Путевые записки эстет-энтомолога - Забирко Виталий Сергеевич (книги онлайн txt) 📗
Я оттолкнул Кванча, сел и начал самостоятельно расстегивать комбинезон непослушными пальцами. На случай прямого контакта с акартышами инструкция настоятельно рекомендовала избавиться от одежды и принять душ из слабого раствора аммиака.
Тана протянула руку, чтобы помочь, но я отстранился.
— Хватит одного зараженного, — сказал я, еле ворочая непослушным языком. Происходящее воспринималось заторможенно и отстраненно, как будто сознание наблюдало за телом со стороны и с трудом управляло им. — Организуйте лучше душ…
Пока я раздевался, Кванч вырубил трехметровый отрезок полой лианы, проткнул толстую стенку корня-насоса и вставил в дырку конец импровизированного шланга. Из другого конца толчками забила пресная вода.
— Мы готовы!
— Сейчас… — пробормотал я, снимая ботинки с самоцепляющимися подошвами, в которых можно ходить даже по потолку, и выбираясь из маскировочного комбинезона. Ногой отодвинул одежду и обувь в сторону и поднялся. Меня шатнуло, но я все же удержался на ногах.
— Начинайте, — вяло скомандовал я, рефлектор-но зажмуриваясь. Слизистую носоглотки обожгло настолько, что вряд ли когда смогу различать запахи, но это, как говорится, полбеды — попадание аммиака на сетчатку грозило полной слепотой.
Кванч направил на меня струю опресненной манграми воды, а Тана начала распылять в нее из баллончика аммиак. Холодный душ в жарком пекле тропиков Аукваны сам по себе приятная вещь, к тому же, учитывая мое состояние, помогал прийти в себя. Так бы и стоял. Вечно.
— Хватит аммиака, — наконец сказал я, — обмывайте чистой водой!
Поворачиваясь под струей, промыл глаза, основательно прополоскал носоглотку и попытался откашляться. В легких сипело, хрипело, обожженная трахея вызывала ощущение вставленной в горло жесткой трубки, и ничего у меня не получалось.
Внезапно Кванч отвел шланг в сторону и поднял вверх тонкую длинную руку.
— Тихо! — предостерегающе шикнул он и застыл, прислушиваясь. Только он мог различить в какофонии птичьих голосов мангрового леса посторонние звуки. — Егеря летят… Уходим! Быстро!
Он выдернул полую лиану из отверстия в насосном корне, залепил дырку древесным варом и юркнул в заросли нижнего яруса мангров.
— За мной!
С трудом соображая, зачем нужно бежать, я замешкался, и Тана подтолкнула меня в спину. И только тогда я устремился вслед за Кванчем, больше доверяя стадному инстинкту, чем заторможенному сознанию. Бег босиком по осклизлым корневищам гигантских мангров давался с трудом, ноги то и дело разъезжались, меня мотало из стороны в сторону, и если бы не Тана, поддерживавшая под руку, я либо сорвался бы между корней в болото, либо переломал ноги.
Сзади с шипением ухнуло, в спину ударила жаркая волна, и лишь тогда я понял, в чем заключалась опасность. Егеря Лиги защиты, возможно, разумных животных не церемонились с браконьерами, на период появления птенцов ногокрыла ставя всех трапперов вне закона и устраивая на них беспрецедентную охоту, словно на хищных зверей. Егерей не интересовало, что я охотился не на птенцов, а на взрослого ногокрыла-имаго, — они вначале стреляли, а затем разбирались, в кого. Если от траппера после плазменного удара что-нибудь оставалось.
— Погоди… Погоди… — задыхаясь от бега, попросила Тана. — Да остановись же!
Из последних сил она дернула меня за руку, и я, с трудом удержавшись на ногах, остановился.
— Сейчас… Сейчас… — Тана лихорадочно зашарила по карманам. — Надо накидку… Они видят тебя на тепловом сканере…
Она выдернула из кармана пакет, разорвала его и набросила на меня саморасправляющуюся пелерину, экранирующую инфракрасное излучение. Накидка тут же начала облегать тело, и пока ее структура еще находилась в аморфном состоянии, Тана быстро провела рукой по моему лицу, освобождая от ткани глаза и рот. Будто нос ребенку вытерла.
— Чего застряли?! — заорал Кванч, выныривая перед нами из зарослей. — Быстро за мной!
Он схватил меня за руку и увлек в заросли. И не успели мы сделать нескольких шагов, как то место, на котором только что стояли, превратилось в огненный столб.
Около часа мы с максимально возможной скоростью петляли по мангровым зарослям, чтобы высадившиеся с птерокара егеря не смогли взять след. Ведущий нас Кванч то и дело растворялся в рябящей в глазах ржаво-зеленой кипени сельвы, затем возникал из зарослей то слева, то справа, менял направление, затаскивал нас на средний ярус леса, где приходилось прыгать с ветки на ветку, вел мелководными болотами и все время поторапливал.
От суматошного бега я уже окончательно ничего не соображал. Не все ли равно, от чего погибнуть — от скоротечной саркомы Аукваны или от плазменного луча? Последнее даже предпочтительнее — мучиться не буду…
Как мы оказались в схроне — убежище, сплетенном из лиан между нижним ярусом мангровых зарослей и болотом, — не помню. Понял вдруг, что стою на дне громадной раскачивающейся корзины, вокруг темно, душно, и бежать никуда не надо. Сердце бешено колотилось, легкие, работая, как мехи, хрипели.
— Ложись, ложись в гамак… — суетилась вокруг меня Тана.
Я упал в гамак, потерянным взглядом обвел схрон и увидел, как Кванч сноровисто «зашивает» лианами входной лаз. Таких схронов в переплетении ходульных корней гигантских мангров Аукваны у каждого проводника браконьеров имелось не менее двух десятков, и были они настолько хорошо замаскированы, что егеря считали большой удачей, когда случайно их обнаруживали.
— Тише, тише… Успокаивайся… — шептала Тана.
Она присела рядом с гамаком и гладила меня по груди, по рукам. А я все никак не мог отдышаться. В груди угрожающе клекотало, я задыхался, обожженные аммиаком легкие отказывались принимать кислород. И вдруг жесткая трубка, в которую превратилась трахея, сломалась внутри со стеклянным хрустом. Я отчаянно закашлялся, и из горла полетели сгустки алой крови…
Очнулся я под вечер. Дышалось легко и спокойно, ничего у меня не болело, и лишь непомерная слабость напоминала о том, что произошло. Силы нашлись только на то, чтобы с огромным трудом приоткрыть чугунные веки.
