Американская фантастика. Том 14. Антология научно-фантастических рассказов - Хайнлайн Роберт Энсон
— Ты когда-нибудь смотрела свои передачи? Она покачала головой.
— Я так и думал. Поэтому ты не знаешь о расширении программы с прошлого месяца. Мы начали после того, как подсадили тебе в голову этот новый передатчик. Джонни отлично поработал, Анна! Ты же знаешь этих ученых: вечно они чем-то не удовлетворены, вечно что-то меняют, улучшают! Где камера, Анна? Ты теперь даже не знаешь, где она! Видела ты камеру последние две недели? Или какое-нибудь записывающее устройство? Не видела и больше не увидишь. Ты транслируешь даже сейчас, лапушка. — Голос его стал ниже, словно то, что он говорил, забавляло его. — Собственно говоря, ты не транслируешь, только когда спишь. Я знаю, что ты влюблена. Я знаю, кто он. Я знаю, какие чувства он у тебя вызывает. Я даже знаю, сколько денег он зарабатывает за неделю. Я не могу не знать, Анна, крошка, потому что плачу ему я.
С каждым словом он подходил все ближе и ближе к ней и закончил, когда его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее. Он просто не мог увернуться от молниеносной пощечины. Голова Херба дернулась в сторону, и, прежде чем кто-то из них осознал происходящее, он ударил ее в ответ, сбив в кресло.
Молчание тянулось, превращаясь во что-то тяжелое и уродливое, как будто слова рождались и умирали невысказанными, потому что были слишком жестокими, слова, которые душа человеческая вынести не могла. На губах Херба, в том месте, где Анна зацепила его кольцом с бриллиантом, алела кровь. Он прикоснулся к губе и посмотрел на свой палец.
— Все записывается, лапушка, даже это, — сказал он, повернулся к ней спиной и пошел к бару.
На щеке Анны остался большой красный отпечаток ладони. Серые глаза ее потемнели от ярости.
— Успокойся, милая, — произнес Херб секундой позже. — Для тебя нет никакой разницы, делать что-то или нет. Ты же знаешь, большую часть материала мы использовать не можем, но зато у редакторов есть теперь из чего выбирать. Я давно заметил, что самый интересный материал ты даешь после окончания прямой трансляции. Как, например, покупка пистолета. Прекрасный материал, крошка. Ты не экранизировала ни капельки, и все это пойдет в эфир как чистое золото. — Он закончил смешивать свой коктейль, попробовал, потом махнул полстакана сразу. — Скольким женщинам приходится покупать оружие, чтобы защитить себя? Подумай о них о всех, ощущающих тяжесть этого пистолета, чувствующих то, что чувствовала ты, когда взяла его в руку, взглянула на него…
— Как давно вы начали записывать меня постоянно? — спросила она.
Джон ощутил пробежавший по спине холодок, холодок возбуждения, смешанного с ожиданием. Он знал, что идет сейчас через миниатюрный передатчик на запись: набирающая силу волна испытываемых Анной эмоций. Лишь часть их отражалась на ее гладком лице, но бушующая внутренняя мука исправно записывалась аппаратурой Ее спокойный голос и застывшее тело лгали — только записанные на пленку чувства не лгут.
Херб тоже это понимал. Он поставил свой стакан, подошел к ней, опустился рядом с креслом на колени, взяв ее руку в свою.
— Анна, пожалуйста, не сердись на меня. Мне отчаянно был нужен новый материал. Когда Джонни отладил наконец весь комплекс и появилась возможность записывать тебя непрерывно, мы просто не могли не попробовать, что получится А если бы ты знала заранее, ничего бы не вышло. Так нельзя испытывать новую аппаратуру. И потом, ты все-таки знала про новый передатчик…
— Как долго?
— Чуть меньше месяца.
— А Стюарт? Он один из твоих людей? Он тоже транслирует? Ты нанял его, чтобы… чтобы он любил меня? Да?
Херб кивнул. Она отдернула руку и отвернулась от него. Он встал и прошел к окну.
— Ну какая тебе разница? — закричал он. — Если бы я познакомил вас на каком-нибудь приеме, ты бы об этом даже не думала. Какая тогда разница, если я сделал по-своему? Я знал, что вы понравитесь друг другу. Он умен, как и ты, любит все то же самое. Он из такой же бедной семьи. Все говорило о том, что вы поладите.
— О, да. Мы поладили, — сказала она, думая о чем-то своем, и потрогала пальцем кожу под волосами, где должны были остаться шрамы.
— Все уже зажило, — сказал Джон, и она посмотрела на него так, словно забыла, что он еще здесь.
— Я найду хирурга, — произнесла она, вставая. Пальцы ее, сжимающие бокал, побелели. — Нейрохирурга…
— Это новый процесс, — медленно произнес Джон. — Извлекать передатчик опасно.
— Опасно? — Она смотрела на него не отрываясь Он кивнул.
— Тогда это сделаешь ты.
Джон вспомнил, как в самом начале работы развеивал ее страх перед электродами и проводами. Страх ребенка, который боится неизвестного и непознаваемого. Снова и снова он доказывал ей, что она может ему верить, что он не лжет ей. И он не лгал ей тогда. Теперь в ее глазах светилась та же самая вера, та же непоколебимая убежденность. Она поверит ему. Она примет все, что он скажет, не усомнившись. Херб сравнивал его с сосулькой, но он был не прав. Сосулька бы расплавилась в ее огне. Скорее сталактит, приобретший свою форму благодаря векам цивилизации, формировавшийся слой за слоем, пока он не забыл, что такое гибкость, забыл, как выпускать наружу движения души, которые он чувствовал в твердеющей пустоте внутри. Анна пыталась ему помочь, хотя все было тщетно, и она отвернулась от него, скрывая свою боль, но вера в человека, которого она любила, осталась. И теперь она ждала. Он может освободить ее и снова потерять, теперь уже безвозвратно. Или он может удерживать ее до тех пор, пока она жива.
В ее прекрасных серых глазах отражались страх и доверие одновременно. Но он медленно покачал головой.
— Я не смогу, — сказал он. — Никто не сможет.
— Понятно, — пробормотала она, и ее взгляд потемнел. — Значит, я умру? И у тебя, Херб, получится великолепный сериал. — Она повернулась к Джону спиной. — Придется, конечно, придумать какой-то сюжет, но для тебя это несложно. Несчастный случай, необходимость срочной операции на мозге, и все, что я чувствую, пойдет в эфир к маленьким несчастным ничтожествам, которым никогда не понадобится такая операция. Блестяще! — произнесла она с восторгом, но глаза ее стали совсем черными. — Короче говоря, все, что я делаю, начиная с сегодняшнего дня, пригодится в работе, так? И если я убью тебя, это будет просто новый большой материал для редакторов. Суд, тюрьма, все очень драматично… Но, с другой стороны, если я убью себя…
Джона знобило: что-то холодное и тяжелое, казалось, заполняло его целиком. Херб рассмеялся.
— Сюжет будет такой, — сказал он. — Анна влюблена, искренне и глубоко. Все знают, как глубока их любовь, они это просто чувствуют, как ты понимаешь. Но вскоре она застает его, когда он насилует девочку, подростка. Стюарт говорит ей, что между ними все кончено. Он любит маленькую нимфетку. В порыве отчаяния она кончает с собой. Ты транслируешь целую бурю эмоций сейчас, да, крошка? Ладно, это неважно. Когда я буду работать с этой сценой, я сам все узнаю.
Она бросила в него стакан, и Херб, ухмыльнувшись, пригнулся. Кубики льда с дольками апельсина разлетелись по всей комнате.
— Бесподобно, крошка. Немного старомодно, но все равно замечательно… Когда они оправятся от потери, это придется им по вкусу. А они оправятся. Они всегда забывают. Интересно, что на самом деле испытывает человек, умирая?
Анна закусила губу и медленно села, крепко зажмурив глаза. Понаблюдав за ней некоторое время, Херб продолжил еще более радостным тоном:
— Мы уже нашли девочку. Если ты дашь им смерть, ты должна дать им и новую жизнь. Уйти с шумом и начать с шумом. Девчонку мы назовем Золли — будет настоящая история про Золушку, — они ее тоже полюбят.
Анна открыла глаза, черные и помутневшие. Она Испытывала такое напряжение, что Джон почувствовал, как сжимаются его собственные мышцы, и усомнился, сможет ли он выдержать запись тех эмоций, что она сейчас транслирует. Его охватило возбуждение, и он понял, что непременно воспроизведет запись, прочувствует ее целиком, всю смесь ярости, сдерживаемой невероятными усилиями, страха, ужаса or того, что она может отдать им на смакование смерть, и, наконец, отчаяния. Он узнает все.
