Корабли времени - Бакстер Стивен М. (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Теперь до меня стал доходить смысл этого сидения. Эти пещерные устья были моими глазницами, из которых смутно угадывались очертания носа и части лица, доступных с такого угла зрения. Когда-то я выглядывал из этих темных пещер собственного черепа.
Я чувствовал себя так, словно меня погружают обратно в тело. Пальцы и конечности присоединялись к моему сознанию. Я уже чувствовал рычаги машины времени, холодные и твердые, и легкий пот выступил на лбу. Это было все равно, что пробуждение после хлороформа; медленно, слабея, я приходил в себя. И снова голова моя закрутилась в вихре, снова меня посетило знакомое чувство, говорившее о том, что я путешествую во времени.
А с машины времени была видна только тьма, и в мире не различалось ни зги. Но по возраставшему крену и ныркам можно было догадаться, что машина тормозит. Обернувшись, я снова почувствовал вес головы: после моего бестелесного состояния казалось, будто поворачивается артиллерийская башня. Но лишь слабые неотчетливые следы Оптимальной Истории открывались теперь моему взору: здесь завиток галактической туманности, там кусочек звездного света. В последнее мгновение, прежде чем эта нематериальная связь окончательно прервалась, передо мной возник одинокий круглый корпус Наблюдателя с огромными задумчивыми глазами.
Затем все разом развеялось, и я оказался полностью в собственном теле, причем испытывая приступ необыкновенной, какой-то примитивной радости!
Машина времени вздрогнула последний раз и замерла, как вкопанная. Вот она опрокинулась — и я кувырком полетел через рычаги. Во тьму кромешную.
В ушах раздался грохот. Жестокий ливень забарабанил по черепу и маскировочной куртке. Я мгновенно вымок до костей: замечательное возвращение в телесную оболочку!
Я сидел в каком-то мокром болоте. Рядом шелестела листва под струями дождя. Брызги повисли облачком над моим аппаратом. Где-то рядом переливисто журчала вода.
Встав, я оглянулся по сторонам. На пепельно-сером небе вставали контуры здания. Из-под перевернутой машины исходило бледно зеленое свечение: от стеклянной колбы шести дюймов длиной. Обычная медицинская мензурка на восемь унций. Очевидно, вывалилась из корпуса машины — и валялась теперь на траве. При более близком рассмотрении в ней обнаружился зеленый порошок платтнерита.
И тут за спиной прозвучало мое имя. Обернувшись, от неожиданности чуть не выронив мензурку, я сперва ничего не увидел — голос прозвучал из высокой травы или кустов. Оттуда вышла фигура — до нее не было и десятка футов — с телосложением ребенка, покрытая мокрой слипшейся шерстью, сквозь которую просвечивала бледная кожа. На меня смотрели огромные глаза ребенка.
— Нево?
И тогда будто цепь замкнулась в моем потрясенном сознании…
Я снова оглянулся на дом, и узнал чугунный балкон, с неплотно прикрытым оконцем кухни-гостиной, а затем и знакомые угловатые формы лаборатории.
Это был мой дом, и машина бухнулась как раз на склоне между домом и Темзой. Я вернулся — наконец! — в Ричмонд.
8. Круг замкнулся
И вновь — через столько циклов Историй — мы с Нево побрели по Питершам-Роуд к дому. По булыжнику стучала вода. Вокруг было так темно, что свет платтнерита, который несли двое путешественников во времени, был, наверное, виден издалека. Пузырек светился как слабая электрическая лампочка, однако нас никто не заметил и не остановил.
Я взялся за решетку ограды, с ностальгией всматриваясь в знакомые до боли очертания фасада. Я обернулся к морлоку.
— Да у тебя снова оба глаза, — вполголоса пробормотал я.
Тот пожал плечами:
— А зачем мне теперь протез? Я же воссоздан заново — как и ты.
Я невольно тронул рукой себя — и ощутил прочные ребра и довольно упругие мышцы своего возобновленного тела. И все же это был я. Ведь даже самые мальчишеские воспоминания у меня сохранились, так же, как и все о наших приключениях. И все же я был уже не тем человеком — разобранным в Оптимальной истории, на грани миров и по-новому собранным здесь.
— Нево, — вздрогнул я. — Ты помнишь?.. Это необыкновенное звездное небо и…
— Такого не забудешь. А ты, что — не уверен в своих воспоминаниях?
— Знаешь, — замялся я, — Это как-то неестественно, после такого великолепия, оказаться в столь банальной, пусть и родной, обстановке. Тем более, под нудным английским дождем.
— Оптимальная История, — пробормотал он, разводя руками по сторонам, — более реальна, чем все эти миражи.
Я встряхнул мензуркой: она была плотно закупорена резиновой аптечной пробкой. Странно: я совершенно не мог понять, откуда она взялась, среди деталей машины — и как туда попала.
— Но это, — показал я ему бутылочку — реально?
И, не дожидаясь ответа, стал подниматься на крыльцо.
Почувствовав, как морлок замялся за спиной, я оглянулся.
— Может, я лучше подожду на улице? — раздался голос из темноты.
Я кивнул, вспомнив, как все это, буквально до детали произошло в прошлый раз. И дернул дверной звонок.
Нево ждал меня у машины.
— Все, — махнул я рукой. — Дело сделано.
Первые лучи зари уже просочились сквозь хмурое небо.
— И что теперь? — посмотрел я на тщедушную фигурку морлока.
— И что теперь? — повторил он вопрос — впервые за все время нашего общения.
Вместо ответа я стал переворачивать машину. По-моему, мы и так поняли друг друга.
Машина была совершенно цела. Даже погнутый полоз был как новый.
Позади донеслось пыхтение помогавшего мне морлока. — Вообще-то теперь вы можете вернуться к себе, в свой 1891-й, — сказал он, переходя на «вы». — Ведь мы снова вернулись в первоначальную Историю, незатронутую перемещениями. Ваше будущее уже не затронет прошлого. И вам осталось для полного счастья…
— Что? — сказал я, оглядываясь на него. — Что мне нужно для полного счастья — откуда ты знаешь, морлок?
Машина чуть не выпала из наших рук — он попятился.
— Что знаешь, ты, морлок, о «полном счастье»? О цели жизни? Об исполнении желаний?
Там, в 1891-м у меня остался единственный друг. С которым я обещал встретиться немедленно по возвращении. Но теперь я понимаю, что никогда этого не сделаю. Тем более что ему ничего не нужно рассказывать — он знает все и так о первом моем путешествии. Так что все обратилось на круги своя кроме одного. Я не вернулся к себе. И никогда не вернусь.
— Но почему?
— Потому что нахожу это бесполезным. В моей жизни уже нет места для меня. Тем более, после всего, что произошло. — Я понял, — кивнул морлок. — Ты стал странником в собственном времени.
Я усмехнулся:
— Странником? А ты?
— Мое время уже никогда не вернется, — грустно покачал он головой.
— Да, — вздохнул я, сразу прощая ему все. — Каково это — знать, что за бортом твоей жизни остались тысячи вселенных. Наверное, я становлюсь чудовищем. Друзьям уже никогда меня не понять. Да и я для них навсегда пропал во времени. А между тем, сколько еще будущностей остались не закрыты. Сколько миров остались за бортом, со своими незавершенными историями, страдающими и сражающими в них людях…
Морлок пробормотал что-то неотчетливое.
Я вскарабкался в седло и посмотрел на него оттуда.
— Не желаешь со мной?
— Спасибо, — покачал он головой.
«Решил остаться здесь ручной ученой обезьянкой?» — подумал я, но воздержался от этих жестоких слов.
— И куда же ты?
Он посмотрел на меня. Дождь затихал, и от него уже не надо было прятать лицо. Лишь легкий туман сочился с неба, наполняя его глаза почти невесомой влагой.
В этот момент передо мной пронеслось все, что случилось там, на пороге.
— …Иду, иду, — послышалось из-за дверей. Ключ завозился в замочной скважине, и дверь со скрипом отворилась.
Прямо на меня высунулась свеча в медном шандале, а за ней показалось заспанное лицо. Лицу было лет двадцать пять, его украшал ночной колпак и помятая ночная сорочка, а также всклокоченные волосы над широким лбом.
