Куб со стертыми гранями - Ильин Владимир Леонидович (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Звуковое сопровождение на всех экранах квадратора было приглушено до невнятного бормотания, и я включил режим выборочного прослушивания. При этом ячейки стали включаться поочередно, всего на несколько секунд, и обрывки смеха, плача, диалогов и монологов тут же наполнили мой кабинет.
Заложив руки за спину, я отвернулся от экранов и подошел к фальш-окну, на котором сегодня комп-дизайнер решил установить заставку в виде блестящих от дождя крыш Монмартра; вековых лип, с которых ветер срывает последнюю листву, и прохожих, шествующих по тротуарам под хрупким укрытием зонтиков. Комп словно знает, что мне нравится осенняя дождливая погода. Такой осени теперь почти не бывает: там, где климат регулируется людьми, почему-то принято поддерживать так называемое “золотое бабье лето” вплоть до “белых мух”…
Вдруг из-за спины до моего слуха донесся чей-то незнакомый голос, упомянувший Изгаршева. Я насторожился. Незнакомцу ответил другой голос, который явно принадлежал Теодору Драговскому, и это еще больше заинтересовало меня.
— … его звали Кин Артемьевич Изгаршев, кандидат социоматематических наук… — говорил незнакомец.
Пауза, в ходе которой звук перескакивал на другие мониторы, потом вернулся голос Драговского:
— … Значит, Кин тогда и вправду не стал убивать?..
Я подскочил к стене, сплошь состоящей из экранов, и пошел вдоль нее, разыскивая нужное изображение. Наконец, остановился.
Это была камера, установленная мною втайне ото всех — даже от Драговского — в помещении, где находилась Установка. Сейчас в ее кресле был виден человек, но, судя по его позе и оружию в руке, едва ли это был кто-то из реэдукируемых. Во всяком случае, лицо его было мне абсолютно незнакомо.
А Теодор сидел скромненько на стульчике у противоположной стены, и аппараты связи лежали у его ног. Хоть он и не был связан, но выглядел именно как пленник.
Что же, черт возьми, там происходит и кто этот тип, которому известен Кин Изгаршев?!..
Я ткнул клавишу селектора, и когда на экранчике нарисовалось лицо эдукатора Топсона, дежурившего по Пенитенциарию, без обиняков спросил его:
— Почему в Пенитенциарии находятся посторонние? Как вы умудрились пропустить в служебные помещения какого-то типа, да еще и с оружием?!..
Топсон побледнел, но не испугался.
— Это не посторонний, Прокоп Иванович, — сказал он. — Это представитель Щита хардер Лигум… А оружие… я же не имею права разоружать хардера!..
Хардер? У меня под носом хардер допрашивает моего эдукатора, а я об этом и ведать не ведаю?!..
У меня даже дыхание перехватило от столь вопиющего факта.
— Но почему… какого черта вы мне об этом сразу не доложили, Топсон? — взревел я. Хорошо, что мы общались по видеоселектору, иначе я бы, наверное, разорвал этого остолопа на мелкие кусочки.
Дежурный кротко поморгал белесыми ресницами.
— Потому что так распорядился хардер Лигум, — невинным тоном сообщил он.
Тяжело дыша, я перевел дух.
— Всё с вами ясно, Топсон, — сказал наконец я. — Раз вы предпочитаете подчиняться хардеру, а не мне, то с завтрашнего дня вы свободны… Надеюсь, вас охотно возьмет к себе на службу хардерский Щит!..
И выключил селектор.
Потом перевел изображение, транслируемое из комнаты Установки, на экран настольного комп-нота и уселся поудобнее…
В общем-то, ситуация как нельзя лучше олицетворяла раскладку сил на мировом театре скрытых военных действий. Щит и Меч вели спор о том, каким должно стать будущее человечество, и спор этот с каждым мгновением грозил вылиться в открытое противостояние, а Когниция в моем лице наблюдала за развитием конфликта, выжидая удобный момент, когда следует вмешаться и одним махом уничтожить сразу двух противников…
На мой взгляд, Драговский выглядел явно слабее своего противника в диспуте о плюсах и минусах регров. Тем не менее, и доводы его оппонента меня не убедили. Глупцы, они были слишком категоричными в своих суждениях, не подозревая, что для истины никогда не бывает последней инстанции и что она обычно находится где-то между двумя противоположными суждениями!..
В самом деле, ну нельзя же с пеной у рта спорить, например, плохо это или хорошо, что наша Земля вращается вокруг Солнца!.. Это все равно что воевать, как гротескные герои Свифта, из-за того, с какого конца следует разбивать вареное яйцо!.. Кстати, насколько мне не изменяет память, в тех же “Путешествиях Гулливера” изложен и весьма недурный рецепт преодоления подобных разногласий: “Все да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее”!
Поэтому, вместо того, чтобы разбиваться в лепешку, убеждая друг друга в преимуществах или недостатках чего бы то ни было, не лучше ли задуматься над тем, как довести явно отрицательные стороны до минимума, а положительные — до максимума?.. Иначе можно черт знает до чего докатиться и приписать открытие пороха и изобретение колеса дьяволу, а гильотину оценивать как самое действенное средство от насморка!..
Тем не менее, я беспристрастно следил за развитием диспута до тех пор, пока оба спорщика не поднялись с насиженных мест на ноги.
Тогда, выдвинув нижний ящик стола, я взял оттуда покрытый пылью “фиат”, доставшийся мне в наследство от бывшего хозяина этого кабинета. Мой предшественник скончался от инфаркта в день своего полувекового юбилея. Я не знаю, зачем ему был нужен этот старенький револьвер — может быть, профессор в душе опасался содержавшихся в ячейках Пенитенциария — но теперь он мог мне пригодиться…
Конечно, оптимальным вариантом развития конфликта между хардером и Драговским для меня было бы их взаимное истребление. Этакая аннигиляция двух частиц с противоположными знаками… Но надеяться на это было бы смешно. Победителем окажется один из них, и, скорее всего, им будет этот Лигум. Все-таки он лучше подготовлен, чем мой Теодор, да и в его распоряжении — оружие, а за Драговским — лишь слепая сила эмоций… “безумство храбрых”, как сказал один российский писатель в начале двадцатого века…
Проверив наличие пуль в магазине “фиата”, я взвел курок, снял револьвер с предохранителя и положил его в боковой карман пиджака, который надел на себя, не застегивая…
Так, с рукой в кармане, подобно персонажу шпионского боевика, я проследовал по коридорам и переходам туда, где располагалась Установка. Надвинутой на глаза шляпы и поднятого воротника мне только не хватало в тот момент!..
К счастью, в отростке коридора, где была расположена Установка, никого не было. Держа наготове идентификационную карточку, я уставился на крохотный экранчик наручного комп-браслета, на который переключил трансляцию перед тем, как покинуть кабинет.
Больше всего я опасался увидеть, что всё уже кончено, и Драговский лежит на полу в луже крови, а хардер крушит из своего диковинного оружия Установку. Но противостояние лишь достигло своей высшей точки.
— Нет, — говорил эдукатор, словно сомнамбула двигаясь прямо на ствол нацеленного в него пистолета. — Я не сяду!.. Стреляйте в безоружного, если сумеете это сделать! Убейте меня! Но уничтожить Установку я вам не дам!..
Самое странное заключалось в том, что хардер почему-то не стрелял в Теодора. Болван, неужели он усомнился в целесообразности ведения непримиримой борьбы за всеобщее благо?..
А потом Драговский внезапным прыжком вдруг сбил Лигума с ног, и когда они покатились по полу, а на экранчике всё сразу смешалось, я вставил карточку в прорезь идентификатора и достал из кармана револьвер…
Когда я ворвался внутрь, ситуация переменилась коренным образом.
Лигум почему-то опять оказался в кресле Установки, и по его лицу текла кровь из рассеченной брови, но он и не думал вытирать ее. А в двух метрах от него, сжимая обеими руками то оружие, которое раньше было у хардера, спиной ко мне стоял Драговский, и по его напряженно застывшей спине я понял, что еще миг — и он выстрелит.
Времени на раздумья у меня не было. Нельзя допустить, чтобы Драговский одержал верх в этом поединке. Потому что тогда он, если судить по его высказываниям в диалоге с Лигумом, умчится в прошлое, где отыщет и убьет Изгаршева, которого по-прежнему полагает убийцей своей дочери. И тогда все мои усилия последних месяцев полетят псу под хвост, а Когниция лишится информатора в стане Меча!..