие навыки были полезны, и на континенте… Эрик справился бы лучше, но он как раз был в море.

Четверо часовых были сняты в мгновение ока. Двое – бескровно. Еще двое, так как стояли дальше, – метательными ножами. Только пара тихих хрипов, и все стихло.

Два человека скользнули к казарме, где мирно спали солдаты Ивельенов. Убивать? Будить? Драться? Вот еще не хватало. Нет, все должно быть тихо и мирно. А потому…

Когда Лиля поняла, с чем имеет дело, она долго ругалась. А потом призадумалась.