Имяхранитель - Козаев Азамат (книги онлайн .txt) 📗
Иван дернул из рукава халата кистень. Бросился вперед, замахнулся для убийственного удара, но увяз в воздухе, ставшем вдруг резиновым. Безрезультатно напрягая бугрящиеся мышцы, имяхранитель замер.
Прозрачный человек принял вид румяного паренька с пшеничными кудрями до колен и нежным пушком над верхней губой и на подбородке. Был он наг, плечи его были остры и приподняты, ключицы выпирали углами. Вся его фигура несла отпечаток женственности – лицо, грудь и бедра. Адамово яблоко, кажется, отсутствовало вовсе. Впрочем, все то, что отличает мужчину, у него имелось. И в размерах, самых замечательных.
Он посмотрел на Ивана и предложил:
– Сядь.
Напряжение ушло, будто его не было вовсе. Пальцы разжались, кистень вывалился, а ноги подкосились, уронив имяхранителя в невесть откуда взявшееся кресло.
Горги зашевелились. Левый принялся слизывать с пола собственную кровь, стоя на трех конечностях и тряся культей четвертой. Отрубленная лапа отрастала буквально на глазах. Правый зверь уселся на хвост и обратил на Ивана глазницу, зияющую бескровной пустотой. Живой глаз смотрел не менее безразлично.
– Говорить не надо, просто слушай. – Нагой юноша перебирал пальцами шерсть на загривках лунных псов. – Тебе больше нечего делать внутри Пределов, Иван. Тебе давно нечего здесь делать. С тех самых пор, как мои звери почуяли, что ты созрел для перехода во Внешний мир, и отняли у тебя ноктиса. Шагни ты тогда в окно, не было бы нужды в сегодняшнем спектакле. Ведь для полноименного смерть здесь равна возрождению там. – Юноша загрустил. – Признаюсь, не верил, что ты сможешь вернуть Имя… Хочется надеяться, что твой подвиг не будет повторен. Никем. Никогда. Прощай!
Он ушел, как обычный человек – через дверь, сопровождаемый своими демоническими зверями, и отблескивающие перламутром фрезы, постукивая, катились за ними следом.
С кресла вставать не хотелось. Да, наверное, и не получилось бы. Истома повелительно разливалась по расслабленному телу, веки смыкались.
«Интересно, кто это был? – думал Иван. – Неужели Скользящий вдоль Пределов? Но ведь он всего лишь персонаж легенды, волшебной сказочки для малышей и одноименных… Но если Скользящий – легенда, тогда кто? Сам Фанес? Кто был он, этот гость полночный?..»
Иван не то нырнул куда-то, не то вознесся. Его, невесомого, повлекло сквозь клубящиеся облака в яркий голубой зенит. Или в сияющую бездну? Слова рождались сами и порхали, порхали вокруг радужными птицами и рыбами:
Зенит рванулся навстречу и ослепил, заставил плотно сжать веки. Дыхание прервалось на тягуче долгий миг, а когда вернулось, воздух больно обжег расправляющиеся легкие. Иван непроизвольно вскрикнул – и не узнал своего голоса. Пытался шевельнуться, но только бестолково задергал непослушными конечностями. Раскрыл глаза и ужаснулся: над ним склонялись гигантские человеческие лица, с грохотом извергающие непонятные звуки. Он еще раз попытался сделать хоть что-нибудь. Результат – обидно, бездарно малый так потряс его, что он снова закричал, заплакал, вздрагивая озябшим тельцем – и плакал, пока не уткнулся лицом в восхитительно теплое и ароматное, живое и бесконечно родное…
Иван услышал голос. Голос шел издалека, но был громок, а звучал требовательно:
– Сейчас я сосчитаю до трех, и вы проснетесь. На счет три. Один. Два. Три! Просыпайтесь, Айвен!
Он открыл глаза. Доктор смотрел на него испытующе и немного опасливо. Иван обвел взглядом комнату. Увы, возвращение Имени ему только приснилось. А также Скользящий с его горгами, Роб с девчонками, снегопад. Приснились чьи-то печальные и прекрасные стихи, лазурная бездна, материнская грудь. Все лишь приснилось. Гипноз, черт его задери.
Интересно, пошел ли гипнотический сон на пользу?
«Если нет, Карлу Густаву несдобровать», – подумал Иван и поднялся с кресла.
Тело было послушным, по-прежнему мощным и полным сил. Имяхранитель подошел к окну и распахнул створки. Не обращая внимания на предостерегающий вскрик Карла Густава, перегнулся через подоконник. Находился так около минуты, затем выпрямился и расхохотался.
Брусчатка больше не звала его. Ему не хотелось умереть. Ему хотелось… Хотелось завалить Цаплю, а может, двух зараз. Хорошенько поесть. Выпить, разумеется. «Красного камня» или просто водки. Даже рому. Бутылку контрабандного ямайского, йо-хо-хо! Отколоть какое-нибудь дикое коленце. Вприсядку пойти, что ли? Доктора расцеловать. На мгновение у него мелькнула мысль, что сейчас, одолеваемый желанием бесновато радоваться обыкновенным вещам, он выглядит сумасшедшим больше, чем когда-либо раньше. Мелькнула – и пропала.
Прямо с места он исполнил сальто назад. Подскочил к Карлу Густаву, сгреб в охапку и понес, закружил по комнате, продолжая хохотать. Доктор сдавленно попискивал о том, что торжествовать рановато. Что даже при столь очевидном положительном результате одного сеанса явно недостаточно.
Но заметно – был доволен.
– Слушай, дорогой ты мой Карлуша! – воскликнул Иван, опуская его на пол. – А ведь ты вылечил меня, блестящая твоя талантливая голова! И сейчас мы станем пить за это! И еще пригласим девок. Не отпирайся, сударь, не смей отпираться! Я больше не хочу сдохнуть, Карл ты мой Иваныч с длинным носом. Это же чудесно, Карл ты мой Густавыч! Что-что? Знаешь сам? Да ничего ты не знаешь! Где тебе, пускай даже лучшему в двух мирах специалисту по сдвинутым мозгам, знать это? Ведь ты никогда не гнил в депрессии… но ты уж поверь мне. Я не лгу, клянусь!
Имяхранитель хлопнул рукой по груди. Раздался долгий низкий гул. Звук этот привел Ивана в еще лучшее расположение духа. Он хлопнул снова, кулаком. С видимым удовольствием прислушался, наклонив голову к плечу.
– Это чудесно! – повторил он. – И это необходимо отпраздновать. Беспременно, спешно и широко. И мы это отпразднуем. Так отпразднуем, что… Эх! Я напою тебя до положения не только риз, но и самого лица. А еще ты будешь ругаться у меня сегодня как матрос, петь, свистеть и ловить девок за мягкие места. Молчи! – вскричал Иван, видя, что доктор собирается раскрыть рот. И добавил чуть спокойней, но все так же напористо: – Пока – помолчи.
БЕТА
…Принято считать, будто мир внутри Пределов был заселен задолго до Вавилонского столпотворения. Не исключено, и даже скорей всего. Основным доказательством может считаться тот факт, что перионы великолепно понимают абсолютно все земные языки. Без исключения. А также свободно говорят на любом из них, находя при этом, что пользуются только и единственно языком собственным, если угодно, адамическим. Крошечное чудо. Впечатляющее и необъяснимое, как всякое уважающее себя чудо. Одно из многих и многих внутри Пределов. Впрочем, его место далеко от дюжины ошеломительных чудес-лидеров, речь о которых впереди.
Раса преобладает белая, но признаки, определяющие во Внешнем мире национальную принадлежность, перепутаны и перемешаны весьма прихотливо. Вот портрет среднего периона: золотисто-оливковая кожа уроженца европейского юга, светло-русые вьющиеся волосы северянина, черты лица – различные, цвет глаз – какой угодно. Телосложение – от воспетого античными скульпторами совершенства до отвратительного уродства варварских кумиров. Словом, перионы – люди как люди. В сутолоке современного европейского города они оказались бы, пожалуй, незамеченными. И, кстати говоря, оказываются! Нужно заметить, что туризм за границы Пределов популярен чрезвычайно. Заказан лишь обмен делегациями. Впускать в собственный дом пришельцев перионы считают невозможным. От нарушителей этого неписаного «закона негостеприимства» отворачиваются.
И все-таки жители Пераса различаются меж собой. Причем, кардинально.
Нет, не расово. И даже не имущественно. Они различаются видовой принадлежностью, считающейся принадлежностью кастовой.
Каст всего три.
Полноименные, которых значительно менее одного процента от общего населения. С точки зрения земного человека – это поразительные создания. Во-первых, они более чем щедро наделены даром творчества. Без преувеличения их можно считать гениями в той или иной области, а иногда и в нескольких сразу. Во-вторых, каждый из этих гениев нерасторжимо связан с Именем творца. Трудно судить, чем является Имя избранника на самом деле. Оно видимо, но бесплотно. Днями Имя парит над полноименным, ночами уходит в долгие прогулки. То ли это бес, который даже не считает нужным скрывать свой облик, облекая плечи и голову пожизненного раба изменчивой тенью. То ли муза или зримый ангел, осенивший святого. А то и вовсе какой-то экзотический паразит, покидающий хозяина лишь в лунные ночи. Существо, сошедшее с плеч полноименного, способно принимать почти любой облик, однако предпочитает всем прочим человеческий. Притом оно чрезвычайно нежно и крайне уязвимо. Зовется такое существо ноктисом. Прозвание же несчастливца, потерявшего симбионта-наездника – обломок. В этом слове скрыто высочайшее внутри Пределов презрение. Посему гибель ноктиса нередко влечет за собой самоубийство «осиротевшего» полноименного.
Одноименные составляют абсолютное большинство населения, что-то около семидесяти процентов. Это самые обычные люди, такие, как вы и мы. Побогаче и победней, умные и глупые, жадные и щедрые, аристократы от веку и мещане, не помнящие имени прадедов. Рассказывать о них можно бесконечно, поэтому лучше промолчать. Следует лишь отметить, что бывали в истории Пераса периоды, когда одноименные по разным причинам воображали, что могут легко обойтись без владельцев Имен. И тут же тем или иным способом избавлялись от «эксплуататоров». Например, попросту уравнивали с собой во всем. Обрекали на «общий труд». Или даже уничтожали. Последствия всегда – всегда! – были катастрофическими. Восстанавливать status quo приходилось долго, терпеливо и бережно. Полноименные – не кролики и не дрозофилы, чтобы быстро плодиться.
И, наконец, безымянные. Иначе, колоны. Это недочеловеки с кретинической (в медицинском смысле) внешностью и интеллектом несколько большим, чем у шимпанзе. Практически, животные. Иногда к ним даже применяется термин «поголовье». Никого внутри Пределов не ужасает высказывание наподобие следующего: «…поголовье безымянных за последний год значительно возросло, превысив лимиты. Вероятно, будут применены самые жесткие меры по ограничению рождаемости». Колоны с рождения до смерти находятся во владении государства (в настоящее время – императора) и могут арендоваться состоятельными гражданами для различных нужд. Используются чаще всего для несложных, но физически тяжелых, утомительно монотонных или грязных работ. Арендатор обязуется кормить и одевать безымянных, предоставлять жилье, не препятствовать отправлению религиозных потребностей. Не продавать их, не разъединять семьи и проч. Жестокое обращение с колонами, если о нем становится известно, строжайше наказывается.
Впрочем, мы должны еще раз отметить, что приведенные сведения дают лишь самое поверхностное изображение перасского общества. Полная картина слишком сложна, чтобы нарисовать ее столь скупыми мазками. Да авторы настоящего труда и не ставили перед собою подобной задачи…
1
И. Бунин
