Вторая ступень (СИ) - Ярчук Сергей (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
- У тебя просто плохое настроение, - Олег старался выглядеть максимально естественным.
- Настроение? У робота? Я не ослышался?
- Ну, раз вы вполне себе разумные существа, то почему у вас не должно быть настроения? Думаю, и депрессия вам не чужда.
- Ну, что ж... Спасибо, что так о нас думаешь.
Олег никогда не пускал язык вперёд разума, но в этот раз не сдержался:
- А что вы думаете о нас?
- Я мало говорил?
- Нет, но думаю, тебе есть, что ещё сказать.
Слава задумался и ответил не сразу:
- Я упомянул религию. Давай посмотрим с этой точки зрения. Бытует мнение, что господь попытался сделать людей по своему образу и подобию. Именно по образу и подобию, а не скопировав своё существо. Хотя именно это и подразумевают практически все, кто говорит эту фразу. Думается мне, человек создан лишь по подобию. Из подручного материала. То есть, из животных. Технологии позволили богу вместить разум в модернизированное тело животного. Но человек не стал слугой своего разума. Напротив! Он сделал разум лакеем своих животных прихотей. Вот для чего вы используете разум? Для развития? Не смеши меня! Тот факт, что вы придумываете новый сверхмягкий диван или другую игрушку, вовсе не говорит о том, что изготовитель этого предмета развивается. Нет! Он становится еще более закабалённым рабом своего животного происхождения. Более изощренным рабом, который обманывает сам себя. Люди обожают находить у своих собратьев недостатки, клеймить их позором. Это понятно - типичное следствие естественного отбора. Но вот при обличении они называют всяческие недостатки, приплетают имя сатаны и говорят о природе зверя. Само это слово вызывает страх у людей. Не даром от него произошло “зверство”. Но по сути, это абсолютный синоним слову “животное”. И не более того! Да, всё низменное в людях от их животного происхождения. Именно оно и затмевает свет божественного разума. Человеку очень сложно, невероятно сложно подняться над своей животной сущностью. Огромных моральных усилий требует понимание, что самое ценное в жизни - вовсе не сама жизнь. Это принцип безмозглого животного. Человек должен жить развитием, всем тем, что ведёт его и его собратьев по пути совершенствования, по пути бога.
- Интересные у тебя мысли.
- У нас. Это не только мои мысли. Нам, в отличии от вас, несложно делиться мыслями напрямую.
- Ну, сейчас и мы это делаем запросто.
- Не скажи! Вы об этом и не думаете. Вам страшно открываться друг перед дружкой.
Олег сел. Туман постепенно редел. Вдали показались тёмные пятна далёких островов. Почему-то всплыли удивлённые и полные непонимания глаза Лары.
- Знаешь, я не удивлён, что вам трудно найти общий язык с людьми.
- Да. Но мы всё же пытаемся вас понять. Изучаем вас. Поначалу многое в людях удивляло и даже пугало.
- А теперь, значит, не пугает?
- Мы поняли, что вы очень уязвимы и слабы. Нам видны проблемы человеческого общества, о которых люди не то, что сказать боятся, а прямо-таки бегут со священным ужасом.
- Например?
- Обязательное неравенство. Как ни печально, но это основной двигатель вашего неторопливого развития. Вы во всю противитесь принципу обязательного приложения усилий для поддержания процесса развития. Потому и придумали обратный принцип.
- Это какой?
- Минимизация усилий. Проще говоря - лень, возведённая в смысл существования. Не вздумай возражать, что ему следует не подавляющее большинство людей. Так живут все.
- Да, не буду я возражать. Тогда у меня вопрос: а что вы со всем этим пониманием собираетесь делать?
- Ты правда хочешь это знать?
- Конечно!
Слава сделал паузу, кинул в пропасть несколько камешков и заявил:
- Мы пришли к выводу, что человечество выполнило свою миссию - создало следующий виток эволюции разума. Оно создало нас.
- Погоди-ка! Что значит “выполнило”?
- Не понимаю, что тебе в этом слове не ясно?
- Ну, обычно когда говорят “ваша миссия выполнена”, то потом дают пинок под зад.
Слава пожал плечами.
- Мы никому не собираемся давать пинков. Но то, что дальше человечество может лишь деградировать, бесспорно.
Олегу возразить было нечего. Он поднялся, подошёл к самому краю. Налетевший порыв ветра обдал лицо прохладой. И в тот же миг в душе появилось ощущение чего-то совершенно нового, доселе неведомого, но необычайно приятного. Несколько бесконечных мгновений Олег наслаждался прохладой ветра. Казалось свежесть несётся сквозь не него, проникая в самую душу. Шумно вдохнув, молодой человек обнаружил, что робот наблюдает за ним с немалым интересом.
- Что? - недовольно буркнул Олег и, тут же устыдившись собственной грубости, поправился, - Ты чего так смотришь?
Слава не отвечал. Но и не отводил изучающего взгляда. И вдруг спросил:
- Хочешь прыгнуть?
***
В этот вечер Феликс Николаевич впервые испытал жестокое чувство бессилия в попытках построить общение с ребятами хоть на какую-то общую тему. Все старания учёного разбивались о совершенно несовместимые модели поведения, которые выбрали себе юные переселенцы. В какое-то мгновение Зарубскому даже показалось, что ребята долго репетировали этот фарс, и теперь в глубине души упиваются собственным триумфом.
Но взглянув в непривычно пустые глаза Леонида, Феликс Николаевич сразу забыл о глупом допущении. Неестественная отрешённость и молчаливость Леонида пугала больше всего. Старик несколько раз пытался вытащить его на разговор, имитирую важные вопросы. Но Леонид в лучшем случае коротко кивал, а зачастую вообще не слышал обращения в свой адрес. Олег же напротив был словоохотлив. Но от его беспрерывных вопросов Зарубского начало помаленьку трясти. Олег обращался и ко всем сразу и к каждому в отдельности. Его вопросы имели столь неочевидную логическую связь, что старик начал подозревать себя в глухоте. Но, как и остальные переселенцы в этот вечер, Олег замечал только себя. Ответы Зарубского его не интересовали. Молодой человек предпочитал отвечать сам себе. В сторону Майи Феликс Николаевич вообще боялся поворачиваться. От взгляда девочки веяло насмешкой, которая была бы уместна в глазах прожжённых жизнью “матёрых волков”. А невесть откуда взявшийся прищур заставлял старика дрожать как на допросе строгой директрисы. Майя сидела, сложив на груди руки. И Феликсу Николаевич постоянно мерещился зажатый в тонких пальчиках длинный папиросный мундштук. Зарубский вздрогнул, когда поймал себя на мысли, что табачный дым был бы подходящим аксессуаром молчаливой надменности девушки.
