Назад в юность. Дилогия (СИ) - Сапаров Александр Юрьевич (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Да, уже с полчаса.
— Это хорошо, а то она меня невзлюбила с чего-то. Тебя как звать-то?
— Меня — Сергей.
— Серый, значит. Слушай, Серый, я с учебы пришла и бутылочку вина принесла. Составишь мне компанию? А то одной скучновато.
Не особо раздумывая, я согласился. Как раз в тему. Хоть стрессы свои немного сниму.
— А как же Тамара Ивановна? — тут же спохватился я.
— Да не бойся, тетка придет только около часа ночи, она сегодня во вторую смену работает.
В соседней комнате сразу чувствовалось, что у Тамары Ивановны появилась молодая соседка. По всему помещению плыли запахи духов «Красная Москва», «Сирень», на балконе сушилось женское белье.
Я сел за круглый стол, стоявший посреди комнаты и покрытый белой скатертью, а Лиза с заговорщицким видом вытащила из-под него бутылку вина. Я посмотрел этикетку, и она сразу пробудила во мне океан воспоминаний из первой жизни. Красный вермут по девяносто две копейки, который продавался в любом плодоовощном магазине. Это было первое вино, которое я попробовал.
Когда я учился в седьмом классе, на Восьмое марта девочки решили, что надо устроить настоящий вечер. Они полдня сидели в классе домоводства и готовили деликатесы, а мы, вместо того чтобы помочь им, бегали по магазинам и искали взрослого помощника для закупки спиртного. Такого помощника, конечно, нашли и на все деньги, что у нас были, купили красного вермута. Сидя в школьной теплице, пили этот вермут прямо из горлышка.
Когда мы приперлись к девчонкам, те вначале радостно встретили нас, но, когда увидели, что половина парней пьяные, их энтузиазм резко увял. К счастью, опьянение от вина оказалось не сильным, и через час мы уже вполне связно смогли поздравить одноклассниц с праздником. Конечно, за исключением особо напившихся товарищей.
Пока я откупоривал бутылку, Лиза накрыла на стол — нарезала два плавленых сырка, на тарелку положила несколько вареных яиц, в хлебнице принесла несколько кусочков черного хлеба, поставила два граненых стакана. На мое робкое замечание использовать рюмки она бодро ответила словами известного героя:
— А что тут пить-то?
Я разлил по четверти стакана вермута, и мы, звонко чокнувшись, залпом выпили эту кислятину.
— Да ты пьешь, как мой брательник, — удивилась Лиза. — Только ему уже за тридцать, а ты совсем пацан. Когда научился-то?
И меня еще спрашивают, когда я научился! Чего я только не попробовал в своей жизни во Вьетнаме, в Анголе, на Кубе… Но, наверное, больше всего было выпито обычного медицинского спирта. Как правильно сказал русский народ: «Быть у воды — и не напиться?» Сколько людей переходило по вечерам ко мне — сначала полковому врачу, затем начальнику медсанбата, а позже ведущему хирургу госпиталя. И у всех была примерно одна фраза: «Слышь, Алексеич, у тебя спиртику грамм двести не найдется?»
А спирт в полковом НЗ был крайне необходим. Особенно он был нужен, если у нас в гарнизоне развертывалась учебная часть для призыва так называемых партизан. Мужики, привыкшие каждый день пить приличное количество водки, попадали в палатки в глухом лесу, и у некоторых из них на третий-четвертый день развертывалась классическая картина белой горячки: бред, неадекватное поведение. А чем прикажете их лечить? В лесу ведь нет наркологического диспансера, и тут палочкой-выручалочкой становился спирт. Введешь внутривенно граммов двадцать, и через пару минут пациент, только что находившийся в жутком бреду, спокойно засыпал с доброй улыбкой на лице.
После второй четверти стакана язык и так не молчавшей Лизы развязался еще больше. Она со слезами на глазах рассказывала о жизни в деревне. Сообщила, что в городе ей пока очень не нравится. Люди на улице не здороваются, она никого не знает, а Тамара Ивановна только и мечтает о том дне, когда племянница закончит учебу и ей дадут место в общежитии. Что мужики в депо постоянно пристают со всякими предложениями, а ей это совсем не нужно. А она вообще, может, не хочет быть вагоновожатой, а хочет быть артисткой.
— Вот посмотри, какая у меня фигура!
С этими словами Лиза ловко сдернула блузку и юбку, оставшись в бюстгальтере и трусиках.
— Вот посмотри, посмотри, — говорила она, снимая оставшиеся тряпочки.
Она стояла передо мной, смотря в лицо и улыбаясь. К моему удивлению, я совсем не чувствовал желания. Ночь с Таней еще была жива в моей памяти, и мне не хотелось портить это воспоминание.
— Лиза, прошу тебя, пожалуйста, оденься, не надо так себя унижать.
— Вот еще один учитель на мою голову, — громко сказала девушка, натягивая обратно свои тряпки. — Все учат, учат, хоть бы кто-нибудь помог!
И она заплакала.
— Лиза, ну что ты плачешь? Скоро у тебя будет профессия. Может, и не та, какую бы ты хотела, но ведь все в твоих руках. И если ты будешь упорна, то сможешь добиться многого. А сейчас давай лучше прогуляемся по набережной, я расскажу тебе о Ленинграде.
И мы с Лизой до одиннадцати часов гуляли по набережной на Стрелке Васильевского острова, смотрели в прозрачную воду Невы около сфинксов, где на глубине около двух метров сверкали монетки, брошенные на память.
Когда мы в легком сумраке начинающихся белых ночей, сквозь окно освещавших подъезд, подошли к дверям квартиры, Лиза тихо сказала:
— Спасибо, — и убежала к себе в комнату.
А я пошел спать.
* * *
Утром меня разбудила тетя Нина. Она пришла уставшая и, позавтракав со мной, легла в постель, сказав, что была тяжелая смена.
Я отправился по магазинам. К сожалению, только в двух городах Советского Союза в те времена можно было достаточно свободно купить различные деликатесы. Помнится, уже несколькими годами позже загадывалась загадка: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой». Ответ: «Поезд из Питера». И я не мог упустить такой шанс — приехать домой с деликатесами из Ленинграда.
В первую очередь я направил свои стопы на Невский проспект в магазин «Восточные сладости», чтобы купить свою любимую косхалву. Затем мне непременно надо было побывать в Апраксином переулке, где под сенью колонн Гостиного Двора скрывались продавцы «костей», то есть записей иностранных исполнителей, сделанных на использованной рентгеновской пленке, из-за чего и пошло название «кости». Мне эта лажа теперь вроде ни к чему, но я купил несколько пленок для Лешки.
Но самый классный поход был на огромную барахолку. Никогда ни до, ни после я не видел такой барахолки: она начиналась на углу Литовского проспекта и Обводного канала и тянулась на сотни метров вдоль. Чего там только не было! Вот здесь было все разнообразие людских типажей. Фильмы, которые я смотрел впоследствии, лишь в малой степени отражают, что творилось там на самом деле. А теперешняя известная барахолка на «Удельной» не идет ни в какое сравнение с этим уникумом.
Но меня интересовало одно: рыболовные принадлежности для себя и моего отца. Все, что нужно, я быстро и дешево купил в ряду, где стояли специалисты по таким товарам. Тут можно ходить часами, рассматривая диковины, которые там продавались, но, к сожалению, у меня не было денег на все это. Да и карманники не дремали.
Купив все, что хотел, вернее, то, на что хватило моих скромных средств, я направился домой на Васильевский остров.
Вечером тетя проводила меня на поезд, где я, положив свой фибровый чемодан под голову, благополучно улегся на третью полку, чтобы не мешать пассажирам внизу играть в карты, и проспал всю ночь до приезда в Энск.
Дома меня не встречали фанфарами. Тетя уже успела прислать телеграмму обо всех моих приключениях. Мама почти сразу ушла на работу, бабушка отправилась в магазин, Лешка был в деревне у бабушки. Ну а я понес документы в приемную комиссию университета. Когда я вышел, посмотреть на меня сбежались все члены комиссии: всем было интересно, что это за вундеркинд появился в нашем городе. К моей радости, при сдаче документов никаких проблем не возникло, и, уточнив дату начала вступительных экзаменов, я отправился домой.
