Рубин Великого Ламы - - (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Я уже решительно заявила, что нисколько не интересуюсь знакомством с ним, — отвечала Этель, закрывая веером улыбку. — Но другое дело, если это знакомство произойдет через ваше посредство…
Лорд Темпль закрыл глаза, чтобы подчеркнуть значительность своего посредничества. Боб Рютвен, еще молодой и не успевший проникнуться почтением к пэрам, чуть не захохотал во все горло. Лорд Эртон, созерцая свой образец совершенства, с отчаянием сознавал, что никогда он не достигнет такой высоты тщеславия.
— В таком случае, — заговорил лорд Темпль, опять раскрывая глаза, — я вам представлю его на вальс… Как все французы, он танцует хорошо, без сомнения…
Может быть, я немного неосторожен, принимая на себя ответственность за этого молодого человека…
— О! ответственность за вальс не такая важная вещь! — ответила Этель.
— Может быть, — повторил медленно лорд Темпль, — я немного неосторожен, принимая на себя ответственность за молодого человека. Но я, делая это, опираюсь на авторитет, имеющий большой вес, именно, моей уважаемой бабушки, которая удостоила пригласить его к обеду и составила о нем очень благосклонное мнение… «Сколько добра можно было бы совершить с богатством этого человека!» — сказала она вчера.
— Если он владеет, как уверяют, рубиновыми копями, то это понятно…
— Но разве уже доказано существование этого рудника?
— Для человека с умом в этом нет сомнения. Откуда мог бы он добыть свои чудные камни?
— Путешествуя по Азии, он случайно открыл месторождение рубинов и, вполне основательно, держит в секрете эту находку.
— Да, много великих дел можно было бы сделать с таким рудником! — сказала Этель.
— Сколько людей можно осчастливить! — заключила леди Дункан, но не прибавила: сколько кредиторов можно было бы удовлетворить!
— Сколько красивых платьев можно было сделать! — жадно подхватила Мюриель.
— Сколько прекрасных рысаков можно бы завести! — произнес Кирилл.
— Сколько миссий можно было бы отправить на необитаемые острова! — прошептала какая-то старая дама.
— Чтобы распространить Евангелие среди чаек и альбатросов! — докончил Кирилл без всякого почтения.
— Не было бы больше язычников на всем земном шаре, — продолжала старая вдова, стуча по ковру костылем из черного дерева с серебряной оправой.
— А я охотно установил бы приз за красоту! — сказал Фицморрис Троттер смеясь.
— Ах! приз за экарте (карточная игра)! — сказала одна дама, немного глуховатая. — Но думаю, что вы не знаете, как много вырабатывается в копях мистера Дероша, мистер Троттер!
Все рассмеялись, включая и Фицморриса.
— Я, — сказал Отто Мейстер, — основал бы Лингвистический институт со специальными кафедрами для каждого из тысячи девятисот тридцати восьми наречий нашей планеты…
Между тем как здесь так спорили, стараясь придумать лучшее употребление для рубиновых копей, Оливье Дерош, со своей стороны, тоже имел свои планы. В этот день, даже в этот час, он явился с большим свертком бумаг в контору известного завода Стальброда, находящегося в Питнее, на берегу Темзы.
Много лет завод этот был известен постройками различных электрических судов, подводных кораблей и миноносцев разных родов.
Оливье передал свою карточку и в ту же минуту был приглашен в кабинет директора. Там, как и везде, его имя было волшебной палочкой, которая открывала ему все двери.
Глаза мистера Стальброда, человека высокого роста, худого, сухого и холодного, загорелись от любопытства в то время, как он предложил стул посетителю.
— Милостивый государь, — сказал Оливье, — я хочу поговорить с вами об одном проекте, который несколько необычен для вашего завода. Вы строитель морских кораблей и, прибавлю, первый строитель во всей Великобритании…
Господин Стальброд скромно поклонился.
— Я знаком с различными моделями ваших привилегированных подводных миноносцев; три дня назад, в Ричмонде, я пробовал вашу чудесную электрическую лодку. И если бы мне нужно было построить подводное судно, я бы обратился только к вам… Но в данном случае дело идет вовсе не о корабле, а о машине совершенно новой, предназначенной совсем не для плавания под водой, но для того, чтобы летать по воздуху…
На этом месте Дерош должен был удержать улыбку, увидев, как нижние челюсти господина Стальброда опустились и вся физиономия выражала полное разочарование.
— Ваши возражения, — продолжал он, — я наперед знаю и беру на себя труд их опровергнуть. Я знаю, какой дурной славой пользуется воздухоплавательная машина; я знаю, что легко принять за шарлатана или сумасшедшего того, кто затронет этот вопрос о воздухоплавании. Но я не привык останавливаться перед общественным мнением! Мое убеждение таково, что решение этой проблемы возможно, и я ее разрешил. Большое счастье для меня, что я в состояния делать опыты, не боясь конкуренции в денежном отношении. И к вам я обращаюсь только потому, что мне нужно техническое снаряжение. Будьте добры, минуту внимания. Я не прошу у вас, поймите, ваших мастерских, но только прошу приготовить вас те металлические части, для которых я дам свои чертежи. Нравственные и денежные обязательства беру на себя так же, как и привилегию. Позвольте мне добавить, что я мог бы так же хорошо, даже лучше, осуществить своя планы во Франции, вместо того, чтобы исполнять это в Англии, если бы я не имел особенных причин поступать таким образом.
Господин Стальброд молчал и, по-видимому, ждал технических объяснений. Оливье Дерош не заставил себя ждать.
— Крылья птицы, — продолжал он, — исполняют две функции: они ее поддерживают, подобно бумажному змею, в воздухе и приводят в движение. Исходя из этой посылки, мы должны признать, что воздухоплавание на аэростатах с помощью шара должно быть отныне совершенно отвергнуто для того, чтобы руководствоваться принципом движения более естественного, а именно: горизонтальная плоскость, которая поддерживает тяжесть и скользит по поверхности воздуха. Когда дело идет о поддержке тяжести, то для этого вовсе не нужно буквально воспроизводить устройство тела птиц с двумя крыльями по бокам. Эти крылья, при всей их необходимости, выходят или очень тяжелыми, или очень хрупкими, а следовательно, легко подвержены порче. Но мы удаляемся от двух функций. Построим нашу машину по плану, близкому к бумажному змею, и приведем ее в движение посредством винта; вся задача сведется к тому, чтобы винт по величине был пропорционален тяжести, какую мы поднимем, и мог бы двигать ее с достаточной быстротой.
При этих словах Оливье Дерош открыл свой сверток и вынул чертеж, который разложил перед Стальбродом. На этом чертеже была изображена летательная машина в виде большого рычага, укрепленного на вертикальном стержне; на конце рычага находился снаряд, состоящий из легкой доски и винта.
— Вот, — сказал он, — мой бумажный змей, снабженный двигателем. Рациональные опыты, произведенные с этим снарядом, доказали мне нормальное отношение веса, который может поддерживать в воздухе горизонтальная плоскость, находящаяся в движении к быстроте движения винта, расположенного на этой плоскости.
Моя машина именно та, которую называют аэропланом. Может быть, вы уже слышали о некоторых попытках в этом роде. Я знаю, что аналогичные опыты производят в Америке. Мои же дали мне положительный результат. Я теперь знаю, что достаточно одной лошадиной силы, чтобы развить такую быстроту движения, которая необходима для поддержания на поверхности воздуха аэроплан весом в шестьдесят пять килограммов. Кроме этого, что же осталось еще найти? Двигатель, который при наименьшем весе развивал бы наивысшую силу. Новый ряд опытов определил мне такой двигатель, образец которого здесь и представлен. Я не говорю, что даже завтра не может быть открыт более могущественный; напротив, я в этом убежден, я жду с уверенностью нового усовершенствования. Но в настоящее время мной найдено, что двигатель, лучше всего отвечающий на поставленную задачу, — это паровая машина высокого давления, около ста двадцати пяти килограммов веса на квадратный дюйм. Вот я и обращаюсь к вам за постройкой такой машины, причем предупреждаю вас, что на осуществление моей мечты я смотрю вовсе не как на забаву, подобно некоторым французским строителям. Вас я попрошу взять на себя труд построить две паровые машины, весом в общем в тысячу килограммов на двести лошадиных сил. И этого достаточно, чтобы держать в воздухе аэроплан, вроде бумажного змея, весом в тринадцать тысяч килограммов.
