Экстр - Зинделл Дэвид (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
– Ты сказал, что хакра, которую ты зовешь Твердью, занимает целый сектор космоса на краю рукава Ориона. Каковы же, по твоему мнению, размеры этой хакра?
– Она охватывает множество звезд – возможно, целую туманность. Ее тело и мозг огромны.
– Насколько огромны, пилот?
– Физический ее объем составляет, возможно, около шестисот тысяч кубических светолет.
– Что? Быть этого не может!
Бертрам бросил взгляд на Едрека Ивионгена, как бы спрашивая его, почему они должны терпеть ложь этого беспокойного намана. Старейшины по всему залу гудели, как пчелы, напавшие на новый источник меда.
– Кто знает, что возможно, а что нет? – тихо, почти про себя, произнес Данло. Недоверие Бертрама и раздражало, и забавляло его.
– Чему ты улыбаешься, пилот?
– Так, вспомнил кое-что.
– Что именно?
– Вопрос, который я однажды задал фраваши, своему учителю.
– Не угодно ли тебе повторить этот вопрос перед Койвунеймином?
– Как пожелаете, старейшина Бертрам.
– Итак?
– Я спросил его, как это возможно… что невозможное не только возможно, но и неизбежно.
– Что? Но ведь это абсурд!
Бертрам впился в Данло взглядом, и его тускло-серые глазки напоминали по цвету старый морской лед.
– Да, это парадокс, – признал Данло. – Прошу прощения.
– Мне кажется, ты, любишь изъясняться парадоксами, пилот.
– Да, время от времени.
– Тогда ты должен понять, что единственный путь к спасению вселенной лежит через ее уничтожение.
– И вы правда верите, что вселенную можно уничтожить?
Бертрам, махнув рукой, отмел этот вопрос, повернулся лицом к Койвунеймину и сказал:
– Что касается людей, погибших при взрывах звезд, нам не следует забывать, что это были всего лишь наманы, которые рано или поздно все равно умерли бы реальной смертью. Нужно ли скорбеть о людях, которые пренебрегали возможностью быть преображенными в Эде? Мы должны помнить о миссионерах, посланных нами на Эзно и Масалину: их отвергли, не позволив даже рассказать о преображении Эде и Алгоритме, который Он нам даровал. А что сталось с отважными ивиомилами, посланными на Матопек? Либо они пропали в мультиплексе, либо убиты наманами. Миссионеров и прежде убивали. Сколько ивиомилов отдали свою первую жизнь за то, чтобы принести истину кровожадным наманам? И если наман отвергает истину, следует ли нам скорбеть из-за его неизбежной смерти? Разве не сказано, что тот, кто отворачивается от Эде, подобен цветку, который прячется от солнца? Стоит ли удивляться, когда такие цветы чахнут и умирают?
Он неверно употребляет метафоры, подумал Данло. Все эти люди, взрослые и дети, – прекрасные цветы, которые следовали собственной истине и умерли от света собственных взорванных солнц.
– Бывало, что и другие отворачивались от Эде, – продолжал свою речь Бертрам. – Даже Достойные Архитекторы, бывшие некогда такими же, как мы. Нас крайне тревожит то, что этот Данло ви Соли Рингесс выступает от имени нараинских еретиков. Он говорит, что молится о мире, но действительно ли его цель – это мир?
Старый брыластый ивиомил Демоти Ивиаслин, сидящий позади Бертрама, поднялся на ноги, будто по сигналу, и одышливо произнес:
– Давайте спросим этого пилота, входил ли он в те запретные кибернетические пространства, с которыми, как известно, контактируют нараины вопреки правилам воспроизведения, изложенным в “Схемах”?
Данло тогда рассказал Койвунеймину почти обо всем, что произошло с ним на Новом Алюмите. Он воздержался от описания своего экстатического слияния с высшим существом по имени Шахар, однако признался, что входил в кибернетическое Поле и общался с Трансцендентальными Единствами.
– Поистине они сияют, как звезды, – сказал он, – но я старался не отворачиваться от них.
– Кощунство! – завопил внезапно Бертрам. – Пилот кощунствует, и нам, видимо, следует простить его, ибо он всего лишь наман. Но еретикам нет прощения. Они покинули лоно Церкви и потому являются не только еретиками, но и отступниками. Мы должны решить, как поступить с ними. Мы должны найти решение нараинской проблемы, пока еще не поздно.
Еще один ивиомил позади Бертрама выкрикнул: – Что делать с нараинами?
– Что делать с Новым Алюмитом? – подхватили сторонники Бертрама по всему залу.
– Объявим фацифах! – вскричал краснолицый старейшина.
– Объявим священную войну! – поддержали сразу несколько голосов. – Смерть еретикам!
В зале поднялся шум: одни призывали к войне, другие, наподобие Лео Толова и Варезы ли Шен, урезонивали их. Наконец Харра Иви эн ли Эде потребовала тишины и напомнила старейшинам:
– Теперь не время обсуждать объявление фацифаха. Мы собрались сегодня для разговора с Данло ви Соли Рингессом.
– Тогда я должен задать пилоту еще один вопрос. – Лицо Бертрама в ярком свете зала напоминало старый темный череп. – Не называют ли нараины себя богами? Не объявляет ли кто-нибудь из них себя Богом, в насмешку над всем, что свято?
Остроконечная голова Бертрама напоминала Данло гору Уркель, которая высится над Невернесом. Данло вспомнился один нараинский безумец, Тадео Ахараньи, – он действительно объявил себя Богом Эде. Не желая говорить неправду и подозревая при этом, что Бертран уже знает ответ на свой вопрос, Данло рассказал старейшинам об этом человеке.
– Тадео Ахараньи действительно называет себя Богом Эде, но подразумевает под этим только то, что он и Бог Эде сотворены из той же субстанции. И что дух в них один. Этот дух разделяют все, и нараины, и Архитекторы Церкви, ведь правда? Я думаю, что нараины с Нового Алюмита остались верны духу эдеизма.
– Ты так думаешь? – в бешенстве вскричал Бертрам. – Наман хочет поведать нам нечто о духе Эде?
– Дух – всегда дух, разве нет?
– Но еретики насмехаются над Эде! Их попытка создать новую религию есть насмешка над Священным Алгоритмом!
– Но разве ваша Церковь не учит, что…
– Что может наман знать о нашей Святой Церкви?
Данло помолчал, прижимая кулак ко лбу, и спросил: – А вы что знаете о вашей Церкви?
– Что-о? Что ты сказал?
– Если вы не признаете святости чужой религии, то и святость своей вам тоже недоступна.
– Я вижу перед собой еретика! – вскричал Бертрам. – Он сидит в нашей священной Палате и изрыгает ложь! Вернее сказать, он был бы еретиком, если хоть когда-нибудь принадлежал бы к истинной религии.
– А всех еретиков следует убивать – так по-вашему?
– Их следует спасти от них же самих! Мы очистим их от негативных программ – так выжигают грибок с пораженного болезнью лица. – Для этого используется огонь, идущий от убитых звезд?
– Не следует, думаю, удивляться тому, – произнес после паузы Бертрам, – что одного намана беспокоит судьба других, обреченных на гибель.
– Это были люди! – Данло редко испытывал против когото,гнев, но сейчас в нем вскипала черная ярость – он чувствовал это по учащенному сердцебиению и страшному жару, разлившемуся по телу. – Матери и отцы… и дети, игравшие с цветами на солнце.
– Наманы, всего лишь наманы.
– Но люди с Нового Алюмита – не наманы! Они ваши родичи! У вас одни предки!
– Они еретики и отступники.
Данло посмотрел на Бертрама долгим взглядом.
– Как вы можете питать такую глубокую ненависть… к людям, которые ищут только любви?
– Боюсь, что ты никогда не поймешь чувства, которые мы, ивиомилы, испытываем к еретикам, предавшим нас.
– Ошибаетесь, – сказал Данло, знавший о ненависти почти все, и подумал: я слишком хорошо это понимаю. Ортодоксы всегда ненавидят пророков и первооткрывателей. Безбожники всегда ненавидят верующих.
– Тогда поведай нам, что такое ты понял, – язвительно предложил Бертрам.
– Если желаете, – с легким кивком ответил Данло. – Вы, ивиомилы, похожи на купцов, которые тысячу лет копили золото и держали его под стражей. Но в вашей сокровищнице лежат лишь холодные монеты, вы же ищете истинного золота, как и все. Золота цветов и солнца, что сияет внутри всего сущего. Это не что иное, как сама жизнь. Неизведанная радость жизни, которая обретает в себе еще более высокую жизнь. Теплая, как новорожденное дитя, редкая и великолепная, как голубая звезда-гигант. Вы смотрите через звездное небо на Новый Алюмит и видите, как нараины купаются в этом прекраснейшем свете. Вы боитесь, что они нашли то, чего вы желаете пуще всего? Да, вы боитесь – и хотите завладеть их золотом, и ненавидите их, и в своей ненависти с большой легкостью говорите о священной войне. Но даже объявив фацифах, вы не сможете присвоить их сокровища себе. В ваших силах только уничтожить эти сокровища. Все, что вы можете, – это ненавидеть, и в конце концов вы возненавидите сами себя за то, что загубили самое дорогое для вас.
