Схватка с химерами. Выпуск второй. Чудовище подводного каньона - Левант Яков Анатольевич
До поры до времени экипаж не нуждался в пище: выручала рыба и запас галет, но с водой было худо. Проверив запасы, капитан перевел команду на скудный водный паек: две кружки в день на человека.
Истекла третья неделя мучительного дрейфа, а избавление не спешило. С каждым днем все больше давала себя знать жажда.
Шестьсот граммов воды в день — слишком мало для взрослого человека. Силы команды падали. Люди худели, мрачнели и почти не разговаривали.
Поднимать их на вахту становилось все трудней.
Крик вахтенного впервые за бесконечные дни заставил всех вскочить с коек.
— Судно прямо по курсу!
Людьми овладело лихорадочное нетерпение. Они пританцовывали от возбуждения, дожидаясь очереди взглянуть в единственный бинокль. На горизонте смутно белела труба.
— Должно быть, теплоход, дыма не видно…пробормотал капитан и громко распорядился: — Ракету. Живо!
Оставляя дымный след, в небо взмыла тревожная красная ракета.
— Зажечь дымовую шашку! — Контиро не хотел рисковать и принимал все доступные меры.
За борт полетел поплавок с шашкой. На поверхности океана набухло плотное облако белого дыма. Ветер понес его к далекому теплоходу.
Поползли минуты ожидания, но теплоход, видимо, не заметил сигналов «Понго», во всяком случае не отвечал.
— Еще ракету! — бросил капитан, не отрываясь от бинокля.
Странное дело, ему показалось, что «Понго» медленно нагоняет теплоход.
Прошло с полчаса. Полчаса, до отказа насыщенных напряженным ожиданием и опасливой надеждой. Сейнер дал еще четыре ракеты и сжег три дымовые шашки, а теплоход не подавал никаких признаков жизни. Он все так же маячил на горизонте, но палубная надстройка стала видной уже целиком.
— Лопни мои глаза, если он не дрейфует по ветру! — воскликнул молодой и горячий моторист Вада.
— Да, похоже, — согласился Контиро. — Этак часа через два мы его, пожалуй, нагоним. Наверное, тоже неладно с машиной.
— Лишь бы дали немного воды, — вздохнул матрос Сиего.
— На таких махинах всегда уйма воды. Чего доброго, а воды у них сколько хочешь, — заметил матрос Такаси.
— Это еще ничего не значит, — хмуро возразил морщинистый боцман Хомма, он же помощник капитана.
— Неужели могут отказать? — встревожился Сиего, нервно облизывая растрескавшиеся губы.
— Все бывает… — подтвердил боцман. — Есть капитаны, не признающие рыбаков за людей. Особенно нас, цветных. Этот даже не отвечает на сигналы. Плохой знак.
Сиего вопросительно глянул на Контиро. Капитан промолчал, он и сам думал так же. Теплоход не мог не заметить сигналов сейнера, значит, делает вид, будто не замечает. У этих людей, должно быть, нет сердца…
Тем временем более легкий «Понго» постепенно нагонял тяжелый, глубоко сидящий теплоход.
Уже открылась палуба, а еще через час капитан прочитал название: «Антей». Немного погодя он сумел различить и порт приписки: Салоники.
— Грек, — лаконично констатировал боцман.
— Ну и что? — не выдержал Сиего.
— Ничего, — пожал плечами боцман. — Но лучше, чем англичанин или западный немец.
— Странно, странно… — недоуменно пробормотал капитан. — На палубе пусто.
— А может, аврал в машинном отделении? — предположил Вада.
— Скоро узнаем, — озабоченно обронил капитан и громко скомандовал: — Шлюпку на воду!
Никогда ни одно распоряжение не исполнялось с такой быстротой.
— Шлюпка на воде! — через какие-то две минуты доложил боцман.
— Хорошо! Поеду я. Со мной Вада, Сиего и хотя бы ты, Такаси. Да, Хомма! Брось в шлюпку, на всякий случай, кошку и канат.
Шлюпка быстро преодолела короткое расстояние между судами.
— Эй! Эй, на борту! — окликнул по-английски Контиро. Все подняли головы, ожидая вот-вот увидеть перегнувшегося через поручни матроса, но борт, четко рисовавшийся на фоне неба, оставался пустым.
— Эй, эй! Эго-го! — во весь голос закричал капитан, но с тем же результатом.
— Оглохли они там, что ли?! — нетерпеливо проговорил Вада. Давайте все вместе.
— Эгой! — рявкнули рыбаки. — Эгой, го-го!..
Теплоход не отзывался.
— Черт бы их побрал. Попробуем иначе, — вскочил Вада и гулко постучал в борт веслом.
Они подождали, но тишину нарушали только волны, плескавшиеся о борт судна.
— Что-то неладно у них, — заявил капитан. — Взберемся, посмотрим. Может, надо помочь? Бросайте кошку!
Вада бросил кошку и подергал, она зацепилась крепко.
— Давай! — приказал капитан.
Моторист ловко, как мартышка, вскарабкался на борт по тонкому линю и, перепрыгнув через поручни, ступил на палубу.
— Найди кого-нибудь и позови сюда! — крикнул вдогонку капитан. Вада кивнул и скрылся, но вернулся быстро и, перегнувшись через поручни, недоуменно развел руками:
— Нет никого! Ни одного человека. Пусто!
— Так мне и казалось… — проворчал Контиро.
У него уже давно зародилось смутное предчувствие, что на корабле никого нет.
— Тяни! — крикнул он, привязав к линю канат.
Капитан не мальчишка, чтобы лазать по линю.
Вада закрепил канат, и капитан взобрался на палубу «Антея».
— Ты ходил вниз?
— Да! Я заглянул сначала в рулевую рубку, потом в машинное отделение. В радиорубку. И нигде никого. И куда только они делись? Не представляю! быстро и возбужденно ответил Вада.
— Посмотрим, посмотрим… — хмуро ответил Контиро. Он чувствовал себя определенно не в своей тарелке. Самовольно подняться на чужой борт — уже не слишком приятно, но к неловкости примешивалось что-то еще. Что именно — он понятия не имел. Но явно неладное, скверное. Это он чувствовал интуитивно. Немного подумав, Контиро перегнулся через перила:
— Эй, Сиего! Лезь сюда… Вот что, парни. Ты, Сиего, обшарь палубу и сходи в кубрик. Ты посмотри в машинном отделении. Да как следует и загляни в трюм. А я возьму на себя капитанскую каюту.
Контиро передумал. Прежде чем идти в капитанскую каюту, он решил заглянуть в рулевую рубку. Одно дело глаз моториста, другое — капитана. Рулевая рубка может поведать многое опытному моряку.
Вада сказал правду: там никого не было. Незакрепленный штурвал тихонько поворачивался, шевелился, как живой, от ударов волн по рулю. Контиро испытывающе осмотрелся, но ничего особенного не приметил: рубка как рубка, немного грязноватая. Впрочем, на греческих судах это явление не редкое. Шагнув к штурвалу, он споткнулся о что-то мягкое. На полу кучкой валялась одежда.
Контиро разворошил ее ногой и увидел брюки, свитер и ботинки — полный костюм матроса. Он недоуменно хмыкнул: чего ради рулевой надумал переодеваться во время вахты? И во что он мог переодеться?
Ведь на вахту чемодан не берут? Но не сбежал же он нагишом?..
Полуоткрытая дверь капитанской каюты слегка поскрипывала на петлях в такт качке. Контиро на мгновений задержался на пороге.
Это была просторная, хорошо обставленная каюта. Стенные панели полированного дерева, трюмо в резной раме, удобная мягкая мебель.
Массивный письменный стол под большим иллюминатором, глубокое кресло с высокой спинкой перед ним. На столе лежал вахтенный журнал, прикрытый небрежно брошенной капитанской фуражкой с золотым галуном, и авторучка с открытым пером, скатившаяся к бортику. Впечатление было такое, будто капитана спешно позвали, он отлучился и сейчас вернется. Контиро подождал, прислушался и резко обернулся: ему почудилось, что сзади кто-то есть. Но никого не оказалось. Он решительно шагнул к письменному столу. Где и быть разгадке секрета, как не в вахтенном журнале. Он протянул руку, вздрогнул и отпрянул. В поле зрения попало кресло. Глубоко утонув в кресле, сидело безголовое тело капитана.
Контиро приблизился с гулко бьющимся сердцем. Тело безвольно поникло, съежившееся и жалкое. Он подступил вплотную, пригляделся и недоуменно заморгал: в белом кольце крахмального воротничка темнела пустота. Он ткнул пальцем, и пиджак с золотым шевроном на рукаве мягко сполз на сиденье. Контиро отодвинул кресло, нагнулся и увидел ботинки. Они стояли под столом чинно, рядышком, из них свисали носки.
