Погружение во мрак - Петухов Юрий Дмитриевич (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Ну хватит уже!
Стена ушла вверх, будто ее и не было. Свет резанул по глазам. Седой полноватый мужик в серебристом комбинезоне недовольно кривил нижнюю губу, изуродованную длинным шрамом. Шрам шел через все лицо. И от этого не было понятно, что выражает само лицо, оно вообще было непонятным, отсутствующим.
– Садитесь!
К Ивану подкатило огромное кресло с мягкими подлокотниками. Он прекрасно знал, что именно из таких подлокотников и выскакивают стальные наручи, приковывают пленника к креслу. Но он сел в него. Откинулся.
Седой махнул рукой. И молодой человек с Гансом выволокли упирающегося и орущего Костыля за дверь.
– Я Говард Буковски, – представился седой, – Крежень, вам эти имена ни о чем не говорят, знаю. Буйный последний раз передал нам кое-что из камеры суда, он наговорил целую иглоскету. Свое завещание! Так он сам назвал все это… Там было и про вас, Иван. Но он почти не верил в ваше возвращение. Один шанс из миллиона, даже меньше. Он вас считал смертником. И все же он предусмотрел невозможное.
Седой протянул руку. И Иван ощутил, что такой можно сворачивать скобы. Рука тоже вся была в шрамах.
– Гадра, – пояснил седой Говард Буковски, он же Крежень.
Иван не стал доискиваться подробностей.
– Он сказал что-то прямо мне?
– Да.
– Можно послушать?
– Можно, – седой подошел к стене, нажал на пластину. – Подождите минутку, сейчас отыщется.
Отыскалось раньше, почти сразу. Из стены пробасил Гуг, будто он сидел под ней, живой и невредимый.
– Ваня, ежели ты надумал меня спасать, брось эту глупую затею, тебя всегда заносило! Простота, Ваня, хуже воровства. Смертники с Гиргеи никогда не возвращаются не нами это заведено, не нам и ломать традицию эту. Тебе дадут все, что ты просишь. Но не губи себя, подумай! Я тебе говорю с того света, меня уже нет, Ваня. Прощай!
– И это все? – Иван даже опешил немного.
– Все.
– Не слишком много для лучшего друга.
– Это обращение не остудило вас?
– Нет.
– Тогда перейдем к делу. – Говард набрал комбинацию цифр на выдвижном пультике, и стена встала на свое место. – Вы получите все, что просили. Но я вынужден вас предупредить, что в случае неудачи мы не будем рады видеть вас на Земле. Понимаете? Не будем!
Больше всего Ивану хотелось бы повидаться с Первозургом. Но того словно корова языком слизнула. Может еще там, подо льдами Антарктиды, они раскусили пришельца, разоблачили его в теле удавленного шефа, убили или держат в темнице? Тут можно гадать сколько угодно широчайшее поле для фантазий. Но одно очевидно, без феноменального старца не обойтись, Иван понимал это все отчетливее с каждым часом.
Итак, Гуг Хлодрик и остальные, раз! логово «серьезных» в Антарктике, концы, таятся там, точно, это два! хлипая ниточка – Умберто, три!… что же еще? ах, да! секты сатаиистов и им подобных – агентура Пристанища на Земле, это четыре! Пока хватит. Одному ему все равно не совладать, надо срочно проворачивать «операцию»… надо только начать, надо ввязаться в дело, в драку. А там разберемся!
Что-то неосознанное несло Ивана в Париж, в незримый центр Сообщества, неофициальную столицу все тех же незримых сил, что управляли по меньшей мере половиной мира. Он еще сам не знал, что ему там нужно, но чутье не могло обмануть его. До отлета оставалось два-три часа, так он сам наметил, так и надо было держаться. Локоть оттягиваема внушительная торба. Иван еще не успел разобраться с Гуговым наследством: ни инструкций, ни перечней-скисков не было. Седой Говард по кличке Крежень очень коротко рассказал о каждой штуковине – в два-три слова. Иван видел, что седому страшно жаль расставаться с этим добром – на старушке Земле нет таких сокровищ, за которые все это можно приобрести, но Крежень не решался нарушить волю босса, он знал, что Буйный оставил и еще коекому кое-какие инструкции. И он знал, что раздумывать исполнители не будут. Ивану не надо было обладать особой проницательностью, чтобы понять это. Кроме того Крежекь уважал босса. Ну да ладно. Хуже было с координатами… или осведомители дали в банду неточные, неполные сведения, или Гуга и впрямь запихнули в самый ад, на самое дно, не определив ему там конкретного места. Иван знал, что такое Гиргея и что такое «дно». Но лучше всего он знал, что любая массовка, любая «операция», планируемая бандой, неминуемо провалится – на гиргейскую каторгу нельзя идти скопом, нельзя идти в налет, это не нью-йоркская центральная тюрьма, это не гренландский концбокс. Гиргею на гоп-стоп, с пушками, гиканьем, ором, пальбой, лихими виражами не возьмешь. На Гиргею можно войти тихо. И уйти тихо. Иначе – труба!
Иван выпрыгнул из дисколета над пляс Эгалите. Антигравы мягко опустили его возле старого накренившегося каштана, рядом с чугунно-деревянной лавочкой четырехвековой давности, явно вытащенной городскими чудаками из музейных запасников. На такую лавку было страшно садиться – антиквариат, ага, вот и табличка: «Изготовлена в 1914 году… простояла до 1998 года… на этом самом месте…» Чудеса! Иван остановился. Надо прислушаться к себе, надо услышать. Он стоял долго, минут десять. Прохожие оглядывались на него, какой-то болван обозвал наркоманом паршивым. Иван не слышал. Он определял направление – прямо, не менее восьмисот шагов, нет, шестьсот пятьдесят – там, что-то нужное ему происходит там. Он встряхнул головой, перекинул Гугову торбу на другую руку. И пошел.
На огромной резной желтой деревянной двери красовался черный грубо выпиленный из куска металла квадрат. Черный квадрат! И ничего более. Его влекло туда, за дверь. Но одновременно чутье подсказывало, что туда идти не следует, там опасность! еще неизвестно какая, но опасность! не ходи! не надо рисковать перед отлетом! можно все испортить!
Иван рванул на себя дверь. Вошел в мрачное парадное.
– Вход с другой стороны, – прошипело ему в ухо из-за спины. – Вы ошиблись дверью, месье.
– Нет, мне надо сюда, – решительно заявил Иван.
– Ваш знак?
Иван промолчал.
– Вы не приобщены, как я вижу?
– Я жажду приобщения, – произнес Иван с нажимом.
– И за вас некому поручиться? Вы оттуда? – бледное испитое лицо вопрошавшего поднялось кверху.
– Да, я оттуда. И у меня никого нет на Земле, – Иван импровизировал, он не мог уйти, не солоно хлебавши, у него оставалось слишком мало времени. – Перед смертью, на Агаде, мой напарник говорил мне про вас…
– Что он говорил вам про нас?
– Он сказал только одно – там приют для ищущих. И дал адрес.
– Он вас обманул, месье. Уходите. Здесь частное владение.
Иван понял, что дальнейший разговор не принесет успеха. Он резко выбросил руку к бледному испитому лицу стража дверей – что-то хрустнуло под нижней челюстью, там, где череп крепится к шее. Все! Он будет спать не меньше часа. Эх, надо было оставить торбу в какой-нибудь камере хранения! Поздно.
Иван машинально выставил кулак – и почувствовал, что на него кто-то напоролся. Следующее движение было молниеносным – нападавший из тьмы рухнул на ворсистый ковер под завешенное черной вуалью настенное зеркало. С охраной у них плоховато, подумал Иван, взбегая вверх по мраморной лестнице – он шел на мерный, ритмичный гул. Где-то в глубине здания что-то происходило. И голос подсказывал ему – он на верном пути, это опасно, очень опасно, но это именно то, что нужно!
Двери в полутемный зал были приотворены. Смутные фигуры, мерцающие огоньки виднелись за ними. Дворцовые, старинные двери в три роста человека, высоченные своды… здесь была церковь, кирха или католический костел! Но почему темень, почему эта гнетущая музыка? Что тут происходит? Иван тихонько подошел к дверям, скользнул за них. Месса! Черная месса! Они никого не боятся, они служат почти в открытую – те, что у дверей, не охрана, это формальность. Иван пожалел, что пришел на этот спектакль. Не время, совсем не время!
Огромный, перевернутый крест. Пылающие рубиновые пятиконечные звезды рогами вверх. Одуряющий дух наркотических зелий, горящие фитили над шестигранными, рогатыми лампадами дьявола. И сам он – черный, изломанный, неестественно огромный, восседающий на черном, устланном крепом пьедестале. И сверкающий узкий меч, вонзенный в подножие, в наложенные одна на другую желтую гексаграмму и кроваво-алую пентограмму… Надо уходить немедленно, с дьяволопоклонниками еще успеется, ну их! У Ивана душа выворачивалась наизнанку, его тошнило от самого духа черной мессы. Он даже не вникал в слова, они монотонно протекали через его уши, лились глухо и ровно, ложась на гнетущие аккорды невесть где таящегося органа.
