Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь (книги бесплатно без онлайн txt, fb2) 📗
Глава 4
«Не срывай цветущие цветы»
Я сидел на жестком табурете посреди своей временной квартиры и бездумно перебирал струны гитары. Если бы кто-нибудь сейчас прервал меня и спросил, что я играю, я бы не смог ответить — настолько мои мысли были далеко отсюда. Я даже не был уверен, что играю именно что-то, а не обычную последовательность блатных аккордов или же более модную блюзовую основу.
По телевизору шел финал передачи «А ну-ка девушки», но звук я выкрутил до минимума, так что перипетии этого конкурса довольно симпатичных представительниц прекрасного пола оставались для меня загадкой. Примерно такой же, какой оказался завотделом науки и учебных заведений Сумского обкома компартии Украины Иван Макухин.
В управление я всё же зашел, слегка удивив дежурного. Сунулся было к своим подчиненным, но они уже давно отдыхали по домам. Добрался до своего кабинета и немного посидел за столом, пытаясь успокоить мысли в голове и понять, как новые знания повлияют на мою работу в Сумах. Правда, я так ничего не придумал — по всему выходило так, что если я просто забуду слова пьяного партаппаратчика, то мне и делать ничего не придется, кроме того, что я и так собирался. А вот если не забуду… О, в этом случае передо мной открывалось море вариантов.
Самым радикальным из этих вариантов был тот, в котором в обкоме Сумской области окопались древние бандеровцы, которые сейчас только делают вид, что работают на благо советского народа, а сами готовятся захватить власть и объявить Украину незалежной. Помимо всего прочего это означало, что у этих сумских заговорщиков есть сообщники в Центральном комитете КПУ, а также во всеразличных силовых структурах — в МВД, в расквартированных по области воинских частях и даже у нас, в управлении КГБ.
Вот только биографии партийных руководителей Сумской области в мою теорию не укладывались. Первый секретарь Ищенко не выглядел националистом — обычный советский человек, проделавший путь по карьерной лестнице с самых низов. Второй секретарь Лысенко — правда, вторым его называли исключительно неофициально — был как раз природным украинцем из-под Чернигова и отвечал за промышленность, что придавало ему серьезный вес в аппаратных играх. Он был не очень старым, а всю войну проучился в разных техникумах — начинал в Брянске, потом в Красноярске, а диплом получил через семь лет как раз в сумском Конотопе. Но в Великую Отечественную и не такое могло быть.
Ещё два секретаря были русскими. Станислав Иванович Маслов отвечал за сельское хозяйство и, скорее всего, был креатурой Ищенко, а Степан Яковлевич Золотарев пришел недавно и его функции были неясны. Был ещё некий Петр Козырев, который отвечал за идеологию — то есть наши интересы слегка пересекались. При этом Козырев мне почему-то заранее не нравился, но внятно объяснить своё предвзятое отношение к нему я вряд ли бы сумел — он вроде бы воевал, на идеологии сидел уже лет двадцать, прошел все хрущевские пертурбации и готовился к почетной пенсии. Правда, мне его биография показалась неполной — словно кто-то искусно изъял из неё листок или два — но такое случалось и по самым тривиальным причинам.
В общем, мне не на что было опереться в своих домыслах, но моя фантазия доходила даже до того, что принципиальный диверсант Чепак специально назначен начальником Сумского управления, чтобы создать здесь сеть нелегально действующих бандеровцев. Но биография полковника подобное исключала, вряд ли он в какой-то момент вдруг возлюбил «настоящих украинцев», которых до этого планомерно истреблял.
Впрочем, примерно в этот момент я понял, что мне нужен перерыв. Просто свободный вечер, который я потрачу не на разоблачение врагов СССР, а на самого себя. Ну а раз судьбе и советской власти угодно было сделать завтрашний день выходным, то его я и кину в топку восстановления собственного душевного здоровья. Поэтому я ушел из кабинета и из управления, пришел домой, принял горячий душ — слава центральному отоплению, — включил телевизор и взял в руки гитару. В её терапевтическом эффекте я убедился ещё в Москве.
* * *
Телефон зазвонил, когда я всё-таки смог включиться в реальность и вполне осмысленно сыграл пару куплетов «The House of the Rising Sun» — без слов, просто музыка с басовыми переходами между аккордами, на которых было очень хорошо тренировать подвижность пальцев левой руки. Я аккуратно прислонил гитару к дивану, подошел к аппарату, поднял трубку и сказал сакраментальное «Алло».
— Звонок в Москву заказывали? — спросил женский голос.
— Да, заказывал, — подтвердил я.
— Двойной тариф будет, вечернее время, — предупредили меня.
— Понимаю и согласен.
— Соединяю…
Телефонистка отключилась, в трубке наступила тишина, а потом я услышал голос Нины.
— … ло! Алло! Виктор, это ты?
Междугородняя связь включалась с задержкой, и девушка явно некоторое время слышала лишь загадочное молчание.
— Я, я это, — сказал я и улыбнулся, хотя этого она видеть не могла. — Здравствуй, Нина. Хочу поздравить тебя с завтрашним праздником и подарить небольшой подарок.
Нина всё-таки согласилась присмотреть за моей холостяцкой квартирой на время моей полугодовой командировки в Сумы, но, на мой взгляд, думала она очень долго. О своем решении она сообщила мне за день до отъезда, и хозяйство я ей передавал в ускоренном режиме, потому что и на работе в эти дни была какая-то суета, которую мне зачем-то устроил полковник Денисов.
Потом, уже в поезде, я подумал, что эта задержка была связана с моральными терзаниями девушки. Секса у нас с ней так и не случилось — ни в самый первый её визит ко мне, ни после, когда она провела у меня вечер, ночь и почти целый день. Я не настаивал, у меня были другие заботы — и по службе, и с Татьяной, которая внезапно позвонила на следующий день после спектакля, а ещё через день — приехала ко мне с ночевкой.
Правда, я понял, что этой поклоннице Высоцкого я нужен не как мужчина — хотя и это было, а во второй и третий разы я уже смог показать ей что-то отдаленно похожее на то, к чему стремился. И даже не как офицер КГБ, что было бы даже логично. Ей оказался нужен самый обычный психотерапевт, которому она без утайки может рассказать всё, что её тревожит; такие сейчас, в этом времени и в этой стране, кажется, были, но идти к ним официально она, видимо, опасалась — боялась огласки и возможных проблем с карьерой, с которой у неё дела и так обстояли ни шатко, ни валко. Я склонялся к первому варианту — редкий врач устоит перед именем Высоцкого, который, собственно, и тревожил гражданку Иваненко. Сам Высоцкий и всё, что было с ним связано.
Я, конечно, никаким психотерапевтом не был, но основ психологии нахватался. Практики у меня тоже не было, и если бы настоящие врачи узнали, чем я занимаюсь, меня бы самого, наверное, отдали в психушку. Но я внимательно слушал истории Татьяны про то, что Володя после отъезда своей Мариночки снова слетел с катушек, сорвался, начал пить на ежедневной основе и вовсе не детские порции. Закончился этот срыв тем, чем и должен был закончиться — очередной ссорой с Любимовым, который пригрозил выгнать Высоцкого из труппы, невзирая на все его прошлые и будущие заслуги. Собственно, именно эта ссора и привела к тому, что мы с Ниной смотрели «Доброго человека из Сезуана» с балкона, хотя, насколько я понял, ситуация была крайне серьезной, и худрук мог загнать нас на приставные стулья к задним рядам, откуда видимость была бы околонулевая.
