Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 2 (ЛП) - Земянский Анджей (серия книг TXT) 📗
Это все сон, облегченно подумала она. Это отразилось на ее лице.
- Не обольщайся, малая, это реальность. Я такой же реальный, как Майкл Корлеоне, и как ты сама. А точнее – такой же нереальный. Это же рождественская ночь, ночь чудес...
Он похотливо хихикнул.
- Звери говорят людскими голосами, Санта Клаус таскает подарки. Только лишь в эту ночь. А вот это...
Он поднял револьвер, рукоятка которого была обклеена специальной пленкой. Отпечатков не останется, беспомощно подумала она... Господи Иисусе, да что я... Ведь... Ведь он сейчас...
- Ну да, - из глаз Николая исчезли веселые огоньки. – Сейчас я тебя прикончу...
Он сплюнул.
- Прикончу, и за работу... Блин, как же я ненавижу ночь на Рождество.
Вновь она глядела в вылет ствола, на сей раз он целился между глаз. Маленькая, черная дырка на конце цилиндра глушителя. Интересно, какая же это сволочь так хорошо вела себя, чтобы заслужить глушитель под ёлочку?
Ствол опустился, теперь он нацелился между грудей, маленьких, едва видимых девичьих грудей. Словно загипнотизированная, Аня всматривалась в исхудавшее лицо Санты, видела, как его язык неспешно облизывает узкие губы.
Короткая, доходящая до средины бедер рубашонка, маленькие, съежившиеся соски, просвечивающие сквозь тонкий материал. Настолько тонкий, что просвечивают трусики. В глазах Николая блеснуло нечто, напомнившее дядьку-педофила. Он еще раз облизал губы. А может сначала...
Она уловила его взгляд. И вместо страха появилась злость.
- Ну, стреляй! Делай свое и сматывайся!
Она не помнила, из какого это фильма.
Ствол вновь был направлен между глаз. Она его разозлила.
- Ладно, малая, не забывай, это только бизнес. Ничего личного.
Левой рукой она нащупала что-то на столике. Угловатые формы пепельницы. Тяжелой, хрустальной – дядька притащил после последнего взлома, никак не мог отучиться оставлять добычи дома. Заболтать, потянуть время...
- А...
Нажим на спуск сделался легче. В глазах Николая появилось нетерпение.
- Слушай, малая, у меня нет времени, работа ждет. Подарки надо развезти... Ладно, знаю, последнее желание... Только скорее.
Он опустил руку с оружием.
- Повязки на глаза у меня нет, - прибавил при том. – А сигареты детям вредны...
Тут он злорадно захихикал.
- Хоте... – засохшее горло не слушалось. Не смогу, отчаянно подумала она, не скажу. Ни звука не издам. Пускай уже все это заканчивается. В пустых глазах Санты блеснули злые огоньки.
- Ты только не уссысь, - добродушно посоветовал Николай.
Издевка подействовала.
- Вот скажи мне... – о чем же его спросить? Про что?
- Вот скажи... скажи, как ты входишь в дом, где нет дымовой трубы? – неожиданно выпалила она. Сама не знала, с чего это ей пришло в голову, такой уж любопытной никогда не была. Пальцы стиснули пепельницу.
О чудо, Санта явно смешался. Он еще больше опустил револьвер, отвел взгляд.
- Следующий вопрос, - буркнул он.
- Э нет! – с триумфом воскликнула Аня, зная, что случайно попала. – Это же последнее желание, ты обязан ответить! Таковы принципы!
Она этого не знала, выстрелила вслепую. И вновь попала.
- Принципы им... – буркнул Николай. – Но ведь это же служебная тайна...
- Погоди, какая еще тайна? – по-кошачьи фыркнула она. – Ты же и так меня убьешь... Говори, или...
Черт, попала же, малая, вредная сучка. Знает же, что ответить обязан. Чтоб ее...
- Какой там был вопрос? – Теперь уже он хотел потянуть время, хотя и не знал, а зачем.
- Как ты входишь в дом, где нет дымохода?
Тот помолчал, отводя глаза от ее настойчивого взгляда.
- Через сральник, - выпалил наконец. Худые щеки побагровели. – Через сортир! Потому так вас, говнюков, и ненавижу! И работу эту ненавижу!
Он поднял взгляд, опоздав на мгновение, уловил лишь блеск летящей пепельницы, радужное сияние ёлочной гирлянды. Он был быстр, успел нажать на курок; револьвер выпалил, тихонько кашлянув, со стенки посыпалась штукатурка и обломки бетона. Револьвер на паре метров сносил на добрые полметра вправо и вверх, мама Корлеоне всегда любила делать покупки на распродажах.
Пепельница трахнула Санту в лоб и рассыпалась на мелкие осколки. Еще до того, как те упали на пол, девочка рванула в сторону. Лишь бы добежать до дверей, выскочить на лестничную клетку... Грохнулась навзничь, попробовала вскочить.
Он стоял над ней, снизу выглядел огромным. По худому лицу стекала кровь из рассеченного лба. Шапочку с помпончиком где-то потерял и теперь выглядел как вылитый Осама.
- Не хотела по-доброму, будет по-плохому, - глухо произнес он. – Теперь будет в пузико, в желудочек или там в печеночку. Сказать ничего не успеешь, умрешь еще до того, как тебя найдут. Но не скоро...
Он поднял револьвер. Аня уже хотела закрыть глаза, как вдруг...
- Э, на это меня не обманешь, - смех прозвучал словно сдавленный хрип. – Только не на эту древнюю штучку, только не на взгляд за мою спину. Нет там нико...
Фонтан крови вырвался из груди Санта Клауса, вместе с обломками кости хлестнул по лежащей девочке. Ее крик утонул в грохоте очереди; комната, вместо запаха расплавленного воска, заполнилась смрадом пороха. В звон колокольчиков ворвались звучные удары падающих на пол гильз.
- И что ж ты, блядюга, знаешь про то, как убивают, - сказал кто-то. Николай еще стоял, но колени под ним уже подломились. Он упал рядом с Аней, рядом с ее лицом. Она могла глянуть прямо в глаз, сейчас уже мертвый и пустой. Узкие губы приоткрылись, струйка крови потекла на серебристую бороду.
Казалось, что это длилось очень, очень долго, прежде чем смогла подняться. Потому же этого не помнила. Первое, что впоследствии могла призвать из памяти – это полноватый мужчина с румяными щеками, в красной шапочке с помпончиком, с серебряной бородой, с прозрачными, синими глазами.
Синими и холодными.
Красная шуба, отороченная белым мехом, была раскрыта. Из-под нее выглядывал ствол с характерной газовой трубкой. Калаш.
- Ты кто такой, холера ясна? – спросила Аня, когда уже могла выдавить из себя эти несколько слов.
Незнакомец усмехнулся.
- Меня зовут Мороз, - ответил он. – Дедушка Мороз.
Он нежно гладил ее по голове. Сейчас ее трясло, на ногах устоять не могла. Губы, выгнутые подковкой, дрожали, словно у обиженной девочки. Которой, по сути своей, она и была.
Дед гладил ее, и в этом не было ничего от липких прикосновений дядьки – педофила или других дядюшек, что были раньше. Вдруг ей захотелось прижаться к широкой груди, выплакаться. Вдруг он застыл.
- Знаешь, я ведь не Пиноккио. Не деревянный, - пояснил тот, видя брошенный искоса, любопытный взгляд. Поднялся.
Давно уже хотел достать сукина сына. Уж слишком он расходился, особенно, когда у нас настали тяжелые времена. Привесли этого, МакДональда, а теперь еще и этого. Ну, тем не менее, удалось, благодаря тебе.
- Благодаря мне? – спросила, уже начиная успокаиваться.
- Ну да! А ты молоток! Придержала его, так что я смог успеть.
Аня встала. Он не был высоким, могла заглянуть прямо в синие глаза.
- А ты тоже молоток, - заигрывая, сказала она. – Где научился так стрелять?
Тот смешался, непонятно, то ли под ее взглядом, то ли услышав вопрос.
- Афганистан, - буркнул через пару секунд. – Знаешь, когда ты без работы, так за разные вещи берешься. А моджахедов в тюрбанах я не любил, подарков не дают.
Он закрутился на месте, улыбнулся. И когда так вот прищурил глаза, то выглядел точь в точь как добродушный Дедушка Мороз на новогодней елке для детей членов профсоюза.
- Ну да, подарки... – опечалился он. – Черт подери, я же обязан тебе чего-нибудь дать, только понимаешь, когда идешь на операцию, мешка не берешь... Ладно, пускай будет три желания.
Целых три, подумала Аня. Или всего лишь три...
Ковер-самолет, на котором улечу из этой долбаной малины. От всей этой вони, зассанного подъезда, одних и тех же фильмов. И от дядек.... Ладно, это будет первое...
