Пройдя долиной смертной тени (Не убоюсь зла) - Хайнлайн Роберт Энсон (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Гиги удивленно посмотрела на нее.
— Джоанна, я представляю, как трудно быть богатой, я смотрю видео. Но мыть посуду никогда не было для меня удовольствием; это отвратительное и скучное занятие. Часто я оставляю ее в раковине и мою только перед завтраком. А когда завтрак готов, я уже теряю аппетит.
— Послушайте моего совета, Гиги. Я кое-что знала о матери Джо, поскольку Юнис многие годы была моей секретаршей…
(— Босс, я ничего вам о ней не говорила!
— Ну уж разрешите мне немножко соврать.)
…Она была и есть свинья свиньей и живет соответствующим образом. Эта студия не такая уж большая, но, если вы будете поддерживать ее в порядке, Джо не разлюбит вас, когда у вас появятся морщины. А они у нас у всех когда-нибудь появятся. Но грязный унитаз и посуда в раковине поневоле будут напоминать ему о матери.
— Я стараюсь, Джоанна. Но я не могу прибирать в доме и одновременно позировать.
— Лезьте из кожи, дорогая. Недосыпайте, если понадобится. Джо достоин и жертв, и усилий. Но я говорила о мытье посуды — для вас это неприятное занятие, а для меня — роскошь. Мытье посуды означает для меня свободу. Вот мы сейчас здесь втроем, без слуг, но скоро я уйду, и вы останетесь вдвоем, вы и ваш муж. Весь остальной мир останется за дверью. А я не могу оставить его за дверью. Хм… четыре телохранителя, шеф охраны, двенадцать охранников в доме, трое из них все время на дежурстве, остальных можно вызвать в любой момент. Большинство из них женаты, их семьи живут под моей же крышей. Еще горничная, слуга, который раньше прислуживал мне, а теперь занимается гостями… не могла же я его уволить — я никогда никого не увольняю без особой причины. Кроме них — лакей, шеф-повар… я уже всех не помню. Последний раз, когда я интересовалась, в доме было шестьдесят взрослых людей.
— Боже мой, Джоанна!
— Вот именно. И все они ухаживают за одной мной. И ни одного из них я не могу отпустить без замены. Я сама планировала свой дом, давала указания проектировщикам, намереваясь свести обслугу до минимума. Там много всяческих механических приспособлений, даже кровать была сделана так, что я могла обходиться без няньки, когда была дряхлым Иоганном. И вы знаете, я от этого только потеряла. Мне пришлось нанять коменданта и ремонтников, иначе все эти приспособления не работали бы. Сплошные затруднения, никакого уединения… и все это для того, чтобы обслужить одного человека, который сам не рад такой опеке.
— Джоанна, но почему бы вам не избавиться от дома? Переселитесь куда-нибудь и начните все заново.
— Куда переселиться, дорогая? Я думала об этом, поверьте мне. Но здесь дело не только в том, чтобы обслуживать одного человека, но и деньги, которые словно приросли ко мне… и мне нельзя рисковать, иначе меня просто похитят или еще что-нибудь со мной сделают. Я не могу даже изъять свои деньги наличными и спустить их в унитаз: если денег много, то и этого нельзя. Даже если бы я это сделала, никто бы этому не поверил. Я бы просто сняла с себя броню, и меня бы убили в течение ближайших двух дней. К тому же… Гиги, вы любите кошек?
— Обожаю! Мне обещали котенка.
— Хорошо. Тогда скажите мне, как избавиться от кошки, которую вы вырастили?
— Хм. А зачем? Так никто не делает. Надо быть очень непорядочным человеком, чтобы выгнать кошку.
— Я согласна, Гиги. У меня было много кошек. Их не выгоняют. Если вы вынуждены избавиться от нее, вы отдаете ее туда, где ее умертвят каким-нибудь гуманным способом. А если у вас хватит мужества, то вы сами сделаете, чтобы смерть была мгновенной и она не мучилась. Но людей-то нельзя убивать.
— Я не понимаю вас, Джоанна.
— Что бы я стала делать с Хьюго? Он работал у меня много лет, он делает единственную работу, которую он может делать, хотя он может быть еще священником, но от этого не получишь много денег. Гиги, верные слуги вам так же дороги, как и любимая кошка. Конечно, они могут найти и другую работу. Но что бы вы сделали, если бы Джо сказал вам: «Исчезни. Между нами все кончено»?
— Я бы заплакала.
— Не думаю, что мои слуги заплакали бы… но я бы наверняка заревела.
— Но я бы не погибла.
Джоанна вздохнула.
— Я думаю, моя рота тоже бы не погибла: они очень способные люди, иначе бы я их не держала, и у меня достаточно денег, чтобы позаботиться о том, что будет с такими, как Хьюго. Это одно из преимуществ, которые дает богатство: если хотите что-нибудь поправить, достаточно просто заплатить. Гиги, мои проблемы вполне разрешимы, необходимо только найти способ… и я найду его. Я лишь хотела вам показать, что все здесь не так просто, как выглядит по видео. Может быть, способ совсем прост. Может быть, достаточно еще раз изменить имя, сделать пластическую операцию лица и уехать на новое место,
— О нет, вы ни за что не должны менять свое лицо.
— Да, вы правы. Это же лицо Юнис, и оно лишь доверено мне. Если бы я изменила его, Джо осудил бы меня. И многие другие…
(— Начиная с меня, босс.)
— Я ни за что не изменю ваше чудесное личико, дорогая. Я буду лелеять и холить его.)
…Лицо я оставлю таким же… но мне придется носить вуаль. Его слишком часто показывали по видео, фотографировали и печатали слишком много миллионов раз. Но какой-то способ должен быть.
Джоанна Юнис очарованно смотрела на почти законченную картину. Она знала, какое красивое тело она унаследовала, она знала, что Гиги тоже красавица; она видела, что древние эллинки на картине — это она и Гиги. Она не могла найти в рисунке ни одной погрешности, сходство было совершенным.
Но «реализм» Джо Бранки был оплодотворен фантазией. Две нимфы на поляне были сладострастны, чувственны и обнимали друг друга не так, как позировали они с Гиги, когда, развалившись на дощатом подиуме, они обсуждали всяческие темы, начиная с алкоголизма и кончая мытьем посуды.
— Что вы об этом думаете? — спросила Гиги. — Говорите смело: Джо не обращает внимания на то, что другие думают о его картинах.
Джоанна вздохнула.
— Как ему это удается? Я смотрю на картину, и уже от этого у меня набухают соски… но на ней вы и я, и мы лежали там, болтали несколько часов кряду и ничуть не возбуждались. Обсуждали разные темы и даже не прижимались друг к другу, поскольку не должны были шевелиться. И все же это полотно и краска словно ласкают меня между ног. Я уверена, она точно так же подействует на мужчину.
— Иллюзия, — сказал Джо. Он стоял позади них.
— Иллюзия? — ответила Джоанна. — Вовсе нет, Джо. Мои глаза не обманываются, я очарована. Я хочу купить ее!
— Нет.
— Почему? Что за чушь? Вы хотели продать картину какой-нибудь старой лесбиянке? Видит Бог, мне девяносто пять, и я вполне подхожу под это определение, когда смотрю на картину.
— Она и так ваша.
— Что? Джо, вы не должны мне ее дарить. Вы хотели продать ее, вы же сами сказали. Гиги, подтвердите.
Гиги предпочла промолчать. Джо упрямо настаивал:
— Она ваша, Джоанна. Вы хотите ее — вы забираете ее.
— Джо, вы самый упрямый мужчина, какого я когда-либо встречала. Просто не понимаю, как Гиги с вами уживается! Если вы отдадите мне картину даром, то я тут же уничтожу ее…
— Нет! — ахнула Гиги. Джо пожал плечами.
— Ваши проблемы, не мои.
— …но если вы продадите ее мне по своим обычным расценкам, я возьму ее с собой и подарю Джейку Саломону, чтобы он повесил ее около кровати и каждое утро просыпался счастливым…
(Это была хорошая пуля, близняшка, а теперь возвращайтесь и добейте раненых.)
…Выбирайте. Или вы дарите ее мне — и я режу ее на куски, или продаете — и она будет висеть у Джейка Саломона. Если вы отступитесь и вывесите ее на продажу, то всего лишь доставите мне лишние хлопоты: мне придется нанимать сыщиков, которые должны будут отыскать, где она вывешена, чтобы я могла купить ее через агента. Что я сделаю с ней тогда, не скажу. А можете оставить ее для себя: это очень хорошая картина.
— Перестань упрямиться, Джо, — вмешалась Гиги, — ты же хочешь, чтобы она досталась Джейку.
