Сегодня - позавчера 2 - Храмов Виталий Иванович (полные книги .TXT) 📗
- Кто майор Кузьмин? - раздался зычный голос.
Опа! А что это за явление Христа народу? Кто это такой бодрый после ТАКОГО боя? Стал вставать, но был прижат к земле мощной дланью Громозеки.
- Я - майор Кузьмин, - донёсся голос с другой стороны сгоревшего танка, - Вы кто такие? Что делаете в расположении полка?
Опа-па! А это что за самозванец? И голос похож. Я стал трепыхаться, чтобы встать.
- Только не дури! - прошептал громовым шёпотом Громозека.
- Угу! Да пусти ты, пенёк ушастый!
Наконец, мне удалось встать, и я увидел американский колесно-гусеничный бронетранспортёр, с грубо закрашенной белой звездой. И десяток человек в форме НКВД около него, похожих на оловянных солдатиков - таких ладненьких, чистеньких против нас, обшмыганных боем.
А вот и самозванец - забинтованный, по самое не балуйся, человек моей комплекции, но в комсоставской форме с майорскими знаками различия и в моей кожанке, шёл, ковыляя, к НКВД. А меня, после поджога, как одели в безликую форму без знаков различая, так и отвоевал сегодня. Авось, проблем не возникло. Все и так слушались.
- А вот и гости, - прошептал Громозека, - долгожданные!
Ух-ты! Надо же! И где же наш Чекист? Прозевает так "главное задание". Я достал из кармана гранату Ф-1, сжал в кулаке.
Самозванец подошёл к старшему "чекисту", вскинул руку к танкошлему, назвался ещё раз. "Гость" тоже представился:
- Лейтенант Госбезопасности Савельев. Вам придётся проследовать с нами!
- Чё это вдруг? - удивился самозванец. Ого, он даже словечки мои использует! Полная аутентичность!
- Приказ! - ответил Савельев, протягивая бумагу.
А вот и Чекист нарисовался - " прогуливался" мимо. Типа, прогуливался.
Самозванец взял бумагу, долго смотрел в неё забинтованным стрептоцидно-грязным лицом.
- Слышь, боец, сюда ходи! В темпе вальса, я сказал! Ты чё как на пляже? Ты в армии или как? Почему такой вид?
Это самозванец нашего Чекиста распекает. И словесные обороты настолько знакомые, что Громозека хмыкнул.
- Ну-ка! Читай! - самозванец сунул под нос Чекисту бумагу.
Гости занервничали. А вокруг стали собираться бойцы полка, якобы привлечённые шумом.
- Слышь, Пенёк, а ведь главный не Савельев, - пихнул я Громозеку, прошептал.
- Да?
- Смотри на того лысого бычару. Видишь? Он - главный.
Словно услышав нас, лысая башка здоровяка повернулась на нас.
- ФАС!!! - заорал я.
Громозека стартанул, как болид F1, на этого лысого, а тот стал поднимать на нас ППД. А я уже в Ярости! Метаю в него гранату, да так удачно! Точно в лоб угодил. А потом и Громозека подоспел, сбил его с ног, добавил в нос своим медным лбом.
Что там было дальше - не видел. Тем же приёмом, каким Громозека сбил Лысого, меня снесла с ног наша докторша.
- Тихо, товарищ майор, а то зацепят! - выдохнула она мне в лицо.
- Девочка моя, а ты не с ними? - спросил я её.
- Нет, Виктор Иванович, я с вами. Ваша жизнь - моя работа.
- И кто же твой начальник?
- Вы. И Меркулов. И Сталин.
- Ну-ну, - ответил я ей.
-Эй, голубки! - донёсся до нас голос Чекиста, - вставайте, ехать пора! Ну, ни стыда у людей, ни совести!
Голос был довольный и весёлый, значит, всё прошло гладко.
- Ща я кому-то зубы-то посчитаю! - выкрикнул я, - Гэбня кровавая! Питьсотмильонов!
Встал, подал руку доктору, поднял, обнял, крепко прижав к себе.
- Собой закрывала? - спросил я её.
- Руки, товарищ майор! Вы ещё за прилюдное оскорбление меня не извинились.
- Ща! Ага! Шнурки поглажу - тогда - сразу! Обиделась? Да, на здоровье! На обиженных воду возят! Тьфу!
Я отпустил её, сплюнул, пошёл. Подошёл к БТРу, погладил броню капота.
- Это - я забираю. Будет моей лебединой колесницей.
- Тогда уж лодкой Аякса, - кивнул Чекист.
Блин, уел меня. Я не знаю, что это значит. Увидев моё затруднение, докторша пояснила:
- На ней души умерших перевозят в царство мертвых.
- А, нехай так и будет! - махнул я рукой.
Повернулся к Чекисту:
- А давай их по быстренькому допросим? Что-то давненько я не едал человеческого мяска!
Чекист заржал в голос, махнул рукой:
- Да нам и самим там маловато будет. Голодными останемся.
Хороший он мужик, этот Чекист. На лету всё схватывает. Мне опять повезло на него? Или эти "везения" мне устраивает чья-то заботливая рука?
Ладно, всё это лирика, а она - терпит. Позже. А вот война - не терпит. Пора и ехать. Вот и остатки моего комендантского взвода погрузили пленных в пробитого в двух местах Кирасира и отчалили. И нам пора оставить эту истерзанную высотку, покинуть измочаленные сады и руины посёлка.
- Громозека, ко мне!
- А что не "к ноге!"? - спросил Громозека, открывая дверь ленд-лизовского БТРа.
- Ну? Разберёшься?
- Да как два пальца обо... об асфальт! - и обратно нырнул в недра БТРа.
- Мадам! - я протянул руку, чтобы помочь залезть доктору. Но, она, фыркнув, сама влезла в бронекоробку.
- И он сказал: "Поехали!", и махнул рукой, - возвестил я, усаживаясь на обтянутое кожзаменителем сидение.
- Это откуда? - спросил Громозека, запуская двигатель.
- От верблюда, товарищ Пеньков, от верблюда. Разбуди меня, как приедем, лады?
- Угум! Но-о, пошла, родимая!
Приплыли!
Паника на переправа через Стикс.
На переправе через реку мы застали панику. Народ ломился через мост, давя друг друга. Довольно неплохие укрепления предмостного плацдарма были брошены. Крики, стрельба, вой снарядов и взрывы. Эх-хе-хе! Опять то же самое. Ну почему люди не хотят жить головой, почему их судьбу решают их задницы?
- Стреляй! - приказал я докторше. А кому ещё? Громозека за управлением этой заокеанской колымаги, в бронерубке только мы вдвоём.
- Куда? - не поняла она сначала, а потом дошло:
- Нет! Не заставляй меня!
- По паникёрам и предателям - огонь!
Крупнокалиберный американский пулемёт протянул струю огня от нашего БТРа к давке на мосту, сметая тела людей в реку, разрывая их на части.
- Я вас, блядей! - орал я так, как ещё никогда не приходилось, - Всех тут положу! Паникёры сыкливые! Предатели позорный! Изменники подлые!
Я залез на крышу отделения управления, встал в полный рост. А стрелок пулемёта в голос ревела, потом бросила пулемёт, метнулась куда-то в угол, забилась там мышкой. Тяжело тебе? А мне, думаешь, легко? Это я, а не ты, я их расстрелял. Я. И от этого в груди стал расти вакуум. Но! Иначе - никак! Империческим путём установлено - иначе не работает. Этих, обезумевших от ужаса, превратившихся в скот, по-другому - не остановить. Не вернуть им способность мыслить. Только расстрел части паникёров прочищает им мозги, возвращает им возможность думать. Не я это придумал. И не хочу этого делать, но как иначе?
А у них была возможность избежать подобной судьбы и избавить меня от этого бремени - сохранить рассудок и честь - встретить врага лицом, а не спиной.
- Стоять! Назад, сукины дети! В окопы, мрази! Зачинщиков ко мне! Быстро! - продолжал орать я.
Толпа отхлынула от моста. Твою дивизию, опять сработало! Ну, почему их надо стрелять, чтобы они стали людьми, а не скотом безмозглым?
В толпе началось какое-то броуновское движение, из топы стали выталкивать ко мне совсем уж мерзостных субъектов.
- Арестовать! - орал я, - К обрыву их! Сформировать расстрельную команду!
Толпа их била, волокла к берегу, ставили в ряд напротив толпы. Грянул залп. Поставили ещё ряд, ещё раз грохнули.
- А теперь - в окопы! Вы понимаете, что вы натворили? Это же измена Родине? Понимаете? Измена! Родине! Я надеюсь, сегодняшнего урока вам хватит? И в следующий раз вы сами разберётесь с паникёрами и падлами-изменниками? Давай, мужики, занимайте окопы! Немец бит нами сегодня, но не добит! По местам!
