Фантастика 1979 - Севастьянов Виталий (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
И тут же — в другую, строго: — Его нету. Не зна… А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.
— Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно… Она одна была? Она кадрилась к тебе?
— Слушайте, я же ска… А вы не интонируйте, не интонируйте. Не знаю.
Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли ее начальник, спрашивает: «Твой бугор в яме?» И он тоже спросил Милку: — А бугор когда будет в яме? — Он вдруг что-то разозлился на эту Милку.
Милка мельком глянула на него.
— Что вы хотите? — спросила она.
— Я спрашиваю: когда бу…
— По какому вопросу?
— Нужна справка, что…
— Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.
— Мне… — Иван хотел сказать, что ему нужна справка до третьих петухов.
Милка опять отстукала: — Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой?
— Это пшено, — сказал Иван. И встал, и вольно прошелся по приемной. — Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка: «собачья радость на двух», «смесь козла с «грюндиком». Я спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к одному. — Иван все больше накалялся. — Но у тебя же — посмотри на себя — у тебя же нет румяна во всю щеку. Какая же ты невеста? Ты вот спроси меня — я вечный жених, — спроси, появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка спроси.
— Появилась охота?
— Нет, — твердо сказал Иван.
Милка засмеялась и захлопала в ладоши.
— Ой, а еще? — попросила ока. — Еще что-нибудь. Ну, пожалуйста.
Иван не понял, что «еще».
— Еще покажите что-нибудь.
— А-а, — догадался Иван, — ты решила, что я шут гороховый. Что я — так себе, Ванек в лапоточках… Тупой, как ты говоришь. Так вот знай: я мудрее всех вас… глубже, народнее. Я выражаю чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы пустые, как… Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни танцы-шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!..
Милка опять громко засмеялась.
— Ой, как интересно! А еще, а?
— Худо будет! — закричал Иван. — Ой, худо будет!.. Лучше вы меня не гневите, не гневите лучше!..
Тут в приемную влетел черт и увидел, что Иван орет на девицу.
— Тю, тю, тю, — испуганно затараторил черт и стал теснить Ивана в угол. — Чего это тут такое? Кто это нам разрешил выступать?… А-я-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий начитался, — пояснил он девице «выступление» Ивана. — Сиди тихо, счас нас примут. Счас он придет… Я там договорился: нас примут в первую очередь.
Только черт сказал так, в приемную вихрем ворвался некто маленький, беленький — сам Мудрец, как понял Иван.
— Чушь, чушь, чушь, — быстро сказал он на ходу. — Василиса никогда на Дону не была.
Черт почтительно склонил голову.
— Проходите, — сказал Мудрец, ни к кому отдельно не обращаясь. И исчез в кабинете.
— Пошли, — подтолкнул черт Ивана. — Не вздумай только вылететь со своими предисловиями, — Поддакивай, и все.
Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и метал.
— Откуда?! Откуда они это взяли?! — вопрошал он когото и поднимал руки кверху. — Откуда?!
— Чего ты расстроился, батя? — спросил Иван участливо.
Мудрец остановился перед посетителями — Иваном и чертом.
— Ну? — спросил он сурово и непонятно. — Облапопшли Ивана?
— Почему вы так сразу ставите вопрос? — увертливо заговорил черт. — Мы, собственно, давно хотели…
— Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?
— Разрушение примитива, — твердо сказал черт.
Мудрец погрозил ему пальцем.
— Озоруете! А теоретически не готовы. Нет, ну серьезно… — заулыбался черт на стариковскую нестрашную угрозу. — Ну тощно же смотреть. Одни рясы чего стоят!
— Что им, в полупендриках ваших ходить?
— Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадежно отстали? Вы скажете — мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают…
— Тут, очевидно, следует говорить не о моде, — заговорил старик важно и взволнованно, — а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали…
— Конечно! — воскликнул черт, глядя на Мудреца влюбленными глазами. — Конечно, о возможном положительном влиянии.
— Всякое явление, — продолжал старик, — заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Все дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается: моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию — все явление подпрыгивает и продвигается вперед, если раздражитель попал на тормозную — все явление, что называется, съеживается и отползает в глубь себя. — Мудрец посмотрел на черта и на Ивана. — Обычно этого не понимают…
— Почему, это же так понятно, — сказал черт.
— Я все время твержу, — продолжал Мудрец, — что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит «да», другая говорит «нет».
— Я видел явление о трех головах… — вякнул было Иван, но на него не обратили внимания.
— Ударим одну голову, услышим «да»; ударим другую, услышим «нет». — Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в черта. — Какую ударили вы?
— Мы ударили, которая сказала «да», — не колеблясь, ответил черт.
Старик опустил руку.
— Исходя из потенциальных возможностей данных голов, данного явления, голова, которая говорит «да», — крепче. Следует ожидать, что все явление подпрыгнет и продвинется вперед. Идите. И — с теорией, с теорией мне!.. — Старик опять погрозил пальцем черту. — Манкируете! Смотрите! Распушу!.. Ох, распушу!
Черт, мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу… Задом открыл дверь и так, с подкупающей улыбкой на мордочке, исчез.
Иван же как стоял, так упал на колени пергд Мудрецом, — Батя, — взмолился он, — ведь на мне грех-то: я научил чертей, как пройти в монастырь…
— Ну?… Встань-ка, встань — я не люблю этого. Встань, — велел Мудрец.
Иван встал.
— Ну? И как же ты их научил? — с улыбкой спросил старик.
— Я подсказал, чтобы они спели родную песню стражника… Они там мельтешили перед ним — он держался пока, а я говорю: вы родную его запойте, родную его… Они и запели…
— Какую же они запели?
— «По диким степям Забайкалья».
Старик засмеялся.
— Ах, шельмы! — воскликнул он. — И хорошо запели?
— Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло перехватило.
— А ты петь умеешь? — быстро спросил Мудрец.
— Ну как умею?… Так…
— А плясать?
— А зачем? — насторожился Иван.
— Ну-ка… — заволновался старичок, — вот что! Поедем-ка мы в одно место. Ах, Ваня!.. Устаю, дружок, так устаю — боюсь, упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь, от мыслей.
Тут вошла секретарша Милка. С бумагой.
— Сообщаю: вулкан Дзидра готов к извержению, — доложила она.
— Ага! — воскликнул старичок и пробежался по кабинету. — Что? Толчки?
— Толчки. Температура в кратере… Гул.
— Пойдем от аналогии с беременной женщиной, — подстегнул свои мысли старичок. — Толчки… Есть толчки? Есть. Температура в кратере… Общая возбудимость беременной женщины, болтливость ее — это не что иное, как температура в кратере. Есть. Гул, гул… — Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку. — А что такое гул?
Милка не знала.
— Что такое гул? — Старичок нацелился в Ивана.
— Гул? — Иван засмеялся. — Это смотря какой гул… Допустим, гул сделает Илья Муромец — это одно, а сделает гул Бедная Лиза — это…
— Вульгартеория, — прервал старичок Ивана. — Гул — это сотрясение воздуха.
— А знаешь, как от Ильи сотрясается! — воскликнул Иван. — Стекла дребезжат!
— Распушу! — рявкнул старичок. Иван смолк. — Гул — это не только механическое сотрясение, это также… утробное. Есть гул, который человеческое ухо не может воспринять…
