Фата-Моргана 7 (Фантастические рассказы и повести) - Табб Эдвин Чарльз (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗

Подняв руку, он громко постучал по голубой обивке двери, и слабое эхо отдалось в коридоре. За дверью было тихо. Затем откуда-то изнутри явственно послышалось шарканье ног, и он услышал неровные шаги Кепплера. Оцепенев от страха, он подождал, пока дверь медленно открылась. Перед ним стоял невысокий светловолосый мужчина. Он с любопытством рассматривал Амона, вопросительно переводя взгляд с его лица на пистолет в руке и вдруг побледнел от охватившего его ужаса. Амон почувствовал, как палец спустил курок. Кепплер стоял, пристально глядя на него и не веря своим глазам, а потом рухнул.

Он упал на пол и лежал, подергиваясь, сжав руками голову, поношенные домашние тапочки свалились у него с ног. Боже! Он был мертв. Все было кончено — для Кепплера и для него. Он почувствовал ужасную слабость от нервного истощения. Он хотел поскорее уйти, чтобы не видеть Кепплера, но ноги не слушались. Рука его потянулась и ухватилась за дверную ручку. Он закрыл дверь, избавя себя таким образом от ужасающего вида.

Где-то в коридоре послышались шаги. Амон повернулся и увидел, что прямо к нему направляется пожилой мужчина в комбинезоне. Он остановился, увидев Амона, и на его морщинистом лице появилась улыбка, обнажающая зубы.

— Так его нет дома?

Амон как бы со стороны, издалека, услышал звук своего голоса.

— Выходит, что так. Я зайду попозже.

— Я не думаю, что он ушел надолго, — продолжал мужчина в комбинезоне, — вон там есть скамейка, если хотите, подождите его. А мне надо прибить вот это.

Амон кивнул и несгибающимися ногами побрел к длинной кожаной скамье, едва ли сознавая, что делает. Он не мог думать ни о чем, кроме Кепплера, который лежал за той дверью мертвый. Ему надо было немного отдохнуть, и он опустился на скамью. Мозг его находился в смятении. Рассеянным, отсутствующим взглядом он наблюдал, как мужчина нащупывает что-то у себя в кармане. Он видел, как тот вытащил что-то из кармана и начал привертывать Отверткой к голубой обивке двери. Через некоторое время он сунул отвертку в комбинезон и посмотрел на Амона.

— Никогда не видел людей, которые хлопают дверью так сильно, как этот. Да и еще в наши дни двери делают такие, что быстро ломаются. Я полагаю, тот, кто строил этот дом, хотел, чтобы в нем было много стекла. Но это никуда не годится. Видите ли, оно же колется.

Амон кивнул ему, а пожилой мужчина пошел вдоль коридора и скрылся за дверью комнаты смотрителя. Он поднялся и внимательно посмотрел на табличку с номером, не веря своим глазам. После цифры «2» появился «0». Это был номер двадцать… номер двадцать. Спотыкаясь, заплетающимися ногами он пошел к двери напротив и дрожащими руками нащупал табличку с номером: «21». Он похолодел от страха. Ужас сдавил ему горло, и цифры поплыли перед глазами, появляясь и исчезая. Он убил не того человека… убил не того человека… не того… а потом на него напал смех. Он смеялся и смеялся и никак не мог остановиться.

В конце концов компьютер НЕ был надежной машиной. Он ничем не отличался от человека. Он мог ошибиться. Он был бесполезен.

В длинной низкой комнате компьютер отчаянно боролся со странным рисунком сигналов, мигая панелями, поспешно пытаясь проанализировать поступающую информацию, и черные стрелки прыгали по белым шкалам. Появилась маленькая белая карточка. На ней было написано: Амон Кейн (номер 27681); информация неизвестна; компьютер испорчен.

Мигающие огни погасли, катушки с коричневой пленкой судорожно подергивались за полированным стеклом, а затем остановились на месте. Компьютер отключился.

(Перевод с англ. А.Сыровой)

Джанни Монтанари

AD MAJOREM DEI GLORIAM [20]

Вестфалия, 16 марта, 11 час. 30 мин.

Крепость, стоящая на небольшом возвышении посреди сгоревшей пустынной равнины, казалась чудовищным желтым песчаным пирогом со множеством отверстий, словно лакомка-ребенок натыкал пальцем, чтобы украдкой попробовать белое, пышное тесто.

Углубление и щели, точно раны, четко видневшиеся на гладкой стене из льдобетона, были оставлены трехсотпятимиллиметровыми снарядами коммунистов, которые непрерывно обстреливали крепость с расстояния нескольких километров. Но, чтобы быть точным: кроме вентиляционных шахт не было ни одного настоящего отверстия, потому что сводчатые шестиметровые стены Великолепно выдерживали град снарядов; зачастую даже гранаты отскакивали от них и взрывались во рву, окружающем стены; но по крыше, состоящей из чудовищного двухметровой высоты блока напряженного бетона, появились признаки разрушения.

Снаружи блок выглядел желтоватой плоскостью, усеянной более или менее глубокими царапинами, но те немногие, кто пересекал внутренний двор, замечали, что щели день ото дня становились шире и что из некоторых уже сыплется пыль.

В окруженной крепости не слышно ни грубых шуток солдат, ни точных приказов фельдфебелей, ни звуков ежедневной смены караула, ни барабанного боя, зовущего на обед или перекличку. Воздух между толстыми, белыми стенами тоже кажется завезенным из другого мира, из замкнутого темного пространства, где трудно дышать; он царапает горло, как едкий дым, и заглушает звук голосов. Это такой воздух, как и тот, который всегда находится в гробу вместе с трупом.

Единственный непобедимый хозяин этого воздуха — смерть.

Высокочтимый святейший патер Антонио де Гуэвас находился в весьма затруднительном положении, которое он не мог назвать отчаянным только потому, что он был верующим человеком. Он знал политкомиссара Грушикова, командующего Девятой Ленинградской дивизией, и легко мог представить себе, какая судьба ожидает его людей, если они сдадутся. Он все еще читал приказ, полученный несколько часов назад.

В осаде крепости принимало участие девять тысяч человек, которые, по всей видимости, были отлично вооружены.

Тяжелая полевая артиллерия, примерно десять 155/45-батарей, 203/25 гаубиц и мортир, множество пушек и самоходных орудий и два соединения танков Т-49.

Как ему защититься с его двумя тысячами человек, у которых очень мало снаряжения и которые не могут ответить?

Он был готов выдержать бесчисленные атаки шесть месяцев, но теперь роты противника стали осторожнее и обстреливали крепость с должного расстояния, не подвергая себя опасности.

Патер Антонио уронил листок на стол и сцепил руки.

Почему Рим не отвечает?

Крепость была узловым пунктом северной оборонительной линии, и, если врагу удастся прорваться в этом месте, он достигнет Парижа прежде, чем его остановят.

Патер Антонио несколько лет назад посетил Париж, и это было одно из самых светлых воспоминаний в его жизни; он стоял на широких белых ступенях Нотр-Дам, полный благоговения и невероятного удивления. Гигантская белизна устремлялась в голубое небо, поражая великолепием каждой своей детали, и дарила его кровоточащему, измученному многомесячными боями в Африке сердцу сладкое чувство мира и уюта, меланхолическое мгновение мистического восторга, которого он никогда больше не сможет забыть.

Патер Антонио опустил руки, поднялся и глубоко вздохнул. В этом лишенном окон помещении он испытывал удушье и поэтому покинул комнату.

Лифт быстро доставил его на наблюдательный пост у внешних укреплений. Он прислонился к трехсотпятимиллиметровой пушке и долго смотрел на выжженную землю, окружающую крепость. Он чувствовал себя усталым, смертельно усталым, как больной, что встал в первый раз и его груди едва удалось набрать воздух, его легким стоило чудовищного усилия вдохнуть свежий, чистый бриз запоздавшей весны. Весна, которую так долго ждешь, когда, кажется, не будет конца грохоту и пламени яростного сражения.

Патер Антонио отогнал мрачные мысли.