За веру, царя и социалистическое отечество - Чадович Николай Трофимович (полная версия книги txt) 📗
На его глазах красногвардейцы разоружили юнкеров, не успевших даже передернуть затворы своих винтовок. До насилия, слава богу, дело не дошло, и юнцов под честное слово отпустили восвояси, надавав, правда, затрещин.
В вестибюле перепуганные старики-швейцары пробовали урезонить восставших, распаленных спиртным и предчувствием кровавой схватки.
– Осторожней, господа! Не повредите паркет! Господа, не угодно ли будет оставить винтовки в гардеробе?
А очумевшие господа, по древнему народному обычаю не пропускавшие ничего, что плохо лежит, уже волокли из дворца ковры, мебель, посуду, стенные часы, шторы, ящики вина, постельное белье с императорскими вензелями, а главное, одежду, на которую в Петрограде нынешним временем был большой спрос.
В задних комнатах визжали последние защитницы Зимнего дворца – бабье, составлявшее так называемый Женский ударный батальон смерти. То ли их там насиловали, то ли просто щекотали, но лесбиянкам, которых в батальоне было подавляющее большинство, откровенные мужские ласки, похоже, не нравились.
Во дворец врывались все новые и новые партии восставших, но громадное здание впитывало их в себя, как губка. Кто-то стремился в винные погреба, кто-то прямо в сапогах валился на императорскую постель (будет потом о чем внукам рассказать!), еще кто-то, как зачарованный, бродил по роскошным залам.
Рид замечал все больше знакомых лиц. Япончик, расставив у каждого входа и выхода свою братву, отбирал у мародеров похищенное дворцовое имущество. В обнимку с Коллонтай появился матрос Дыбенко, но тут же снова исчез, ограничившись каким-то мелким сувениром для дамы.
Пат и Паташон (Подвойский с Овсеенко) под дулами маузеров вывели из дворца главную добычу этой ночи – кучку перепуганных министров уже не существующего Временного правительства.
Не обошлось и без Александра Александровича Богданова, интересовавшегося результатами своих фармакологических опытов. Внимательно вглядываясь в матросов, даже не подозревавших, что они, по сути, являются подопытными кроликами, он пытался что-то выспрашивать у них, но те дружно посылали странного человека в причинное место на переделку, а то и подальше.
Уже под занавес прибыл Сталин в шинели, небрежно наброшенной на плечи. По-хозяйски разгуливая в вестибюле, он недобро косился на Джона Рида.
Дурное расположение его духа можно было понять – метил как минимум в народные комиссары внутренних дел, а оказался всего лишь председателем по делам национальностей. Где эти национальности? Глазом не успеешь моргнуть, как они разбегутся по своим суверенным государствам. И финны, и литовцы, и украинцы, и даже обиженные богом белорусы давно рвутся к независимости. Кавказ вообще пороховая бочка. Всякие там азиаты тоже себе на уме. Развалится «тюрьма народов» – и нет больше национальных вопросов. Кем тогда командовать? С кем социализм строить? С русскими да евреями?.. Тут еще этот подлый америкашка перед глазами мельтешит… Досье охранки он отдал, не обманул. А если копию себе оставил? Нет, никому нельзя верить. Никому. Особенно газетчикам…
Приметив Богданова, слоняющегося без дела, Сталин подозвал его к себе (а память на людей у него была – куда там Наполеону!).
– Ты, говорят, сильно ученый? – спросил Сталин, в такт словам помахивая потухшей трубкой. – В снадобьях разбираешься?
– Стараюсь по мере сил, – охотно ответил Богданов, которому было лестно внимание столь влиятельной особы. – А вы никак приболели?
– Я здоров, можешь не радоваться. Но есть некоторые товарищи, которым помочь нужно. Сделай для меня такое снадобье, чтобы человек, приняв его, через пару дней помер. Не просто помер, а как бы от тифа или этой… испанки.
– Много вам этого средства? – как ни в чем не бывало осведомился Богданов (а почему бы не услужить члену центрального комитета большевистской партии?).
– Для одного человека, – ответил Сталин, но, заприметив невдалеке еще и Свердлова-Япончика, поправился: – Нет, для двух.
– Будет сделано, Иосиф Виссарионович.
– Вот и хорошо. Гуляй пока.
Джона Рида, который этот диалог слышать не мог, но о своей судьбе все знал наперед, вдруг обуяла воистину вселенская тоска, прежде заглушаемая повседневными заботами. Такая тоска – что хоть стреляйся! Но зачем стреляться, имея друзей вроде Сталина, Троцкого, Свердлова и Дыбенко. Эти тебе зажиться на белом свете не дадут!
Круто повернувшись на каблуках, Джон Рид направился к выходу. Слава богу, петроградские кабаки были открыты далеко за полночь, и даже социалистическая революция им была не указ…
Эпилог
Уже давно майору Репьеву не приходилось путешествовать по Москве вот так свободно, безо всяких помех, словно у себя на даче от веранды до нужника. Ни тебе светофоров, ни автомобильных пробок, ни придирчивых инспекторов дорожного движения, никого! Знай себе поддавай газу, дыми на весь проспект.
Вот только после этого славного путешествия придется кое-где асфальт менять. Ну, ничего, Лужков подсуетится. Сам виноват, что допустил в столице такое безобразие. Это в кои-то века здесь пушки в последний раз стреляли? В тысяча девятьсот семнадцатом, когда юнкеров из Кремля вышибали. Считай, восемьдесят пять лет прошло. Срок!
Громко заверещала рация, но слов разобрать было нельзя – наверное, глушат, гады. Да ничего, задача ясна заранее. Вот он, Белый дом, как на ладони. Гнездо мятежников. По нему и слепой не промахнется.
Загудела, поворачиваясь, танковая башня, и коротко рявкнула пушка. Приятель Репьева, майор Ишаков (а в экипажах были сплошь одни майоры, солдату такое дело разве доверишь), оказался молодцом. Положил снаряд, как на учениях, прямо в окошко какого-то заранее указанного на схеме кабинета.
Пальнули и другие танки, попарно выстроившиеся на набережной. Верхние этажи Белого дома окутались черным дымом, но причиной тому были вовсе не танковые фугасы, а автомобильные покрышки, подожженные сторонниками Хасбулатова и Руцкого. Это они так подмогу себе вызывают! Да только кто к ним на выручку придет? Особенно к балаболке Хасбулатову. Вот Руцкого, честно сказать, жалко! Правильный мужик, но не в свое дело вмешался. Летал бы себе и дальше в бомбардировочной авиации.
Вновь рявкнула пушка. Вновь по стене белокаменной высотки расползлась дымная клякса. Вновь восторженно взвыли зеваки, заполнившие все окрестности. Вновь майор Репьев, потомок древнего служилого рода, похвалил своего приятеля майора Ишакова, происхождение которого было туманным.
История шла своим чередом.
История шла как надо.
