Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗

Я видел скептические ухмылки, только у Терещенко лицо почему-то становилось все более грустным и вытянутым, как у печального ослика. Я спросил в упор:

– А что вас грызет? Понимаю, отчего шерсть дыбом у этих ребят, но… у вас?

Он проговорил нехотя:

– Знаете, Борис Борисович, я всегда был… инакомыслящим… При советской власти выступал против коммунистов, просто посадить не успели, после гегемонства США – против этой нарождающейся мировой империи… И вот сейчас уже почти слышу, как меня начнут обвинять, что трусливо принимаю сторону сильнейшего. Перебегаю в лагерь победителя!

Я спросил недобро:

– В самом деле такие пустяки тревожат?

– В самом, – признался Терещенко. – Или, по-вашему, офицеры КГБ не люди?

Я покачал головой.

– Дешево же вы себя цените. Или в самом деле того и стоите?.. Я слышал, как вы распекали одного из ваших, что, мол, если Гитлер полагал, что дважды два равняется четырем, то в угоду демократам не стоит говорить, что равняется пяти или вовсе стеариновой свече в заднице. Если США сейчас действительно – лидер в тех областях, которые нас устраивают, которые соответствуют нашим представлениям о культурной и развитой стране, то не станем же называть неразвитой только потому, что там гомосеков и наркоманов больше, чем в Афганистане?

– Но все-таки…

Я сказал терпеливо, старательно задавливая рвущееся изнутри раздражение:

– Я отдаю отчет, что первой в наши ряды встанет та дрянь, что всегда старается быть на стороне сильного. Они и сейчас «американисты» только потому, что Штаты намного сильнее России. Это та дрянь, что при царе были ярыми монархистами, при советской власти старались пролезть в ряды партии, а сейчас меняют свои имена на иностранные, оплевывают все русское, уверенные, что иностранцам это нравится.

Терещенко двинул плечами.

– Это нравится такой же дряни за бугром. Умные такими брезгуют, но, на беду, там демократия, а это значит, что правит дрянь. Ибо дрянь в большинстве везде.

Я покачал головой.

– Александр, не будьте наивным. Ничем там толпа не правит, кроме как шоу и репертуаром в стриптиз-барах. Правит элита. У меня все надежда, что элита и там поймет нас верно, и здесь элита верно… поступит.

– Наша элита?

– К сожалению, – сказал я, – мы элитой называем разные слои. Элита ученых и людей культуры – там от власти далека, а элита политиков слишком уж прислушивается к черни, заискивает перед ней, чтобы удержаться у власти, быть переизбранной на новый срок. Вы же слышали из моего выступления, что в Америке в этом году ученым выделили на треть средств меньше, чем в прошлом, а на следующий запланировано снижение ассигнования еще на тридцать восемь процентов? В то время финансирование поддержки нигде не работающих и не желающих учиться наркоманов и малолетних шлюх все растет!

Он буркнул с неприязнью:

– А чего я должен такое знать? Слава богу, еще не юсовец! Я бы эту дрянь, на которую тратят нужные науке и медицине деньги, отправил бы в газовые камеры!

Никита, или это Володя, вечно забываю их имена, открыл портативный бар, достал бутылку с яркой наклейкой, в другой руке хрустальный бокал, я с подозрением смотрел, как полилась зеленоватая струя, пахнет приятно, свежим соком.

Терещенко принял и передал мне.

– А это еще что? – спросил я.

– Ни грамма алкоголя, – заверил Терещенко.

– Допинг?

– Не в большей мере, чем кофе или чай. Но, как я понял, вы как раз и рассчитываете, что когда присоединимся к Америке, то сумеем с усилившийся партией консерваторов их туда и отправить?

Я загадочно промолчал.

…Когда я в верхней, чердачной комнатке офиса, отведенной мне для жилья, почистив зубы, наконец-то включил мобильник, сразу же пошли звонки. Я отвечал четко и уверенно, но у самого осталось странное чувство, что обманываю, в каждом слове обманываю. Ведь главное уже сделал, теперь все вертится и без меня. Я вбросил в игру идею, о которой никто даже помыслить не мог. Да, не мог, настолько чудовищна и не укладывается в голове, но вот, будучи произнесена, вдруг выяснилось, что не так уж и чудовищна, а вообще-то отвечает потребностям почти любого человека. Даже того, кто громче всех называет себя истинным патриотом и клянется никогда-никогда не отступаться от интересов матушки-России.

Правда, для этих я придумал очень серьезную отмазку насчет захвата не сегодня завтра Китаем наших земель. На самом деле это не отмазка, Китай и Япония в самом деле уже планируют, как и где что построят, но по тому, как за нее ухватились патриоты и те, кому нужны оправдания, стало ясно, что им до свинячьего писка требовалась именно отмазка. И не нашлась бы реальная причина, с охотой поверили бы во что-нибудь придуманное.

Едва спустился вниз в свой кабинет, отворилась дверь, ввалился Лукошин, еще более рослый и объемистый в старомодно толстой добротной дубленке, морозный, с ястребино-круглыми глазами, шапка в снегу, снег на воротнике. Представляю, как он с княжеским спокойствием прошел через охрану, огромный и могучий, как дуб, элитный самец даже в его годы, борода от снега не слиплась, как должна бы, а еще больше топорщится во все стороны рыжими лохмами.

– ЧП, – сказал он коротко на немой вопрос, почему вломился ко мне не раздеваясь. – Сейчас покажу.

Он повесил дубленку на вешалку в кабинете у двери, вот теперь пузо привычно свисает через ремень, борода веником, но при его весе ступает почти неслышно, на то он и внештатный глава нашей тайной службы, сыщик-любитель. Так же тихо, почти незримо, как подошел, осторожно положил передо мной лазерный диск.

Я поинтересовался утомленно:

– Что за гадость еще?

– Откуда знаете, что гадость? – полюбопытствовал Лукошин.

– По твоему виду, – ответил я. – Да и вообще, сейчас на крышу нашего офиса падают только камни и дерьмо. И все время подвозят новые катапульты…

– Вы правы, Борис Борисович, – согласился он. – Но взгляните повнимательнее. Я хотел было вчера сбросить вам по локалке, но в последнее время не доверяю даже самой защищенной сети.

Я молча вставил диск, сработал автозапуск, и на экране появились фотографии, текстовые форматы и даже документ в Excel’е. На фото красивый особняк на берегу реки, к воде ведет вымощенная крупной плиткой дорожка, по бокам разбит цветник. На других фотографиях особняк сбоку, сзади, а на реке крупным планом пристань и прогулочный катер.

– Красиво, – сказал я. – И что здесь особенного?

– Этот особняк принадлежит Власову, – сообщил он.

Морщась, я снова рассматривал особняк, вошел в Excel, проскроллировал по экрану цифры.

– Может быть, распечатать? – предложил Лукошин.

– Не стоит, – ответил я.

Он кивнул, наше расследование слишком частное, чтобы доверять его бумаге. Конечно, не новость, что все наши чиновники, получая небольшие оклады, покупают дорогие машины, особняки, у них счета в иностранных банках, а то и акции влиятельных компаний. Про служащих таможни даже анекдоты рассказывать перестали, их воровство и взяточничество вошли в обыденность, однако партия РНИ выглядит на их фоне белоснежным голубем. Даже скандал со счетами в швейцарском банке так и не удалось раздуть: уж на что демократы нас ненавидят и стараются закидать грязью, но не поверили в такой бред.

Отчасти наша кристальная чистота объясняется, что мы не у власти, нет возможности развернуться, но это только кажется, у каждой партии свои возможности заняться бизнесом. Дело в том, что я сразу поставил это дело на столь жесткую основу, что никто и нигде не смел украсть хотя бы копейку. Даже подумать о том, чтобы присвоить что-то, не смел.

И вот сейчас по экрану проползают цифры, скупые строки банковских отчетов, досье на Власова, весьма впечатляющее, энергичный и талантливый мужик, ничего не скажешь, но именно мужик, не мужчина, увы. Слишком далеко заходит в развлечениях, вообще слишком много им уделяет внимания, а это не по-мужски. И в бабах погряз, что опять же не по-мужски. Это мужик может увязнуть так, но не мужчина.