Имяхранитель - Козаев Азамат (книги онлайн .txt) 📗
– Ввез их, получается, тоже я?
– Вы, вы, имяхранитель, – вновь улыбнулся Модест. – Ввезли с корыстной целью, но покупателя не нашли, поэтому и умертвили. Полагаю, у присяжных не возникнет сомнений в справедливости обвинений. Каторга, дорогой Иван, обеспечена вам до конца жизни – даже не будь вы обломком.
– А над обломком и суда никакого не будет.
– Верно.
Иван неспешно достал из рукава кистень, встряхнул. С печальным звоном расправилась цепь. Рубчатый груз закачался, подобно маятнику, разбрасывая бледные солнечные зайчики.
Модест сладко потянулся и сказал:
– А я и не заметил, когда туман рассеялся. – Потом встал, недобро прищурился и отчеканил: – Бросьте пугать меня, Иван. Здесь, – он прикоснулся пальцем к нагрудному значку Коллегии кремации, черному овалу с багровым стеклянным «глазом» в центре, – встроена миниатюрная линза. Ее микродаймон исправно транслирует нашу беседу на катер «Омеги». Не только звук, но и изображение. Думаю, в настоящий момент мои перехватчики уже грызут удила. Если вы решитесь меня прикончить, то сделать это, разумеется, успеете. Но пожизненная каторга в таком случае станет для вас всего лишь мечтой. Прекрасной и недостижимой. Ну, что вы сопите? Благородному обломку претит сотрудничество с охранкой?
– Представьте.
– У киликийских купцов в древности имелось забавное выражение: «ударить по носам», – состроив провокационную мину, сообщил Модест. – Что означало – прийти к сомнительному в нравственном плане, однако выгодному для обеих сторон соглашению. Как раз наша ситуация. Ударим?
Иван хохотнул и резко выбросил вперед левую руку. Модест среагировал очень живо и попытался откинуть голову в сторону, однако до быстроты имяхранителя ему было далеко. Сильнейший щелчок пальцем по носу выбил из ангельских глаз эва Агриппы обильные слезы, а из великолепно очерченных ноздрей – кровь.
До полной луны было еще далеко, и кровь у полноименного текла обыкновенная, красная, без малейшей примеси перламутра.
– Не люблю двусмысленностей, – проговорил Иван, наблюдая, как Модест запрокидывает лицо, тщась остановить кровотечение. – Считай, что мы договорились.
Двигатель многошагового расширения выплюнул отработанный воздух, и тонкая наклонная труба катера в очередной раз разразилась отвратительными кашляющими звуками. Иван поморщился и стал смотреть на гребное колесо. Лопасти у колеса были медные, великолепно надраенные, а спицы – из пропитанного бесцветным лаком бамбука. Катер шел малым ходом, поэтому брызг от колеса почти не было, только пенный след. В пене сновали большеголовые рыбы – наверное, собирали оглушенную лопастями мелкую живность.
Иван уже знал, что если смотреть на колесо долго, начинает казаться, будто оно вращается в обратную сторону, и от этого кружится голова. Можно, конечно, пойти на нос и смотреть вперед, на штилевое море, вода которого напоминает слабо покачивающееся мутное зеркало. Но тогда голова закружится еще скорей. Можно спуститься в тесный кубрик, плюхнуться в подвесную койку и попытаться вздремнуть… Нет, в кубрик спуститься нельзя, потому что он расположен чересчур близко от машинного отделения. В кубрике отчетливо слышно, как за тонкой железной стенкой ходят шатуны, шипят перепускные клапаны, грохочут цепи и весело матерится моторист. Но шум ерунда. Самое жуткое то, что там совершенно явственно чувствуется: вот он, двигатель, рядышком. Трудится, пыхтит, притворяется покорным слугой человека, а сам ждет момента, чтобы хлоп! – и взорваться, превратив катер в груду щепок, а пассажиров – в хорошо измельченный корм для лобастых рыб.
– Дьявольщина! – сказал Иван и встряхнул головой, отгоняя видение кровавых волн, в которых меж разбитых досок и обрывков матросских рубах снуют проворные серебристые тени, собирающие разлохмаченные куски мяса.
…Катер отдела «Омега», имевший приличное водоизмещение и агрессивное название «Кербер Нападающий», шел к Химерии. По словам Модеста, это путешествие было сейчас остро необходимо. Только там имелась возможность прояснить, за каким рожном в Гелиополисе появились «черти» и с какой целью напали на имяхранителя. Напали открыто, в лоб, а не из засады, как у них принято.
Очевидно, у эва Агриппы даже среди химероидов имелись завербованные кадры, готовые выложить ему любые сведения.
Перед принятием этого решения Модест долго выпытывал у Ивана подробности ночной схватки: кто мог быть свидетелем, кому принадлежал дом, из которого вышли (или от которого отошли) «черти», точное время встречи и прочее в том же духе.
Про дом Иван кое-что знал: лихой возница «Черного ворона» был крайне осведомленным субъектом. Это довольно большое и дорогое жилище принадлежало прежде состоятельному овцеводу с земли Ифидис, однако уже более года пустовало. В нем случилось жуткое смертоубийство – спятивший хозяин порешил собственное семейство, вообразив домочадцев мясными овцами. Ясно, что желающих заселить злосчастный дом не находилось. Более-менее точно описал Иван костюм и фигуру «альфонса». Особенно пришлось по душе Модесту упоминание полумаски и широченных полей боливара. А вот внешность сочинителя текста государственного гимна и прославленной оды «К Серафиме» вспомнить имяхранитель толком не смог. Полноватый лысеющий человечек с лицом доброго дядюшки и Именем наподобие тонзуры – и это все.
– Все? – гнусаво переспросил Модест. Нос у него чудовищно распух и уже начал приобретать баклажановый оттенок. – Ах, как жаль. Ведь он мне интересен значительно больше, чем повеса в маске и шляпе. Понимаете, почему?
– Скажешь, пойму.
– Экий вы невежда! – Эв Агриппа ни за что не желал переходить по примеру Ивана на «ты». – Да потому что настоящий автор названных стихов скончался в прошлом веке! Что ж, – сказал он, помолчав, – в Гелиополисе нам пока делать нечего. Насколько мне известно, в неволе самки «чертей» на контакт с человеком не идут. Если кто-то и сумел их приручить, то сделать это мог только непосредственно на Химерии, войдя в стаю.
– Человек?
– Не просто человек, дорогой мой имяхранитель, а полноименный с даром дрессуры.
– Якобы пьяный якобы поэт с якобы малагой, – сделал вывод Иван. – Вот мерзавец! Думаешь, сейчас он подался обратно к своим волосатым подопечным?
– Если не полный идиот, то обязательно. Только там он может считать себя в безопасности.
– Но на большой земле ты мог хотя бы попытаться выяснить, кто он такой.
– Попытаться выяснить… попытаться выяснить, кто… Стоп! – воскликнул вдруг эв Агриппа. – А ведь я догадываюсь, обломок, кем может быть этот «добрый дядюшка»! Ах, я молодец! Ах, я умница! Ну конечно! Конечно! Когда-то его знал весь Перас. Влад Дуро, дедушка Дуро. Первый и единственный человек, выдрессировавший горга.
– Ты шутишь, – протянул Иван недоверчиво. – По окончанию полнолуния исчезают и лунные псы. Нельзя приручить тварь, которая существует лишь три ночи и два дня в месяц и пропадает перед третьим рассветом.
– Странно, что профессиональный истребитель горгов знает не все о своих жертвах, – покачал головой Модест. – Способ удержать лунного зверя от исчезновения известен давным-давно. У императоров древности считалось хорошим тоном иметь в зверинце несколько таких бестий. Достаточно перед последним рассветом привести горга в беспомощное состояние – усыпить, оглушить или тяжело ранить, – и он останется внутри Пределов. На целый месяц, до следующего полнолуния, сделается обыкновенным, хоть и очень умным, сильным и злобным псом. Потом можно снова усыпить его, а после окончания полнолуния опять вернуть к бодрствованию. И так многократно. Выяснилось, что при подобном чередовании бодрствования-беспамятства «земной срок» их жизни – два-три года. Влад Дуро выходил тяжело раненого горга. Во время каждой полной луны надежно глушил опием, а в промежутках между полнолуниями дрессировал. Крайне успешно.
