Бородатые боги - Захаров Андрей Николаевич (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Перед тем как занести тело в нишу-склеп, его клали на большие прямоугольные камни, размещенные у подножия горы. Родственники погибшего подводили к жрецу годовалую ламу, и он обводил ее несколько раз вокруг камня, читая молитву, а затем перерезал ламе глотку. Это была жертва богам. Такую ламу не ели, ее сжигали на разведенном рядом жертвенном костре. По поверью, лама должна помочь душе погибшего воина вознестись к богам на небо.
Как пояснил Качи, раньше наиболее значимым и действенным считалось жертвоприношение живого человека из числа пленников. Но со временем от человеческих жертв отказались. Большей доблестью стало считаться убить врага в бою, а не на жертвенном камне. Поэтому ни уаминка, ни уанка никогда не брали пленных.
После завершения погребальной церемонии люди разделяли совместную трапезу. Женщины, близкие родственницы покойного, в знак траура обрезали себе волосы и бросали их в жертвенный костер, рыдали, выли и восхваляли усопшего. Гостям предлагали еду и напитки, после чего исполнялись грустные песни, переходящие в танцы, напоминающие больше топтание на месте.
Для придания танцам ритмичности использовались музыкальные инструменты: различного вида флейты, как одиночные, так и выстроенные в линию по убывающей длине, изготовленные из тростниковых трубочек или глины, медные и серебряные колокольчики, барабаны из кожи лам, а также большие морские раковины.
Антоненко вместе с Роговым и Качи находились возле вождя племени уанка по имени Анко Альо. Качи был родственником Анко по матери и поэтому вместе с другими членами семьи провожал в последний путь его сына Асту.
Среди окружавших их уанка Николай заметил молодую женщину. Что-то давно виденное и потом забытое, но почему-то родное кольнуло его сердце. «Дежавю, что ли?» – подумал он. Для Николая все вокруг вдруг стало происходить, как при замедленном просмотре кинофильма. Вот девушка прошла вперед, взяв в руки бронзовый нож, спокойно отрезала свои не очень длинные косы, бросив их в жертвенный костер. В отличие от других женщины семьи, она не голосила, а молча отошла в сторону. И только огромные слезы, катившиеся из красивых, но печальных глаз, говорили о пронзившей ее сердце и душу боли утраты.
– Маша?! Ты?! – вскрикнул Николай. Он не верил своим глазам. Перед ним стояла его любовь, его Машенька, но не та, с которой он совсем недавно расстался, а совсем другая. Та, первая, из его молодости, самая любимая. Те же светло-каштановые волосы до плеч и огромные бездонные зеленые глаза…
От его вскрика девушка на мгновение замерла, отстраненно посмотрела на Николая и прошла дальше.
– Николай Тимофеевич? Вы чего? – тронул за руку командира стоявший рядом Роговой. – Случилось что?
– А-а… Да… Нет! – овладел собой Антоненко. – Так. Показалось. Вася, узнай у Качи, кто эта девушка. Очень надо.
– Хорошо, командир.
Когда погребальная церемония завершилась, Николай снова увидел девушку, так похожую на его первую любовь. Она подошла к виракочам и вручила огромное глиняное блюдо-поднос с мясом, очень похожим на кроличье, в сопровождении кукурузы, картошки и различных овощей со специями. Вместе с блюдом в руки попаданцев перешел и довольно вместительный кувшинчик местного пива. Подавая еду, девушка вновь посмотрела на Антоненко, но уже не отстраненно, а оценивающе, как смотрят женщины, уже побывавшие замужем.
– Посмотрела, словно рублем одарила. Красотка, – причмокнул губами Роговой.
– Да ладно тебе, – как-то отрешенно проговорил Антоненко. – Узнал что-нибудь или нет?
– Что, за душу взяла, командир? Такая – может! – улыбнулся Василий. – Узнал. Ее Тани зовут. Горный цветок, по-нашему. Она старшая дочь вождя. Асту был ее любимым братом. Она вдова. Два года назад муж у нее погиб. В пограничной крепости при отражении нападения соседей. По-нашему, начальником заставы был. Есть сын, семь лет. Другие воины, и даже Качи, хотели ее в жены взять, но она не хочет. У отца живет. Девушка с характером.
– А у вождя кроме нее и Асту еще дети есть?
– Еще одна дочь. Но та совсем пацанка, лет десять, не больше. Раньше был еще один сын, но он умер от болезни. Как Качи сказал: если у Анко больше сыновей не будет, то после его смерти вождем может стать муж старшей дочери, если такой будет, конечно, или ее сын, когда вырастет. Такой порядок у уанка. А если и их не будет, то тогда совет старейшин нового вождя изберет из лучших воинов. Так что есть вакансия, командир!
– Не болтай лишнее. У людей горе, а ты как вшивый про баню! Лучше спроси у Качи, что это за кролик такой; не пойму – я их здесь не видел! – Николай решил переключить разговор на другую тему.
– Обижаете, Николай Тимофеевич! Я уже поинтересовался. Только не падайте в обморок, – загадочно подмигнул Роговой. – Это куй!
– Чего? – почти неприлично звучащее по-русски слово «куй» вызвало у Антоненко соответствующие ассоциации. – Ты что, издеваешься?
– Никак нет, товарищ подполковник! Это местные своих зверьков, а по-нашему – морских свинок, так называют. Да вы их видели – вечно под ногами целыми стадами путаются. Что у уаминка, что здесь! – серьезно ответил Роговой. – Честное комсомольское! Они их откармливают и потом едят как кроликов. А ведь вкусно!
– Ладно! Давай, доедай свой куй и пошли к Качи. Узнаем, когда домой возвращаться будем, а то мне тут как-то не по себе уже становится, – закрыл тему разговора Николай.
Переговорив с Качи, решили уходить в Уаман-канча завтра с утра. И так уже загостевались у уанка четыре дня. Пора и честь знать. А тут еще увиденная бойня и похороны тоску нагнали. «Чем старее становлюсь, тем сентиментальнее», – загрустил Николай. Ему и Роговому, как гостям, отвели отдельное помещение под ночлег. Приставленные к ним Синчи Пумой воины-уаминка расположились на шерстяных одеялах возле входа в дом. Если, конечно, эту круглую низенькую башенку, вроде монгольской юрты, но каменную и с соломенной крышей, можно назвать домом. Все услуги – на улице. Вода – в глиняном кувшине. Душ – с шумом протекает рядом с гор. Ложе – травяная циновка с шерстяным одеялом…
Не жизнь, а радость первобытного строя, мать его так! Что-то ты раскис, Коля, если тебе местная дикарка уже лучшей красавицей показалась… Уж не хочешь ли ты, старый пенек, пойти по стопам Аксенова? Молодость вспомнил – старый конь борозды не портит, но и глубоко не пашет? Не по твоим годам деваха эта… Да и стряпня местная уже надоела, борщику хочется. Пора возвращаться домой!
Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей и заснуть, Николай стал вспоминать и анализировать все, что удалось ему узнать за это время про уанка. Сколько их, место расположения, чем занимаются, с кем дружат, с кем воюют, чем торгуют и так далее. Уже когда мозг практически отключился, а тело погрузилось в сон, в голове проскочила тайная мыслишка: женись на Таньке-Машке и станешь вождем! Тьфу ты, сгинь, нечистая! Спать давай!
– Николай Тимофеевич! Вставайте! Тревога!
– А? Что? – ничего не понял спросонья Антоненко. – Чего орешь над ухом?!
– Тревога, говорю! – обиделся Роговой. – Анко и Качи воинов в поход собирают! Опять кто-то на них напал!
– Да е-мое! Дадут когда-нибудь этим людям спокойно пожить?.. Кто там еще их сожрать захотел?!
Быстро одевшись, оба вышли из дома.
Город-крепость Уанка-канча был немного меньше, чем город уаминка. Высота его крепостных стен не превышала семи метров. Так же, как и в Уаман-канча, эти стены были одновременно и террасами. В город вели два прохода шириной чуть больше трех метров каждый. Но в отличие от крепости уаминка в Уанка-канча не было цитадели. У попаданцев сложилось впечатление, что этот город построили не очень давно, не больше пары сотен лет назад. Камни крепости были меньше размером, и дома не слишком старые. Так что легенда, рассказанная Качи, могла быть реальностью.
Город располагался на крутом, закрытом с трех сторон утесе, перекрывая перевал через горный хребет и возвышаясь над практически плоской долиной продолговатой извилистой формы, примерно километров семь в длину и три в ширину.
