Туз в трудном положении - Мартин Джордж Р.Р. (читать хорошую книгу txt) 📗
– Считайте это компромиссом. Это гарантирует мое молчание.
– Я же сказал: моя способность ушла, а виновата была она.
– Пошли на новый круг? Признайте истину того, что я вам говорю, Грег. Вы ведь даже смотреть на меня не желаете. Я видел вашу вину, Грег. Вы можете отрицать ее – даже перед самим собой, – но я правду знаю. Вам пора осознать реальность.
Между ними растянулось долгое молчание. Наконец Грег сказал:
– Ладно, доктор. Я пойду на компромисс: политики к ним привычны. Ваше молчание в обмен на мои деньги, да? Надо полагать, вам понадобятся платежеспособные больные, когда вам прекратят финансирование.
Тахион счел ниже своего достоинства отвечать на это оскорбление.
– Я свяжусь с вами, как только вернусь в Нью-Йорк.
– Отлично.
Хартманн вздохнул. Он попытался изобразить свою отработанную улыбку, но у него она не получилась. Пройдя к чемодану, он составил его на пол.
– Ну, тогда это все. Я еду за Эллен. Вполне понятно, что она растеряна и сильно ранена всем этим. – Неловкая улыбка появилась снова. – Перед ней я тоже буду извиняться. Пока я прощаюсь. Наверное, мы скоро увидимся…
Хартманн протянул Тахиону руку.
Тахион с горьким изумлением воззрился на протянутую ему руку. Он пытался понять, следует ли считать это прощальной жестокой шуткой Грега. «Слушай, все забыто. Давай пять, и помиримся. Мы снова приятели».
«Но я пять дать не могу, ублюдок! Ты об этом позаботился».
Хартманн внезапно понял, что сделал, и резко отдернул руку. Он ничего не сказал. Он прошел к двери и открыл ее. Они вышли из номера вместе.
– Проводите меня до лифта? – спросил Хартманн.
– Нет.
– Тогда я позвоню и запишусь на прием.
Тахион проводил его взглядом: рыхлый полный мужчина с белой лысиной, светившейся там, где волосы поредели. Он всегда считал Грега динамичным и красивым.
Теперь стало ясно, что это тоже было действием его способности. «Не сделал ли я ошибки, сказав о его способности правду? Может, было бы лучше позволить ему верить в то, что в него вселялись Кукольник и Гимли?
НЕТ! Он избежал наказания. Я не допущу, чтобы он избежал чувства вины».
Однако на данный момент Кукольник был мертв. Теперь Тахиону предстоит следить, чтобы это и дальше оставалось так. А это значит, что ему придется и впредь находиться рядом с Грегом Хартманном. Тошнотворная мысль.
Такисианец пошел к лестнице. Сев на бетонную ступеньку, он прислонил голову к холодным металлическим перилам. Рука у него снова пульсировала болью: казалось, острые когти раздирают ее до самого плеча. Он устало подумал, что, возможно, именно здесь умер Джек. А чуть ниже Грег убил собственного ребенка.
«Я тоже мертв. Но никто пока этого не заметил, потому что я все еще хожу».
Восемь июльских дней. Восемь дней, за которые он потерял столь многое: своего самого давнего друга на Земле, веру и уважение к Грегу Хартманну, любовь и уважение своих джокеров…
Свою руку.
Свою невинность.
Но Джек не умер. И он еще тоже не умер.
«Перестань жалеть себя, Тис, и продолжай жить».
«Но мне придется иметь дело с Хартманном!» – взвыл его разум.
«Ну и что? Когда он умрет и его похоронят, ты сможешь сделать о нем доклад в Американской медицинской ассоциации».
Он встал и пошел вверх по лестнице.
11.00
– Оно мне не нужно!
– Перестань выеживаться, твое такисианское превосходительство.
Джек разложил кресло и поставил рядом с кроватью Тахиона.
– Я все утро обходился без этого чертова кресла!
– Ага, и вид у тебя как у кошачьей блевотины.
– Ты должен сейчас искать Блеза, – сказал Тахион, полусидевший в подушках и бледный от боли.
Джек вздохнул.
– Его ищет полиция. Поставлено в известность ФБР. Даже этот знаменитый придурок Верная Стрела его высматривает. Что я могу такого, чего не могут они?
Тахион выглядел совершенно несчастным. Его единственная рука комкала одеяло.
– Я должен найти внука. Должен! У меня никого не осталось, кроме него.
Джек уселся в кресло и потянулся за сигаретой.
– Полиция выяснила, что в субботу вечером после твоей операции он был в больнице с тем Щелкунчиком, с Джеем Экройдом. Они смотрели телевизор. Одна из медсестер вспомнила: что-то в передаче привлекло их внимание, и Щелкунчик сказал Блезу: «Хочешь поиграть в детективов?» Или что-то в этом роде.
– Идеал! – Тахион прикусил губу. – Если Щелкунчик впутает моего внука в какую-то свою интригу…
– Полисмены пытаются выяснить, какой канал у них был включен. – Джек покачал головой. – В этом я тоже помочь не могу. В субботу вечером я отмечал. – На него накатила депрессия. – Я считал, что выдвинули того кандидата, которого надо было.
– Я пробовал позвонить Хираму, – сказал Тахион. – Думал, что он мог видеть Блеза. Но Хирам тоже исчез.
– Он уехал вчера утром.
– Нет, не уехал. Я выяснял: он не освобождал свой номер.
– Я видел его в вестибюле. Он нес какой-то сундук.
Тахион нахмурился.
– Джей с Хирамом близкие друзья. Если бы у Экройда возникли проблемы, он обратился бы именно к Хираму.
Тах задумался.
– Поскольку они все исчезли, нам от них помощи ждать не приходится. А тебе нужен отдых.
Тахион откинулся на подушки.
– Ты прав. – Он закрыл глаза. – Наверное, мне стоит еще раз попробовать обнаружить разум Блеза. Ты свет не погасишь? Это поможет мне сосредоточиться. – И он еле слышно добавил: – Я устал. Так устал!
– Я не помешаю тебе, если хлебну бурбона?
– Нисколько.
Джек выключил свет, так что сквозь занавески стала проникать только узкая полоска солнечного света, и отправился со своей сигаретой к бутылкам, выставленным на столе. Он положил в стакан немного льда, а потом почти в полной темноте взял одну из бутылок. Это оказался прах Джеймса Спектора. Он отставил урну и взял другую бутылку. В ней оказалась жидкость нужного цвета. Он налил себе порцию.
Шотландский виски. Вот черт!
День не задался.
Все было ужасно странно.
Грег не был знаком с теми агентами Секретной службы, которые ехали с ним в арендованном лимузине к больнице Эллен. Лица у них были незнакомые, и они с ним не разговаривали. Они были для него незнакомцами, прятавшимися за темными очками, темно-синими костюмами и мрачно нахмуренными бровями.
Они навсегда останутся незнакомцами. Их мысли закрыты, и у Грега больше нет ключа, который бы их отпер. Было ужасно странно жить с молчанием у себя в голове, не иметь возможности ощущать потоки чувств окружающих, потерять способность купаться в ярком соленом океане эмоций, не иметь силы изменять его быстрые течения.
Это, наверное, было похоже на внезапную слепоту, глухоту или немоту. И он снова и снова окликал Кукольника и опять слышал только эхо собственных мыслей.
Умер. Исчез. Грег вздохнул, испытывая одновременно печаль, растерянность и надежду, глядя на людей, окружающих его, прикасающихся к нему – и тем не менее отделенных от него. Изолированных.
Он не знал, сможет ли когда-нибудь к этому привыкнуть.
Сейчас ему хотелось только убраться из раскаленной Атланты, вернуться домой, остаться одному и подумать. Посмотреть, сможет ли он исцелить хотя бы часть ран и начать заново.
«Это была не моя вина. На самом деле не моя. Это все Кукольник, а он умер. Этого наказания должно быть достаточно».
Грег не знал, что именно скажет Эллен. Она хотя бы пыталась его утешить вчера. Она хотя бы говорила, что все не страшно, что это не важно, что все снова будет хорошо. Но он понимал без слов, что ей хочется понять, в чем дело, и не знал, как ей это объяснить. Какая-то часть его существа хотела просто выложить всю ужасающую, страшную правду и молить ее о прощении. Эллен привязана к нему. Он знал это от Кукольника: видел, как она дарит ему любовь даже без вмешательства в его способности.
Да, он скажет ей хотя бы часть правды. Он признается, что действительно был тузом и злоупотреблял своими способностями, чтобы усилить свое влияние, что он управлял людьми. Да, даже ею.
