Эон - Бир Грег (читать книги без сокращений .txt) 📗
Его лишь слегка интересовало происходящее.
Больше всего Мирскому не хватало ночей. Он бы все отдал ради того, чтобы провести несколько часов в полной темноте, иметь возможность закрыть глаза и ничего не видеть, даже легкий коричневый отблеск тенистого лесного света сквозь веки. Кроме того, ему не хватало звезд и луны.
– Как вы думаете, кто-нибудь из тех, кого мы знали на Земле, остался жив? – спросил солдат однажды утром, когда они жарили на небольшом костре форель.
– Нет, – сказал Мирский.
Солдат удивленно покачал головой.
– Вы так думаете?
– Это крайне маловероятно.
– Даже для высшего руководства?
– Может быть. Но я не был знаком ни с кем из них.
– Гм. – Солдат помолчал, потом, словно это относилось к делу, добавил: – Вы знали Сосницкого?
– Почти не знал.
– Я думаю, он был хороший человек, – сказал солдат, снимая форель с огня и ловко разделывая ее ножом. Он протянул половину Мирскому и бросил голову и кости в кусты.
Мирский кивнул и стал есть рыбу – с кожей и всем прочим, – задумчиво жуя, пока не заметил серебристый отблеск между деревьями позади солдата. Он замер. Солдат заметил его взгляд и повернул голову.
Между деревьями проплыл длинный металлический предмет и остановился в нескольких метрах от них. Глаза Мирского расширились; предмет напоминал хромированный русский православный крест с тяжелой каплей в нижней части. На пересечении перекладин располагалось ярко светящееся красное пятно.
Солдат встал.
– Это американцы? – спросил он.
– Не думаю. – Мирский тоже встал.
– Джентльмены, – произнес по-английски женский голос. – Не беспокойтесь. Мы не причиним вам вреда. Детекторы сообщают, что здесь находится воплощенный индивидуум, подвергшийся восстановительной операции.
– Это американцы, – констатировал солдат, отступая и готовясь бежать.
– Кто вы? – спросил Мирский тоже по-английски.
– Вы тот, кто подвергся восстановительной операции?
– Думаю, да. Да.
Солдат издал своеобразный горловой звук и бросился бежать, ломая кусты.
– Это я, не беспокойтесь о нем.
Из-за деревьев медленно вышла женщина, одетая в черное. На мгновение Мирскому показалось, что это американка – из-за формы, – но потом он заметил, что стиль ее одежды совершенно другой. И прическа – волосы, подстриженные ежиком по бокам и волной спускающиеся сзади – явно не американская. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы обнаружить отсутствие ноздрей и увидеть уши, маленькие и округлые. Она остановилась рядом с блестящим крестом и протянула руку.
– Вы не гражданин Аксиса, верно? Не ортодоксальный надерит?
– Нет, – сказал Мирский. – Я русский. Кто вы?
Она коснулась перекладины креста, и между ними в воздухе замигали вспышки света.
– Не последуете ли вы за мной? Мы собираем всех обитателей этих камер. Вам никто не причинит вреда.
– У меня есть выбор? – все так же спокойно спросил он. Может ли человек, который уже один раз умер, испытывать страх?
– К сожалению, нет, – с любезной улыбкой ответила женщина.
Джудит Хоффман только что завершила девятичасовой марафон по перераспределению функций между членами персонала НАТО на Камне. Берил Уоллес настояла на том, чтобы после этого она вернулась в женский коттедж. Хоффман мгновенно заснула, настолько измотанная, что ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, и еще несколько секунд для того, чтобы понять, что ее разбудило. Слышался непрекращающийся звонок интеркома. Она нажала кнопку.
– Хоффман, – сказала она плохо слушающимся языком.
– Это Джозеф Римская из четвертой камеры. Джудит, тут целое нашествие буджумов – я сам видел двоих.
– Вот как?
– Они металлические, крестообразной формы, носятся над нашим комплексом и над русскими территориями тоже. Мы пытаемся проследить за некоторыми. Только в этой камере их, наверное, двадцать или тридцать. Они везде.
Хоффман заскрежетала зубами и протерла глаза, прежде чем посмотреть на часы. Она спала меньше часа.
– Вы сейчас в нулевом комплексе?
– Да.
– Сейчас буду.
Она отключилась, и тут же раздался новый звонок. На этот раз в линию включилась Энн, споря с голосом на другом ее конце, пока Хоффман отвечала.
– Извините, Джудит, – поспешно сказала Энн. – Берил сказала, чтобы я позволила вам поспать, а я только на минутку отлучилась…
– Мисс Хоффман, это полковник Беренсон из седьмой камеры…
– Прошу вас, полковник… – вмешалась Энн.
– Это срочно…
– Энн, дайте ему сказать, – попросила Хоффман.
– Мисс Хоффман, наши радары засекают десятки, может быть, сотни объектов, больших и маленьких. Некоторые почти наверняка проникли в скважину и сейчас находятся в шестой камере…
– По крайней мере, в четвертой они уже есть, – сказала Хоффман. – Полковник, свяжитесь с Римская. Он тоже ведет наблюдение. Я приеду в четвертую камеру следующим поездом.
Она собрала свой маленький чемоданчик и побежала вниз в холл, споткнувшись и чуть не упав с лестницы. Она схватилась за перила, пока не прошло головокружение, затем помчалась вниз со всей скоростью, на какую была способна, рискуя сломать шею. Энн встретила Джудит со стаканом воды и таблетками.
– Что это, черт побери? – спросила Хоффман, останавливаясь.
– Гипер-кофеин. Лэньер все время им пользовался.
Хоффман проглотила две таблетки и запила их водой.
– Что на этот раз? – спросила Энн, лицо ее было бледным. – Очередное нападение?
– Не извне, дорогая, – сказала Хоффман. – Где Уоллес и Полк?
– Во второй камере.
– Сообщите им, чтобы они ехали в четвертую камеру, в нулевой комплекс; встретимся там или на нулевом поезде.
Хоффман выбежала из коттеджа, крича, что ей нужна машина до второй камеры. Из кафетерия с рацией в руке выскочил генерал Герхардт, вызывая морских пехотинцев, и призывно помахал Джудит. Дорин Каннингэм встретила ее у заграждения и молча показала на два грузовика, стоявших там.
Они забирались в ближайшую машину, когда взвыла сирена тревоги в научном комплексе. Хоффман отшатнулась и инстинктивно отдернула голову. Над головой изящно парил серебряный крест. Тяжелая капля на конце придавала ему одновременно зловещий и забавный вид. Он напоминал Хоффман какое-то восточное оружие из фильмов восьмидесятых годов о боевых искусствах.
– Это не русские, верно? – спросила она, все еще слегка ошеломленная после прерванного сна.
– Ни в коей мере, мэм, – подтвердил Герхардт, рукой прикрывая глаза от света плазменной трубки. Крест совершил круг над комплексом, затем поднялся к плазменной трубке, превратившись в пятнышко величиной с булавочную головку, и исчез. – Это настоящий. Буджум.
После захода солнца небо потемнело, став синим. Когда последний сплющенный краешек солнца погрузился в океан, появилась темно-коричневая линия облаков, извивавшаяся от горизонта до зенита, где она распадалась на пенистые пряди; края каждой светились пурпурным сиянием. Фарли и Кэрролсон легли спать час назад; сутки в мире франтов составляли около сорока часов. Лэньер был занят своими мыслями, спать ему не хотелось. Он наблюдал с террасы за закатом вместе с Хайнеманом. Патриция еще не выходила из своей комнаты после разговора с Толлером.
В нескольких метрах от них брел по песку Ольми, босой, одетый в шорты и голубую рубашку с длинными рукавами; он заметил их и подошел.
– Мистер Хайнеман, мистер Лэньер. – Они приветствовали его кивком головы, совсем как джентльмены из высших слоев общества; для полноты картины не хватало только трубок, вечерних костюмов и выпивки. – Вам здесь нравится?
– Очень, – ответил Лэньер. – Первая настоящая хорошая погода, за несколько месяцев.
– За год, – уточнил Хайнеман.
– Значительно дольше – для меня, – сказал Ольми. – Я не бывал на внешних мирах уже… – он задумался, – пятнадцать лет. А на этой планете – пятьдесят лет.
– Вы так заняты, мистер Ольми? – прищурившись, спросил инженер.
