Журавль в руках - Булычев Кир (бесплатные серии книг .txt) 📗
— Слыхал. Никак не смотрит.
— Будто это такая же Земля, только на ней все чуть иначе. И таких земель может быть сто… Отойди-ка, милый друг, в сторонку. В кусты. А то испугаешь.
В том месте тропа сливалась с пыльной проселочной дорогой. Я услышал скрип колес. Сергей Иванович вышел на дорогу и свистнул. В ответ кто-то сказал: «Эй». Скрип колес оборвался. Мне ничего не было видно из кустов. Мне показалось даже, что лесник нарочно оставил меня в таком месте, откуда мне ничего не видно.
Как бы еще какой-нибудь некул не догадался, что я здесь, в кустах, безоружный. Лесник и добежать не успеет. Кора дерева была черной, шершавой — я потрогал. Черный жучок с длинными щегольски закрученными усами остановился и стал ощупывать усами мой палец, заградивший дорогу.
Параллельный мир… Почему-то меня занимала не столько сущность этого мира, говорить о котором можно будет лишь потом, когда я его увижу. Я думал о дыре. О двери на болоте. То есть о том феномене, о котором я уже знаю. В чем сущность этого переходника? Короток ли он, как сам шалаш, или бесконечно длинен? От чего это ощущение падения, невероятной скорости? Мгновенный момент перехода или туннель, протянувшийся в пространстве? От природы этой двери зависит и принцип мира, в который мы попали. Если допустить, что это мир параллельный, то о его расположении в пространстве даже не стоит пока гадать. Если же это мир, существующий в нашей, допустим, Галактике, то искривление пространства… Тьфу, никогда не подумал бы, что придется ломать голову над столь невероятным феноменом. Но ведь невероятно все, с чем мы не сталкивались раньше. Я привык к тому, что Земля круглая, а легко ли было поверить в это первым путешественникам, которые не знали о законах Ньютона? Сегодня мы можем снисходительно улыбаться, вспоминая ретроградов, которые уверяли, что антиподы обязательно упадут куда-то, как же иначе им удержаться вниз головой? А так ли он наивен — тот ретроград? Что такое гравитация, что за невидимые цепи держат материальный мир? Хорошо, с цепями мы смирились, а не пройдут ли недолгие годы и не смиримся ли мы также с тем, что можно шагнуть в иной мир, и уже меня, последнего могиканина из ретроградов, будут корить за то, что я пытаюсь выяснить: а где в самом деле находится та земля, в которую мы вступаем сквозь черную дыру?
— Николай, — окликнул с дороги лесник. — Поди сюда.
— Иду.
7
В туче пыли, уже почти осевшей, но еще скрывавшей колеса, возвышалась арба, запряженная парой маленьких заморенных — торчали ребра — носорогов с потертыми ярмом холками. Туловища у носорогов были необычно поджарые, а ноги были довольно тонкие и очень мохнатые, серая, вроде собачьей, шерсть облезала клочьями. Над носорогами кружились слепни. У арбы стоял мужчина в серой домотканой одежде, мешком спускавшейся до колен. Он был бос. При виде меня он поднял свободную от поводьев руку и приложил к груди. Редкая клочковатая бородка казалась нарисованной неаккуратным ребенком. Зеленые глаза смотрели настороженно.
— Приятель мой, — сообщил лесник. — Зуем звать. Я ему сказал, что ты — мой младший брат. Не обидишься?
Зуй переступил босыми ногами по теплой мягкой пыли. Сказал что-то. Нет, это не испанский язык. Я все еще, с тающей надеждой, цеплялся за мысль о том, что мы на Земле.
— Говорит, что спешить надо. Садись в телегу.
Рюкзак лесника валялся в арбе на грязной соломе. Я сел, подобрав ноги. Зуй протянул руку, пощупал материю на моем пиджаке.
— Труук, — сказал он.
— Да, — согласился я. — Материал хороший.
Лесник ухмыльнулся, усаживаясь рядом.
— Сообразил?
— А чего соображать? Когда человек выражает одобрение, это понятно на любом языке.
— Это точно. На будущее учти, что труук — это такая одежда, ее носят сукры. Так что Зую твой пиджак не понравился. Об этом он и сказал. Ясно? Одобрение на любом языке…
— Ясно.
— А то мы все по себе судим. Так и ошибиться недолго.
— Вы их язык хорошо знаете?
— Откуда мне? Тут способности надо иметь. Но разбираюсь. Понимаю.
Дорога была отвратительная. За телегой поднималось облако пыли, а раз арба двигалась медленно, то налетавший сзади ветер гнал пыль на нас, и тогда лесник и Зуй скрывались в желтом тумане. Мы ехали мимо скудного, кое-как засеянного поля. На горизонте поднимался столб черного дыма.
— Что это? — спросил я, но Зуй с лесником были заняты разговором и не услышали.
Было в этом что-то от четкого, кошмарного сна с преувеличенной точностью деталей — ты понимаешь, что такого быть не может, но стряхнуть наваждение нет сил, и даже возникает любопытство, чем же закончится этот сказочный сюжет. Внизу, поднимаясь из пыли, словно горбы китов, покачивались серые спины носорогов… А может, это все-таки Земля? Нет, никто на нашей планете не запрягает таких тварей в арбу. Лесник говорил, что здесь иные звезды. Но если это звезды южного полушария? Тогда при чем носороги — это же не Африка.
— Зуй говорит, вчера приходили сукры, искали меня, — сказал лесник, разминая папиросу.
— Сукры?
— Здешние стражники.
— Кого и от кого они стерегут?
— Потом расскажу. Ты учти, Николай, — для них я за лесом живу. Будто там другая страна, но вход в нее запрещенный. Про дверь они, конечно, не знают. Не хотел бы я, чтоб кто из сукров к нам забрался. Помнишь, как Маша на рынке испугалась? Подумала сперва, что ты — отсюда. За ней.
— Я не совсем с вами согласен. Если бы вы все-таки настояли на своем, сообщили, можно было бы организовать охрану дыры…
— Погоди. — Лесник закурил. Зуй опасливо поглядел на дым, идущий изо рта. Но ничего не сказал. — Не могут привыкнуть. Я здесь стараюсь не курить, чтобы суеверия не развивать. И так уж черт-те знает чего придумывают. Так вот, ты говоришь: добился бы, поставил охрану. Ну ладно, а что дальше? Мне-то будет от ворот поворот. Простите, Сергей Иванович, с вашей необразованностью и алкогольным прошлым позвольте вам отправиться на заслуженный покой и не суйтесь в наши дела.
— Ну зачем же так?
— А затем. Я бы на месте ученых так же бы рассудил. Этот Сергей Иванович только всю картину портит. Бегает, пугает… А ведь ученые тоже не все понимают. Как ни учись, умнее не станешь.
— Как же так? — Я постарался улыбнуться.
— А так. Образованнее станешь, а умней — никогда.
— Не считаете же вы себя умнее…
— Не знаю. Но мои-то без меня куда? Маша, Зуй, другие? Они же надеются. Если в соседний дом вор залез, с ружьем, что будет умнее — бежать спасать или подумать: «А вдруг он меня из ружья пристрелит?»
— Вряд ли это аргумент. Соседний дом живет по тем же законам и обычаям, что и вы. А представьте, что в другой стране этот вор…
— Ну придумай! Придумай такую страну, чтобы от вора была польза!..
— Придумать можно, — не сдавался я. — Допустим, в соседнем доме живут люди, больные чумой, а не хотят уезжать в карантин. Вот и приходится их с оружием в руках вывозить, чтобы остальных спасти. Понимаете, я привел первый попавшийся довод…
— Ну что ж, я глупый, что ли?
— А представьте, что вы в ту деревню приехали вчера, не знаете ни про болезнь, ни про врачей и видите только внешнюю сторону событий.
— Знаю! Знаю же! — озлился лесник. — Чума?.. Скажешь тоже. Сам погляди сначала, а потом оправдывай. Так и Гитлера оправдать можно. Видишь ли, его нации места было мало, а у других свободная земля — вот и надо отобрать, да еще и людей извести… Ладно, не будем спорить. — Лесник выбросил в пыль папиросу. — Не будем спорить. Я тебя для того и позвал, чтобы ты поглядел, чума здесь или простой грабеж. А если со мной что случится, то дыру сам отыщешь. И смотри, чтоб тебя сукры не выследили.
Арба подпрыгивала на неровностях дороги, пыль скрипела на зубах, в кустарнике у дороги шевелилось что-то большое и темное, кусты трещали и раскачивались, но ни лесник, ни Зуй не обращали на это внимания.
— Что там? — спросил я.
— Не знаю, — признался лесник. — Иногда бывает такое шевеление. Я как-то хотел поглядеть, но они не пустили. Нельзя близко подходить. А если не подходить, то неопасно.
