Восточный конвой - Михайлов Владимир Дмитриевич (книги серии онлайн .TXT) 📗
– Все верно. И все-таки – нет.
– Объясни.
– Две причины. Первая: да, я прожил тут долго. Но это не моя страна.
– Это не логика, а лирика.
– И вторая. Не хочу жить среди каннибалов.
– Мы – каннибалы?
– И всегда были такими. Во все времена обожали пожирать своих. Вы людоеды, Клеврец. Живя здесь, я как-то притерпелся к этому. А потом увидал со стороны – и мне стало не по себе. Вы потому и стали технетами, коллега, что это снимает последние сдерживающие моменты: у технетов совести не должно быть по определению. А у вас ее никогда и не было; амбиции – были, и громадные, и сейчас они никуда не девались, а вот совести не было; я говорю о массе, конечно, единицы были порядочными и здесь. Но очень хорошо, что вы перестали выдавать себя за людей. А я хочу помереть человеком – как жил…
– Ты нас оскорбляешь, Милов.
– Да брось. Обидно, конечно, слышать такое, но правда не есть оскорбление.
Сейчас они разговаривали уже на ходу: Милов медленно шагал к пароходу, Клеврец не хотел отставать.
– Я ведь могу задержать тебя сейчас, – предостерег Клеврец. – И тогда разговаривать придется с другой позиции…
– Остерегись, Клеврец, – сказал Милов. – Ты ведь не умеешь плавать.
Он стоял рядом со сходнями, и Клеврец не сделал попытки удержать его.
– Прощай, – сказал Милов. – А знаешь, тут будет очень хорошо со временем.
– Я же говорил!
– Когда вы перегрызете друг друга. А люди останутся. Они ведь тут есть и сегодня.
– Люди! Такие, как Орланз?
– Нет, – сказал Милов. – Не такие, как Орланз.
Берег уже скрылся из вида. Милов стоял на корме, опершись на релинг, и хмуро смотрел на спокойную поверхность. На душе было скверно. Не получился даже и авантюрный пиратский вариант. Все должно было уже закончиться – а вышло так, что только начиналось на самом деле… Начиналось, чтобы совсем скоро завершиться уже окончательно – и плохо, так плохо, что хуже не бывает. Сейчас Милову даже не казалось самым страшным то, что погибнет – вместе с ракетами и кораблем – и он сам; плохо было потому, что он не привык проваливать задания, обманывать надежды, однако именно так получалось теперь. И предстоящая гибель казалась чуть ли не заслуженным наказанием за плохую работу.
А впрочем – разве игра совсем уже окончилась?
Отодвинув рукав, он взглянул на часы. Еще почти полтора часа оставалось до взрыва. Восемьдесят шесть минут. Даже при выполнении сложных задач приходилось укладываться и в меньшие сроки…
Что же мы имеем на сегодняшний день и час? Давай-ка разберемся хладнокровно.
Он снова попытался спокойно оценить положение.
Контейнеры были надежно укреплены в неожиданно просторном трюме, люк закрыт, затянут брезентом; южане, побыв недолго на палубе, спустились вниз: погода их не привлекала. Пассажирских кают на пароходе не было, но место нашлось для всех. Хотя капитан, небритый и, похоже, не выспавшийся как следует, счел, видимо, ниже своего достоинства знакомиться с сопровождавшими груз людьми, ими все же занялся один из помощников – а может быть, и единственный, черт его знал, – и указал, где можно будет поспать. По-морскому ранний обед уже давно прошел, но был обещан ужин, и оставалось только дожидаться его. Милов прикинул: похоже, что скоро они покинут территориальные воды. И придет пора доложить Орланзу, что все проходит благополучно…
Милов вытащил из кармана сверток. И тут же засунул обратно: рядом с ним остановился кто-то из экипажа; одеты люди на пароходе были как попало, и невозможно было угадать, кто есть кто. Не капитан – в этом Милов был уверен. А впрочем – не все ли равно? Милова они не интересовали.
Что можно сейчас практически? Оставалось полтора часа. Всего-навсего девяносто минут до того мгновения, когда сработают устройства самоуничтожения ракет; этот тип был снабжен ими как раз в предвидении ситуации, когда ракеты останутся без технического обслуживания на время, превышающее допустимый срок. Ракеты должны были уничтожиться тихо и мирно, не грохоча, не выбрасывая ничего в воздух – просто что-то растворилось бы, что-то замкнулось, произошли бы некоторые химические реакции – и каждая ракета сделалась бы не более опасной, чем какое-нибудь полено.
Но сейчас они были заминированы. Заминированы неизвестно как: Милов не был специалистом в пиротехнике. Однако знал, что даже небольшая искра – а они были неизбежны при замыканиях в электронных и электрических системах – хотя бы на одной ракете могла инициировать посторонний заряд. А уж при его срабатывании могло – нет, должно было сдетонировать и ракетное топливо. И тогда… В этом и заключалась опасность, ради этого и надо было ему добраться до ракет и, на самый худой, конец выключить таймер системы самоуничтожения – выиграть время, чтобы найти новый способ получить ракеты в свое распоряжение, где с ними разберутся отечественные специалисты. Да, это было единственным, чему его успели научить: как остановить таймер.
Но ведь технетские мины могут сработать и сами: там и в самом деле не исключался собственный таймер – электронный, не определимый на слух. Да и сами контейнеры были минированы.
Словом, выхода он не видел. И все же надо было рисковать. Пробиться в трюм – даже силой, если понадобится. И пустить в ход те скудные знания взрывного дела, какие у него были. Шансов почти никаких. Однако почти – не значит совершенно никаких. Он обязан рискнуть. И сделает это.
Милов нащупал пистолет во внутреннем кармане. Автомат пришлось оставить в машине: к отходу судна на берегу появились уже новые водители – скорее всего, опять люди Орланза, а может, и Базы – наведенные Клеврецем. Но судьба Восточного конвоя Милова более не волновала. Пусть жрут друг друга.
Милов бросил последний взгляд на берег. Повернулся и неторопливо зашагал по чуть колеблющейся палубе по направлению к третьему – первому с кормы – трюму.
Крышка трюма была закрыта и затянута брезентом, укрепленным клиньями. Но это было небольшой бедой. Куда хуже было то, что совсем близко от крышки, у противоположного борта, спиной к Милову стоял человек. Он глядел на уходящий берег – стоял чуть пригнувшись, как будто пытаясь хоть немного сократить все увеличивающееся расстояние между ним и земной твердью, – и роба на спине его, слегка натянувшись, явственно обозначила пистолет, засунутый, видимо, под брючный ремень со спины. Похоже, что трюм охранялся.
Однако человек был всего один – и он не был готов к нападению. У Милова тоже не было четкого плана. Однако сейчас нужно было попасть в трюм, получить доступ к ракетам. Выиграть это очко. А потом уже думать дальше: подсказывать будет сама обстановка. Придется, видимо, пойти на риск и попытаться обезвредить взрывные устройства самому. В случае неудачи – произойдет лишь то, что случится и если он вообще ничего делать не станет. Ведь какой-то, пусть и крохотный, шанс есть и на благоприятный исход: не настолько уж Милов на самом деле безграмотен…
Так или иначе – надо было пробиться в трюм.
Невольно вздохнув, Милов сунул руку в карман.
Он уже вынимал пистолет, когда сзади послышались шаги, и Милов застыл, не завершив движения, стараясь сохранить спокойствие.
Подошедший остановился за его спиной, закурил, на Милова пахнуло дымком скверной сигареты. Люди эти не процветали. Ну и наплевать. Было тихо, внизу работала машина, палуба чуть подрагивала. Вероятно, кто-то находился на мостике – отсюда Милов не видел, – но палуба была пуста. Было, в общем, тихо, только стоявший сзади громко посапывал в промежутках между затяжками, да тот, что опирался на релинг, негромко кашлянул и сплюнул за борт. И снова наступила тишина. Потом она нарушилась. Звук был похож на выстрел. Милов встрепенулся, а стоявший позади сделал шаг и приблизился к Милову совсем вплотную, встал рядом. Милов искоса глянул на него и наткнулся на такой же – искоса – взгляд. Когда их глаза встретились, тот улыбнулся.
