Посланец небес - Ахманов Михаил Сергеевич (читать книги регистрация TXT) 📗

Две ночи Тревельян провел в лесу. Днем ехал вдоль дороги по просекам и полянам, перебирался через ручьи и мелкие речки, огибал утесы и нагромождения каменных глыб и слушал, что говорят барабаны и трубы на сигнальных вышках. В Империи и сопредельных странах был принят универсальный код для передачи сообщений, однако имелись и секретные, не все из которых расшифровали и описали эксперты Фонда. Но таких посланий Тревельян не уловил; все были понятны, все касались повседневных дел, и ни в одном не прозвучал приказ поймать сбежавшего рапсода. Видно, Тасман не ошибся: Ночное Око решало проблемы по-тихому, не сообщая о них всему миру грохотом барабанов.

На третий день, когда до Мад Дегги оставалось километров сто двадцать, Тревельян выехал к большому селению, окруженному полями, плантациями пряных трав и рыбными садками, целой системой водоемов, соединенных с довольно полноводной речкой. Дорога тут взбиралась на мост, за которым нашелся постоялый двор с харчевней, а поблизости – неизменная сигнальная вышка с двумя десятками солдат под командой туана. Решившись рискнуть, Тревельян снял со своего скакуна седло и упряжь, разыскал в седельной сумке плащ, сделал тючок и, набросив уздечку на шею Даута, вывел его на дорогу. Воины, наемники-безволосые в легких панцирях и шлемах, даже не поглядели на него, офицер покосился на коня, но не окликнул и не велел подойти. Миновав ворота постоялого двора, Тревельян оставил лошадь у коновязи и сел на лавку под полосатым тентом. Кроме него, тут ожидали трапезы два хмурых нобиля, ехавших, очевидно, по делам службы – оба при мечах и кинжалах; их колесница с каурым жеребчиком стояла неподалеку. Жеребчик был так себе. Даут покосился на него, раздул ноздри и презрительно фыркнул.

Не прошло и минуты, как появился хозяин с подносом, оделил нобилей яствами и кувшином пибальского и шагнул к Тревельяну:

– Чего желаешь, почтенный?

– Того же, что у тех господ. – Перед нобилями дымилась горка свежих пирожков. – Еще зерна для моей лошади, а мне – вина, только не пибальского, а торвальского. Да, и свежих фруктов моему шерру!

Последнее нобили, кажется, расслышали. Выглядевший постарше повернул голову, окинул Тревельяна пристальным взглядом, поглядел на Даута и раскрыл рот. Затем уставился на Грея, дремавшего на хозяйском плече.

«Похоже, тебя ожидали, малыш, и уже признали, – проинформировал командор. – Лошадка их смутила. Рапсод с лошадкой им не нужен, а нужен тот, который со зверюшкой».

«Думаешь, эти из Ночного Ока?»

«Не исключаю. Боевые ребята, и с оружием! На ликвидаторов похожи».

Обслуживали в харчевне с похвальной быстротой: не успел Тревельян и глазом моргнуть, как во двор выскочил парень с корытом зерна, миловидная девица подала фрукты, оранжевые паа, а хозяин притащил кувшин с вином, серебряную чашу и пирожки. Унюхав еду, Грей проснулся, перебрался с плеча на стол и сел там на задних лапках, поводя мохнатой мордочкой и, вероятно, решая, с чего начать, с пирожков или с фруктов. Нобили, не скрываясь, разглядывали Тревельяна с его зверьком и шептались. У того, что постарше, были резкие хищные черты и необычное ушное украшение – свернувшаяся кольцом змея из малахита.

Тревельян, оголодавший после лесной сухомятки, навалился на пирожки. Приготовили их отменно.

– У тебя, почтенный, хороший конь, – молвил хозяин. – Что же ты идешь пешком?

– Хороший, но с норовом. Озлился, понес, разбил возок! Пришлось бросить. Сам едва жив остался.

– С таким жеребцом не всякий справится, – кивнул хозяин, глядя, как Даут хрупает зерно.

– Не всякий, – согласился Тревельян. – А я возничий неопытный.

Он выпил вина из серебряной чаши и решил, что это все-таки торвальское, хотя не лучший сорт. Хозяин собрался что-то сказать, но тут его окликнул нобиль с малахитовой змеей:

– Ты, сын черепахи! Почему мы пьем из глиняных чаш, а этот рапсод – из серебряной?

– Потому, мой господин, что он заказал торвальское, которое втрое дороже пибальского.

Лицо нобиля налилось кровью.

– Ты уверен, что этот бродяга заплатит за вино?

Не говоря ни слова, Тревельян полез в кошелек, вытащил золотой, поглядел на него, бросил обратно и достал два серебряка. Царская плата! Бык в Семи Провинциях стоил восемь серебряных монет.

– Этого хватит, почтенный хозяин?

– О, ты щедр, мой господин! Клянусь богами!

Нобиль яростно дернул бакенбарду и сказал, обращаясь к приятелю:

– Мир рушится! Бродяга-рапсод пьет из серебряной чаши и золотом бренчит, а у знатных людей вино в глиняных кружках… Чтоб ему в бездну провалиться! Эй, потомок паца! Неси нам тоже серебряные кубки!

Хозяин подмигнул Тревельяну, затем с постной рожей повернулся к соседнему столу:

– Прости, благородный, но я бедный человек, и у меня одна серебряная чаша. Для тех, кто пьет торвальское.

«Сейчас они к тебе прицепятся, – заметил командор. – Из-за вина, из-за чаши или…»

У коновязи жалобно взвизгнул жеребчик. Он полез к корыту с зерном, но Даут не любил таких вольностей и цапнул его за холку. Потом добавил передним копытом. Хорошо добавил – каурый шарахнулся в сторону и дернул колесницу. Из нее посыпалось всякое имущество, арбалеты, связки стрел и небольшой сундучок.

Младший нобиль бросился успокаивать лошадь, старший медленно поднялся, положив ладонь на рукоять меча. Кажется, он был доволен – по его лицу блуждала улыбка.

– Эй, рапсод! Твоя кляча изуродовала моего коня! А еще я вижу, что мой сундук треснул!

– Ну, и чего ты хочешь? – спросил Тревельян, доедая пирожки.

– Ровным счетом ничего. Просто заберу твоего мерина, в компенсацию за убытки.

– Я заплачу. Сколько?

Он вытащил кошелек, который, заботами Тасмана, чуть не лопался от денег. Глаза нобиля жадно блеснули.

– Можешь заплатить, но мерина я все равно заберу.

– Тогда не получишь ничего. – Последний пирожок исчез во рту Тревельяна. Он глотнул вина и сказал хозяину: – Ты мудрый человек, раз держишь серебряную чашу для достойных людей, для тех, кто пьет торвальское и может за него платить. А нищим сгодятся глиняные кружки.